Серебряная свадьба - Мейв Бинчи

Десмонд решил, что зайдет в угловой магазинчик и поест у Суреша Патела. У них продается пицца, не ахти какая, в толстенной полиэтиленовой обертке и с непропорциональным соотношением основы и начинки. Ничего, сойдет. Или взять баночный суп и длинный батон с хрустящей корочкой? Он не мог вспомнить, продаются ли у мистера Патела готовые куриные ножки и крылышки, — а было бы неплохо.

В магазинчике было пусто, но самое удивительное — никто не сидел за кассой. В тех редких случаях, когда там не восседал, точно на троне, сам Суреш Пател, консультируя покупателей и управляя своей крохотной империей, это место всегда занимал кто-то другой: его безмолвная жена, которая ни слова не знала по-английски и могла пробить чек, лишь прочитав на ярлыке цену; иногда — очкастый, похожий на сову сын или бойкая маленькая дочь. Брат мистера Патела был неспособен к участию в семейном бизнесе.

Десмонд прошел по главному проходу и вдруг с головокружительным ощущением «дежа вю» понял, что на его глазах совершается налет. Происходящее казалось нереальным. Двое парней с дубинками, в кожаных куртках, били тучного брата Суреша Патела. Десмонду казалось, будто он смотрит футбольный матч по телевизору, и на экране прокручивают повтор интересного момента.

Старая подруга изжога напомнила о себе на этот раз так сильно, что он чуть не задохнулся.

Он отступил на два шага назад. Надо выскочить на улицу и поднять тревогу. И там, если уж начистоту, меньше вероятность, что налетчики схватят его раньше, чем он позовет подмогу.

Но не успел он тронуться с места, как услышал голос Суреша Патела, взывающего к парням с дубинками:

— Умоляю вас, умоляю вас, он слабоумный, он не знает ничего о сейфе! Нет никакого сейфа, есть деньги в вечерней кассе. Пожалуйста, не бейте больше моего брата!

Десмонд испытал новый шок, почти физическое ощущение в области живота, когда увидел, что рука мистера Патела как-то странно вывернута. Как будто над ней уже поработали дубинкой. И уже сломали.

Даже если бы Мэриголд не сказала ему тогда о людях, которые не совершают поступков, он бы все равно сделал то, что сделал. Десмонд Дойл, человек такой тихий, что его удалось выдворить из кабинета, когда он еще не пустил там корни, человек такой слабый, что вынудил юную австралийскую красавицу проливать слезы над его будущим, — он вдруг понял, как должен поступить.

Десмонд поднял стопку подносов, на которых еще утром лежал свежий хлеб, и мгновенно обрушил их на шею ближайшего налетчика. Парень, едва ли старше Брендана, шмякнулся на пол. Второй молодчик уставился на него безумным взглядом. Толкая его в грудь подносами, Десмонд стал оттеснять его к задним комнатам, где обитало все семейство Пателов.

— Жена ваша там? — прокричал Десмонд.

— Нет, мистер Дойл.

Лежащий на полу Суреш Пател посмотрел на него точно так, как киногерои смотрят на подоспевших спасителей. А брат Суреша улыбался от всего сердца.

А Десмонд все пихал и пихал, силы его будто бы удесятерились. За спиной у него послышались голоса, кто-то вошел в магазин. Покупатели!

— Скорей вызывайте полицию! И «скорую»! — прокричал он. — Здесь был совершен налет. Да шевелитесь же. В любом доме вам дадут позвонить.

Двое клиентов радостно убежали — им досталась безопасная роль в этом драматическом событии. Десмонд припер застекленным шкафчиком дверь комнаты, куда загнал ошарашенного парня в кожаной куртке. Спросил:

— Он оттуда не выберется?

— Нет. Мы поставили на окно решетки, сами понимаете, на тот случай, если что-нибудь такое…

— Вы в порядке? — Десмонд опустился на колени перед хозяином магазина.

— Да. Да. Вы убили его? — Он качнул головой в сторону распластавшегося на полу парня, который начал приходить в себя и постанывать.

Десмонд вынул у парня из рук железную дубинку и встал, готовясь нанести еще один удар, но тот был не в состоянии шевельнуться.

— Нет, он жив. Но отправится в тюрьму, клянусь Богом, он отправится в тюрьму!

— Может, и нет, но это неважно. — Суреш Пател попытался встать. Вид у него был растерянный и напуганный.

— А что важно? — желал знать Десмонд.

— Ну, мне надо знать, кто теперь будет работать за меня в магазине — вы знаете моего брата, и что моя жена не говорит по-английски, и я не могу просить детей не ходить в школу, а то они пропустят уроки и экзамены…

Десмонд услышал далекую сирену, вбежали двое молодых героев и сообщили, что полиция едет.

— Об этом не беспокойтесь, — ласково заверил Десмонд мистера Патела. — Все будет в порядке.

— Но как, как?

— У вас есть родственники, хотя бы дальние, тоже работающие в торговле?

— Да, но они не могут: у каждого свое дело, и все должно идти своим путем.

— Понимаю, но все-таки, когда мы отвезем вас в больницу, не дадите ли мне их координаты? Я могу связаться с ними.

— Это бесполезно, мистер Дойл, у них не будет времени… Они должны работать на себя. — В его больших темных глазах блестели слезы. — Нам конец. Все очень просто.

— Нет, мистер Пател. Я сам заменю вас в магазине. Вы только должны им сказать, что доверяете мне и здесь не будет никакого обмана.

— Вы не можете сделать этого, мистер Дойл. У вас большое положение в «Палаццо Фудз», вы просто говорите так, чтобы мне было легче.

— Нет, я говорю правду. Я присмотрю за магазином, пока вас не выпишут из больницы. Сегодня, конечно, нам придется его закрыть, вывесить объявление, но я позабочусь, чтобы завтра же, к обеденному перерыву, он снова работал.

— Как мне вас благодарить…

У Десмонда тоже слезы навернулись на глаза. Он видел: этот человек верит в него, как в Бога, в глазах Суреша Патела Десмонд Дойл — великий менеджер, который может все, что захочет.

Врачи, приехавшие на «скорой», были очень внимательны и заботливы. Сказали, что у потерпевшего, кроме руки, по всей вероятности, сломано еще ребро.

— Это может затянуться, мистер Дойл, — предупредил Суреш Пател, когда его положили на носилки.

— Время не имеет значения.

— Позвольте, я скажу вам, где сейф.

— Не сейчас, попозже — я навещу вас в больнице.

— Но ваша семья, ваши родные, они не позволят вам этим заниматься.

— Они поймут.

— А потом?

— Потом посмотрим. Не думайте об этом. Полицейские были совсем молоденькие, на вид — еще младше грабителей. Один явно младше Брендана.

— Кто тут главный? — Голос юного блюстителя порядка еще не обрел той уверенности, которая, несомненно, появится через каких-то два-три года.

— Я, — ответил Десмонд. — Десмонд Дойл, Розмари-драйв, дом 26. И я буду присматривать за магазином, пока не вернется мистер Пател.

5. ОТЕЦ ХЁРЛИ

Кроме сестры, отца Джеймса Хёрли никто не называл Джимбо, это было бы немыслимо. Мужчина шестидесяти с лишним лет, с седыми волосами и красивой головой, он держался с достоинством епископа, и, по мнению многих, епископский сан был бы ему более к лицу, чем многим из тех, кто его носит. Высокому и статному, ему бы пошла епископская мантия, а еще больше — кардинальский пурпур.

Но, увы, в Риме судили не по наружности, и имя отца Хёрли никогда не звучало в коридорах власти.

Не нашлось бы никого, кто сказал против него хоть слово. Его прихожане в нескольких церковных приходах графства Дублин души в нем не чаяли. Он вроде бы вполне поспевал за переменами, происшедшими в церковной жизни после Ватиканского собора,[7] но и вперед забегать не собирался. Тихими, ласковыми речами он умел успокоить самых консервативных и в то же время не брезговал прислушаться к мнению мирян. Не сказать, чтобы он стремился угодить «и нашим, и вашим», но, во всяком случае, старался сгладить острые углы и никого не раздражать.

А в графстве Дублин, где антиклерикализм широко распространился в среде либерально настроенной молодежи, это требовало большого мужества и искусства.

Он был не из тех священнослужителей, что выступают по телевидению в дебатах на всякие животрепещущие темы, — на экране он ни разу не появлялся. И не венчал известных атеистов, устраивая из церковной службы спектакль. Но и к духовенству старой закалки — тем, что отправляются в марте в Челтнем, набив карман пятифунтовыми банкнотами, и улюлюкают гончим во время охоты на зайцев, он не принадлежал. Отец Хёрли получил хорошее образование, много путешествовал на своем веку и обладал обходительными манерами. Нередко про него говорили, что он похож на профессора. Это была высокая похвала. И он посмеивался про себя, когда слышал по своему адресу комплимент, который у некоторых считался еще более высокой похвалой, — что он больше похож на англиканского приходского священника, чем на католического.

Складывалось впечатление, что Джеймс Хёрли спокойненько переходит из одного прихода в другой, не перемещаясь по лестнице карьеры ни вверх, ни вниз. Казалось бы, человек такого ума и красноречия просто обречен подниматься все выше и выше… Ан нет. Поговаривали, правда, что он и не стремился к повышению или особым выгодам. При этом его нельзя было назвать человеком не от мира сего, чуждающимся мирских радостей. Он ценил хорошие вина, любил полакомиться фазаном и омаром.