Последний патрон Чехова - Руслан де Хан

дрожь, я прикоснулся к заботливо отглаженной рубашке, под которой впервые разглядел спрятанное чёрное ядро. То самое магическое сердце у всех на виду, облепленное алой братской кутерьмой, что и отзывалась на истерику частички под сердцем у Хэджон.

— Всё это время ты сдерживал Смерть, а я даже не подозревал… но теперь я готов.

Полымя алой маны гневно срывало даже сизую браню, обжигая кожу пунцовым лизуном протуберанца, но, словно ожидая этих слов, брат перевёл взгляд на Хэ и впервые улыбнувшись, с облегчением унял безумство кутерьмы.

— Надеюсь, ты меня простишь…

Под стоны связанной Хэ, мои зрачки полыхнули в тот же миг, как брат незримо кивнул и закрыл глаза, а в мою душу ворвалась вся неистовая сила черной маны, заполняя душу бесконечным мраком искалеченных жизней тысячи миров…

Всего того, что убивало брата… и что, за трусость, заслуживал я.

И всё же, стоны за спиной перешли на задыхающийся плачь. Пламя алых завихров медленно растворялось в дыме прогоревшего паркета, а душа моего единственного родного человека наконец упокоилась в крошечном фрагменте под сердцем Хэ.

— Теперь…

Я не смог сказать, что отныне они всегда будут вместе. Слова просто застряли в горле, а взгляд так и не нашёл сил, чтобы посмотреть Хэ в глаза. И всё же… как бы не застилали их отчаяние и дым, я вновь почувствовал былой жар, а с ним и жгучую боль осквернённой кутерьмы, но за щелчком очутился там, где не было ненависти в каждом вдохе тлевшего паркета и взвеси испарённых слёз.

Поднабравшись от Чеки и чувствуя опасность волосками на затылке, Совесть не краснея отоврался перед маленькой девочкой в красной шапочке и завёл «папиного друга» за ближайший угол.

— Не ожидал так скоро. Всё в порядке?

Самый верный… единственный оставшийся брат стянул с головы семиклинку и растерянно забегал глазами по округе, словно высматривая скрытую камеру.

— А где Руслан Палыч?

От его слов по щеке пробежала непроизвольная судорога, а в глазах зрачки вскружились в пугающе жгучий сизый ураган, заставив глубоко вдохнуть и прикрыть глаза.

— Эта его дочь?

Я кивнул осевшему Евгеничу за спину, где весело резвилась наша, родная каждому, дочурка с подаренными «папой» шариком и сладкой ватой, а рядом шла милашка в скромной юбке до земли, но с улыбкой до ушей.

— И всё равно, ты и правда настоящая совесть…

От мысли о сто первом с его сундуком, пропахшим хлоркой и аммиаком, по траве под ногами заскакали огоньки, но мой единственный друг примял всё сапогом и прижался к стене, стоило протянуть к нему руку, из последних сил сдерживающуюся от сизого пламени.

— Даже если «первый» в стае…

За воротником отглаженной рубашки показалась цифра, которую я до последнего надеялся не увидеть. И всё же, зная себя, после Молодого, я уже не сомневался, кто стоял у всех нас за душой.

— Пойдём домой, Евгенич… чтобы не было с Чекой, тут он был бы рад.

Я со скрипом улыбнулся помрачневшему брату и аккуратно закрыл цифру накрахмаленной тканью, просто забыв, что было под ней за ослепляющими улыбками девчат.

— И это всё?

Совесть помахал дочурке и с плохо скрываемой тревогой, отстранился.

— Не думаю, что ты восстановил силы и отпустишь меня вот так просто. В конце концов, ты всегда был на крючке, и я хорошо справлялся. Сам знаешь… трон притягивает куда сильнее, чем весит сам. Или ты хочешь покончить со мной где-то ещё? Коли так, то дай хоть попрощаться…

Я не стал отвечать. Проводив девчонок взглядом до ларька с бесконечной очередью за эскимо, мне хотелось лишь молча раскурить последнюю беломорку и просто постоять. Молча проститься с излюбленным миром и сладким дымом ладанных свечей.

— Брат останется братом…

Наконец, я протянул Евгеничу сигарету и медленно положил руку ему на грудь, где тотчас засветилась сизая частичка моей собственной души, уже возвращённая захваченным Чекой.

— Даже если он продажная контра.

Примирительно стукнув брата в грудь, я кивнул на осчастливленных им девчонок, оставив частичку сердца там, где ей всегда и было место.

— Возвращайся домой, Совесть… и прощай.

Мир 17

Старая пыль взмыла в воздух, клубясь, словно раскуренная блажь. Кожаный переплёт истрескался почти до корешка, а бумага позеленела от сырости подвальной библиотеки. И всё же, спустя очередные сутки, треск изношенной книги, наконец, отдался мне не только горьковатой пылью на зубах и узором удивительно древних пиктограмм.

— Нашёл…

В темноте, видения преследовали всё чаще, но не смотря на мигрень и подвальную сырость, я впервые за всю сознательную жизнь был трезв умом, как никогда. Уже не думая о капитане, руки не считали времени и кропотливо перелистывали сотни страниц, наконец, найдя желаемое.

То, что позволит всё изменить и перевернуть осточертелый стол с устоявшейся игрой…

То же, что нашёл и Смерть.

— Прости, Чека…

Руки медленно налились свинцовой тяжестью маны, отдав сокровище магического мира тому, кто в дымке ладанных свечей, наконец, превратит всё это в сказки мира без безумства кутерьмы.

— Прости, что из-за меня стал «сожжённым крылом», но…

Тело вспыхнуло сизыми завихрами, раскидывая всё могущество магии в замирающий мир моей маленькой дочурки и милашки с улыбкой до ушей.

— Как ты и просил…

Я всем естеством ощущал, что время заспанного мира разгонялось, крутясь вокруг меня как на оси, набиравшего скорость, колеса, а с тела улетучивались просто адские протуберанцы плазмы из жизни тысячи миров, окончательно ломая устоявшийся порядок поматрошенной вселенной.

— Я дойду до конца!

С пошлым стоном, отыметое время уже дошло до грани в ласке сизой кутерьмы, поравнявшись с моим на стрелочках часов, а я закинул капсюль за щеку и щёлкнул пальцами, как в последний раз.

Стоило прогореть сизому топливу, как всё стихло. Даже не задумываясь, я снова щёлкнул, но уже не насилуя время, а по привычке изменяя ему с куда более отзывчивым пространством.

— В общем, не оплошай, янки, но будь осторожен. Следующий удар я уже не предотвращу…

Не успев обрадоваться успеху заклинания, вернувшему меня в собственное тело не на пятнадцать минут, как обычно, а на добрых трое бессонных суток в прошлое в обмен на всю мощь тысячи миров, как Руслана Палыча у меня на глазах вновь втянуло в чёрную волну маслянистого прибоя.

— Хрена с два!

Я что было силы сжал кулак и впервые в жизни позволил мане течь по телу и глазам, словно продолжению бурой кутерьмы.

— Ты хотел встречи, сволочь… ты её получишь.

Хоть заклинание с руной и обескровило магический запас, но я резко разжал