Поднебесная (сборник) - Александр Образцов

Жека. У вас ведь нет инструмента!

Барбара. Конечно. Инструмента. Какой пошлый, а?

Жека. Запомните: мужчина всю жизнь оттачивает инструмент ума, потому что ему всего надо добиваться – женщин, славы и куска хлеба. И это длится тысячи лет. А вы думаете, дали вам равноправие и вы тут же начнете наводить порядок. Фигушки! У вас есть самое сильное оружие, согласен. Но вы понимаете это слишком поздно, когда уже никто на улице не оглядывается на вашу попку. И вы тратите его примитивно, на конфетки и пряники.

Барбара. Мальчик, у тебя все дома?

Жека. Да! Мне хочется! Тебя конкретно! И я весь трясусь от этого хотения! И ты ведешь себя грамотно, заставляешь меня работать на пределе возможного! И я таким образом наращиваю мощность!.. Если, конечно, не сгорю.

Барбара. Ах, я, оказывается, выполняю свою роль. Оказывается, я помогаю этому щеночку превратиться в классного пса.

Жека. Классно! Барбара! Я мечтал о такой женщине с шести лет! Все понимает! Ничего не боится! Покрыта такой кожей!.. Готов пойти в рабство.

Барбара. Ладно тарахтеть. Ты скажи мне лучше, чем тебя не устраивает моя подруга.

Жека. Откуда я знаю? Почему нравится соленое, а не кислое?

Барбара. Допустим. А почему ты такой хам?

Жека. Не сдержался.

Барбара. Тогда я не понимаю, о чем нам дальше говорить.

Жека. И не надо понимать. Главное, что я все понимаю.

Барбара. Ну, давай. Расскажи нам, что ты станешь делать в ближайшие два года.

Жека. Пожалуйста. Я прилично говорю по-английски, сейчас изучаю французский и испанский. Через пару месяцев надеюсь стать спичмейкером на нашем знаменитом заводе холодильников. Потом неизбежно пойду по этой лестнице выше и выше.

Барбара. И все халдеем, халдеем?

Жека. А разве американский президент не халдей? Или папа римский?

Барбара. Женщины, естественно, тебя внесут на самый верх?

Жека. Не знаю. Женщины забирают много времени. Это нерационально.

Барбара. То есть только разгрузился и тут же побежал дальше?

Жека. Если угодно, то так. Можно потратить жизнь на какую-то глупую любовь. Например, к своей бедной парализованной маме. Сначала это будет красиво. А потом становишься уродом, злым и убогим. И лицемером. Зачем? Если есть заведения, где этой самой парализованной маме будет хорошо, а главное, она будет избавлена от невозможности благодарить? И ты проживешь свою жизнь по своим возможностям. Что, я не прав? Где здесь преступление? Здесь только неосязаемый нравственный долг. Но он действительно неосязаемый.

Зоя. Ой-е-ей-е-ей! Маму не трогай, пожалуйста. Потому что куда мне до мамы? Если ты и с мамой так четко разобрался… Нормально.

Жека. Это я фигурально выражаюсь, не надо меня ловить, птичка. Конечно, буду я сидеть около мамы, и сбегу, в конце концов, и буду приезжать на три дня, весь в соплях и в чувстве вины. Но это глупо, понимаете? Мир движется только на интеллекте. Точка. Сами выдумали Бога, сами его загрузили заповедями, сейчас коллективно пробуем себя, любимого, воспроизвести в бесконечность. Но в этот поезд, который сегодня отходит в сияющее будущее, все билеты проданы. Он уже летит, весь в огнях!

Со всеми посторонними старухами, кошками и племянниками. Но с ними он загремит в пропасть. В этом поезде должны быть только полезные люди.

Барбара. Голубые, что ли?

Жека. Там должно быть предельно отфильтрованное общество! Со строжайшим отбором! А не эти мордовороты!

Барбара. То есть, ты снова намечаешь передел собственности? Знаешь, чем пахнет?

Жека. Знаю. Но с каждым новым переделом состав избранных все избранней. В конце концов, мы придумаем систему, когда мордоворота просто обанкротят за то, что он мордоворот.

Барбара. А потом обиженные мордовороты соберутся и вырежут всех избранных. Что уже было, мальчик.

Жека. Если ты избранный, ты должен все просчитать. Все.

Барбара. И что же ты просчитал сегодня?

Жека. Все.

Барбара. Давай, бомби.

Жека. Не страшно?

Барбара. Мне? Страшно? Это тебе должно быть страшно. Или Зое.

Жека. Это если ты нас попрешь, да? Как бы «пошли вон». И мы с горя дружно отравимся газом?

Барбара. Ай-яй-яй. А уверял меня. И я поверила.

Жека. А Зое почему?

Барбара. А это если она тебя не стряхнет. Как липкое насекомое.

Жека. Ясно. (Пауза.) Встреча закончится так: Зоя будет с позором изгнана, я уйду, сохранив лицо. А ты, солнышко, будешь рыдать весь вечер. Так дешево тебя еще не разыгрывали.

Барбара. В смысле?

Жека. В смысле всех этих вымыслов.

Барбара. Чьих вымыслов?

Жека. Наших.

Барбара. Ты хочешь сказать…

Жека. А посмотри на Зоеньку.

Барбара (медленно). Зоя, вы все это разыграли?

Зоя рыдает.

Барбара. Но это… нехорошо. Нет. Я не верю. Ты ей мстишь. Иначе, зачем все это было делать?

Жека. Каприз художника. Ситуация была уже выиграна, но меня что-то взбесило. Не помню что.

Барбара. Ну, хорошо. Допустим. Но что вам надо было от меня?

Жека. Во-первых, московские связи. Во-вторых, войсковые командные учения. Для поддержания формы.

Барбара. Да. Слишком все было ловко. Пожалуй.

Зоя. Он все врет.

Барбара. Ну, не он один.

Зоя (достает деньги). Возьмите.

Барбара. Даже если это ложь, правду уже не отмоешь. (Берет деньги, прячет в сумочку.) И это достаточно мерзко. Все как-то гнусно. Давайте, ребята. В направлении дома.

Жека. Можно, я после нее?

Барбара. Нет, ты уходи первый. И можешь больше не появляться. Я не люблю таких шуток.

Жека, поразмышляв, уходит.

Зоя. Неужели вы…

Барбара. Тсс!

Тихо подходит к двери, распахивает ее. Жека едва не вываливается в номер.

Барбара. Ведешь себя все глупее.

Закрывает двери.

Барбара (достает деньги). Возьми обратно.

Зоя. Так вы не поверили? Правда?.. А я ничего доказать не могу! Ничего! Просто в отчаянии! Полная безнадежность! Как он мог такое придумать?

Барбара. Очень ловкий. Но, по-моему, сам не знает, зачем он это делает.

Зоя. Это-то как раз понятно…

Барбара. Ты имеешь в виду меня?

Зоя. Вас.

Барбара. Слушай, прекрати «выкать».

Зоя. Хорошо.

Барбара. Ты тоже очень ловкая, но от твоей ловкости испытываешь наслаждение.

Зоя. Он же сказал: кому-то нравится кислое, кому-то соленое.

Барбара. Нет. Здесь другое: кому-то нравится мутное, а кому-то светлое. Если бы не было тебя, он бы добился меня за полчаса.

Зоя. Ты когда говорила о нескольких тысячах… ты два нуля прибавила?

Барбара. А как тебе больше нравится?

Зоя. Мне нравится вообще без нулей.

Барбара. Я не понимаю… Тебе никогда не хотелось быть… ну – султаншей? и у тебя в гареме тысячи полторы мужчин?

Зоя. Да, это смешно. Только как ты сможешь изготовить евнухов.

Барбара. Не хотелось?

Зоя. Ты знаешь… Когда в августе наступают очень темные ночи со звездами, мне становится так одиноко. Просто нестерпимо. И мне казалось, что если рядом не появится он, который понимает тебя без слов, который реагирует на каждое твое движение души… то я умру от отчаяния. Вот. А появился Жека, который полмесяца лазил по ночам в мое окно и как раз в августе. Есть такое слово – надругался. Вот. Он надругался над моим одиночеством.

Барбара. А если бы я была с тобой в августе?

Зоя. Но это ведь другое! Причем тут это…

Барбара. Я ведь сказала: я тебя полюбила. А это не имеет никакого отношения к тому, чего ты боишься.

Зоя. Я не боюсь. Я просто знаю, что в августе, когда идешь среди садов по дорожке, тебя охватывает такое… такое мощное и грустное… что все гаремы и прочая чепуха даже в голову не придут.

Барбара. Я бы хотела с тобой погулять. Знаешь, раньше, в пятидесятые годы девушки ходили парами и шептались. Наверно, если не доводить это до секса, это очень волнует. Это называлось «девическая нежность». Но до секса – тоже неплохо.

Зоя. Я уверена, что женщина владеет летними вечерами. Ее кожей пахнет с полей, туманная река шепчет ее голосом, и ее руки касаются прохожих на деревянных тротуарах, во тьме… Мужчины становятся похожи на мальчиков, они так мечтают уткнуться лицом в колени… И со звездного неба светят женские глаза. И манят. Видимо, этот зов может довести до самоубийства.