Книга первая. Читатель - Харитон Байконурович Мамбурин

он! — шепелявый, но слегка подвизгивающий голос заставил меня поднять глаза от книги, — Это тот урод! Валите его, аники!!

Глава 8

Люди говорят

В моем мире лишь у очень малого числа юношей был шанс вырасти в полноценного мужчину, не испытав, по мере взросления, на себе силу этого самого мужчины. Воспитательные пинки и затрещины несли свою весомую роль в ходе образования нового человека. Про рабов и говорить не приходится, им всегда жилось несладко. Однако здесь, в просвещенном и полном роскоши мире этот важный момент становления мужа из мальчика был полностью утерян. Проще говоря, большинство подростков, взрастив в себе наглость и склонность к насилию, совершенно не понимают разницы между собой и зрелым, злым и не склонным к всепрощению мужиком.

Троицу идущих ко мне хулиганов, одним из которых был недавно избитый мной в парке пацан, двое заслуженных бойцов якудза сшибли с разбега, как шар в кегельбане сбивает кегли. Не успели те схватиться за ушибленные места, как переглянувшиеся Огава и Жирный, два шапочно знакомых мне представителя Сенко-гуми, похватали молодежь с тротуара и сноровисто потащили к небольшой речке, под мост. Благо было недалеко, я как раз шел по идущей вдоль реки дороге. Оглянувшись по сторонам и никого из свидетелей не заметив, я поспешил за ними.

— А, Кирью-сан, — оглянувшись, пропыхтел тащащий аж двух хрипящих парней Жирный, — Хотите у них что-то спросить?

Жирный был бывшим борцом сумо, так что массой обладал немаленькой, хоть уже и не дотягивающей до настоящего спортсмена. Два крепких японских дурака в его руках казались нашкодившими детьми.

— Да, Кирью-сан, спрашивайте, — поддержал его второй, старый приятель Жирного, — А то, когда мы с ними закончим, они будут не особо разговорчивы! И, кстати, извините за них! Не доглядели!

Утаскиваемые тут же заерзали сильнее.

— У меня вопросы вот к этому, — ткнул я пальцем в «своего» хулигана, — Видите, он слегка ушибленный? Это я его пару дней назад. В парке. А он снова в Аракаве, даже не отлежался как следует.

— И вас искал, — кивнул Огава, рывком поднимая старшего из молодых идиотов, а затем душевно впечатывая ему кулак под дых, — Да?

— Нет, не искал, — выбив пинком руку, на которую пытался опереться молодой бандит, я присел рядом с ним на корточки, — Это ведь не парк, Огава-сан. Он тут просто шлялся.

— Точно! — второй удар прилетел туда же, куда и первый, — Мы слышали. Вас, Кирью-сан, со спины-то и не узнали, а вот этих уродов видим не первый раз. Эй ты, у нас разговор был? Был, спрашиваю⁈

Еще удар. Но тому, кого держит Огава куда легче, чем второму, на которого уселся Жирный, молча доверив мне заботу о сопляке. Тот, кстати, и не рыпается, лишь пялится на якудза огромными перепуганными глазами.

Правильно делает.

Огава, кем бы он ни был раньше, был из людей, с малолетства занятых тяжелым физическим трудом. Кажется, он был связан с заготовкой каких-то морепродуктов. Невысокий и коренастый, он был увит жилами так, что по его телу можно было учить анатомию. Кроме того, из-за чего я испытывал к этому человеку некоторую симпатию, Огава всегда был очень основательным и педантичным, даже в выбивании чужой дури.

Не сказать, что я провёл в обществе силовиков якудза много времени, но иногда нам приходилось пересекаться. Вроде как сейчас — по общим интересам и зонам ответственности, в местах, где отсутствуют свидетели. Какие общие интересы у нелюбимого внука владельца додзё и местного клана якудза? Я просто подменял их бухгалтера, когда того сильно избили в веселом квартале Кабуки-тё.

Допрашиваемый попробовал ругаться, но Огава, явно собирающийся как можно скорее вернуться к охране Хиракавы, принялся его деловито избивать. Бил он резко, сильно, но аккуратно, чтобы не покалечить. На мой вкус работа была совершенно неэффективной. Синяки и боль быстро проходят, в отличие от человеческой злопамятности. Под звуки ударов принялся говорить бездельничающий Жирный.

— Мы их тут уже два раза перехватывали, — пропыхтел он, балансируя на кряхтящем парне, — Первый раз словами обошлись, второй раз Огава сунул этому придурку пару раз… но что-то до них не доходит, что на Аракаву соваться нельзя. Малахольные…

Покосившись на бывшего борца, я схватил мелкого за ухо, а затем резко выкрутил его почти до разрыва кожи. Парень завизжал поросенком, на что получил слабенький щелбан по еле заметному кадыку. Этого ему хватило, чтобы подавиться на короткое время, за которое, я его перевернул лицом вниз, попутно заломив руку, а затем, усевшись сверху, надавил ему ладонью на затылок. Если орёт, то пусть это будет в землю.

— Кто вас послал? — задал я вопрос пацану в здоровое ухо, — У тебя пять секунд на ответ.

Руку с его головы я не убирал, раскрыть рот он мог только для того, чтобы поцеловать траву, но на немедленный ответ я и не рассчитывал. Выждав достаточное время, чтобы организм подростка слегка адаптировался к повреждениям, нанесенным уху, я вжал его голову в землю еще сильнее, а затем вновь выкрутил ухо. Тело подо мной затряслось в конвульсиях сильной боли. Жирный наблюдал за происходящим, приоткрыв рот.

— Кто вас послал? — я не дал парню времени прийти в себя от боли, повторив экзекуцию. На третий раз достаточно было подождать на три секунды больше, чтобы он подал голос.

— Хаширакава! Хаширакава из Агео! — заскулил подросток.

Оба якудза тут же подобрались. Огава отшвырнул избитого парня, роняющего кровавую слюну из полуоткрытого рта, и пошёл ко мне.

— Мне это ни о чем не говорит. Подробнее, — взявшись за стремительно краснеющее ухо, я вовремя привстал с тела подростка, тот начал мочиться под себя.

— Это банда… банда! — неудачливого гопника била крупная дрожь, — Банда! Банда! Большая! Верь мне! Прошу! Верь! Верь! Умоляю!

— Мы знаем, кто такой Хаширакава, Кирью-сан, — негромко, кажется, даже с опаской пробубнил Жирный, — Нужно срочно доложить вакагашире!

— Вот телефон, — достав свою раскладушку, я перекинул его бывшему сумоисту, — Звони.

— А потом Дошире звони, — хрипло отозвался Огава, — Мы этих троих заберем на время.

— Нет! Не надо! — захрипел тот, с кого поднялся Жирный, — Мы всё поняли! Мы больше не придём в Аракаву! Клянусь!

— Можете их оставить мне, — я аккуратно выудил тощий бумажник допрошенного мной