Я тебя не отпущу (СИ) - Коваленко Марья (Мария) Сергеевна Solazzo

— У вас какой-то странный смех сегодня, — уложив Нику спать, замечает Катя. — Он похож на нервный.

— День был трудный. Работа, а потом еще здесь... авария. — Я старательно отвожу взгляд от барной стойки.

— Я так и подумала, — с серьезным видом кивает няня. — Иногда бывают такие дни.

— А что? — Не хочу играть ни в какие игры.

— Да ничего... — Катя опускает голову.

— Рассказывай.

— Собственно, нечего, — пожимает она плечами и все же расцветает улыбкой. — Этот дом... он такой новый, свежий. Здесь все такое сверкающее и блестящее. Никогда не жила в помещениях, где до меня никого не было. Где никаких чужих вещей, никаких безделушек от прежних хозяев. — Катя кусает губы, еле сдерживая смех. — Даже следов от ягодиц на глянцевой столешнице.

— Что?.. — закашливаюсь.

— Вы это... не волнуйтесь. Сантехники ничего не заметили. Я успела отполировать все до блеска.

— Катя... — Не нахожу, что сказать.

Весь вечер я ругаю себя за слабость, которую позволила с Климом, гоню из головы картинки, как порочно и сладко это было. А теперь оказывается, у моей маленькой тайны появился свидетель.

— Этот папа Ники... — Глянув на часы, Катя встает с дивана. — Не подумайте, что я вмешиваюсь, но... Знаете, мне нравится, как он на вас действует. Ни разу не видела, чтобы у вас глаза горели так ярко. А отпечаток... ваш друг Герман, конечно, красивый мужчина, только он слишком скучный, чтобы заставить женщину оставлять такие следы.

Глава 36

Глава 36

Следующим утром на меня наваливается столько текучки, что почти забываю о случившемся на барной стойке.

В семь неожиданно звонит мама и просит привезти им с отцом лекарства. В восемь Алексей присылает срочное письмо с коммерческим предложением по новому тендеру. А на «десерт», пока еду в машине, звонит один из прежних поставщиков и просит о встрече.

Пока разбираемся, когда же его принять и что он от меня хочет, я успеваю припарковаться у аптеки и показать фармацевту список препаратов.

Примерно так же провожу время у родителей. Мама проверяет названия и сроки годности на каждой упаковке, читает противопоказания, а я изучаю коммерческое предложение Фролова и вношу правки.

Почти никаких отличий от офиса. Никто не отвлекает вопросами о личном. Никто не требует привезти внучку, которую за два года видели лишь раз, и то случайно. Никто не заставляет слушать отчет о жизни соседей и дальних родственников.

После отъезда из родительского дома, на душе неприятный осадок — уже привычная горечь за Нику. Ни брат, ни мама с папой так и не приняли мою дочь. Вместо дяди и заботливых бабушки с дедушкой у Ники были няня, Герман и совершенно чужие люди, звонившие мне, когда нуждались в лекарствах, продуктах или деньгах.

Не самая веселая история. Какой-то уродливый второй сезон моего собственного детства.

К счастью, работа помогает справиться даже с такими невеселыми мыслями. За четыре часа в офисе от обиды не остается и следа. Я со спокойной совестью подписываю акты сразу по двум объектам, отправляю Алексея к новым заказчикам и решаю еще кучу других мелких вопросов.

После такого активного, хоть и короткого рабочего дня домой возвращаюсь уставшая, но довольная.

Вместе с Катей и Никой мы кушаем ароматный чечевичный суп — кулинарный эксперимент нашей няни. Обсуждаем новые проделки моей малышки. Затем я отпускаю Катю по ее делам и укладываю Нику на дневной сон.

У мамы в свое время не было возможности рассказывать мне сказки или петь перед сном песни: у нее вечно были какие-то важные заботы. То кандидатская, то докторская, то отчеты по конференциям. С Никой я наверстываю все, что не получила тогда. Лечу детскими сказками ту маленькую Диану, заполняю любовью все пробелы, которые остались от моих родителей.

Не спешу. Озвучивая разных героев, меняю интонацию, делаю паузы после каждой строчки. Порой наклоняюсь и целую Нику в лоб или щеки. Забыв обо всем на свете, так увлекаюсь, что не сразу замечаю большую серую тень в углу комнаты.

— Клим? — удивленно шепчу я, вставая с края кровати.

— Привет, — шепчет он так же тихо, с какой-то новой хрипотцой.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю уже в коридоре. — Ты ведь сказал, что не будешь приезжать. Дом только для нас... — Сердце заходится, поэтому последние фразы звучат скороговоркой.

— Я много чего говорил... и делал. — Клим аккуратно берет меня за руку. — Того, что не нужно было.

Он переплетает мои пальцы со своими и смотрит на них так, будто это что-то странное.

— Ты меня пугаешь...

Скольжу взглядом по породистому лицу. По двум морщинкам между бровей, по темным кругам под глазами, по плотно сжатым губам и колючей щетине.

Я видела этого мужчину разным. Злым и веселым, разочарованным и задумчивым. Помню мгновения удовлетворения и бешенства. Но никогда... даже в самых безумных фантазиях я не могла представить, что увижу его таким... Словно потухшим, растерянным.

— Опять какие-то неприятности? — уточняю, так и не дождавшись ответа.

— Нет.

— Что-то произошло? — Я нервно сглатываю. — Надеюсь, нам не придется снова переезжать.

— Не придется.

— Тогда...

Все так же молча, Клим опускает плечи и затем... опускается сам. Медленно, как старик.

Встав на колени, утыкается лбом в мои ноги. Вздыхает... тяжело, со свистом.

— Клим, пожалуйста... — Вздрагиваю.

От позы и этой странной обреченности пробирает до костей. Становится неуютно, душно и тревожно. Я снова чувствую все его эмоции, как и день назад, на кухне.

Тогда это было желание. Сейчас... хочу ошибиться.

Боль.

Клим поднимает голову и распахивает глаза. Вместо привычной голубизны там чернота.

— Я идиот, Диана.

— Ты... — Голос садится. — Ты очень умный, иногда слишком упрямый, но не идиот.

Ладони сами тянутся к его щекам. Загибаясь от волнения, я глажу подушечками пальцев скулы, касаюсь непривычной острой щетины, спускаюсь к подбородку.

Всегда знала, что Клим красивый. Еще в нашу первую встречу я почувствовала себя гадким утенком рядом с таким красавцем. Теперь понимаю, что он не просто красив — он совершенство. Идеальный результат селекции матушки-природы. Итог, ради которого она свела эгоистичную женщину-кукушку и мужчину, от которого не осталось даже имени.

— Нет, родная. — Клим кладет свои ладони поверх моих. — Сегодня я был кое у кого и теперь точно знаю, что идиот... Слепец, который умудрился пропустить самое главное.

Глава 37

Глава 37

Он еще не сказал, что же смог выяснить, но я уже догадываюсь. Мой секрет. То, что я не смогла доверить даже лучшему другу.

От осознания становится страшно. И в прошлом пугала реакция Клима — не с его темпераментом сдерживаться и сочувствовать. Он скорее создан, чтобы разрушать и уничтожать. А сейчас, спустя много месяцев, страх превращается в нечто совершенно другое.

Я словно стою в грязном белье посреди площади. Вроде бы и не виновата, не просила себя насиловать. Как могла, упрашивала Пекарского остановиться. И все равно... задыхаюсь от стыда.

— Николай отдал мне медицинское заключение. Не то, которое ты передала адвокату. Настоящее. — Клим достает из внутреннего кармана пиджака какие-то сложенные вчетверо бумаги и кладет их рядом с собой.

— Я не знала, что он раздобыл себе экземпляр.

Столько времени прошло, а из этого заключения не забылось ни строчки. Мой приговор. Дополнительное доказательство того, что все не приснилось. Написанная сухим казенным языком страховка от любой попытки забыться.

— А еще Николай подсказал, в какой колонии содержится сейчас этот урод. Оказалось, твой бывший охранник следил за всеми его перемещениями.

К моему удивлению, голос Клима звучит спокойно, в нем не слышно никакой злости. Это очень странно. Не похоже на Хаванского.