Охотник на ведьм (ЛП) - Блайт Гиффорд

— В Глазго. — Ловят ли в Глазго ведьм? Она не знала.

— Только там? — Судя по тому, как скривился его рот, он не принял ее ответ на веру. Однако вслух этого не сказал.

— Мне хватило и одного раза. — Увиденное стояло перед глазами как наяву. — Еще немного, и ведьмы начнут мерещиться вам повсюду.

Он вздрогнул.

— Я ловлю только настоящих.

— Вы уверены?

Он не ответил, но каким-то образом Маргрет поняла, что его изводят сомнения, это проклятие любого честного человека, и уцепилась за надежду, что истина для него дороже легкой победы.

Но когда она заглянула в его глаза, высматривая замеченное вчера сострадание, то увидела только холод и осуждение. И даже тогда ее сердце не перестало биться быстрее, но не от страха, а от воспоминания о его губах.

— Если обвинений против нас нет, то мои дела или планы вас не касаются.

— О, напротив. Пока мы не выясним, кто терзает эту деревню, меня касаются дела всех ее жителей. Включая вас и вашу мать.

Живот свело судорогой. Вот оно. Почти открытое обвинение. Неужто уже слишком поздно?

— Ищите разгадку в другом месте. Моя мать не ведьма.

— Вы сказали бы так в любом случае.

— То есть, вы считаете, я должна сидеть здесь и ждать, когда вы нас схватите?

Он наклонился к ее лицу.

— Я считаю, что невиновным бежать незачем.

Ее щеки коснулось его дыхание, и она захотела вновь пленить его губы. Чтобы заставить его замолчать, чтобы остановить и его, и свои мысли, ибо она непрестанно думала о том, что случилось вчера, о том, как он целовал ее, и о всех тех плотских деяниях, в занятии которыми обвиняли ведьм.

В его глазах за отяжелевшими веками стояло то же дурманящее желание, какое испытывала она сама. Устоять перед искушением было почти невозможно, ведь она уже знала, каким будет его поцелуй…

Она нашла его губы и вновь отдалась ласке его ненасытного рта. Прямо здесь, у телеги, на виду у любого, кто мог выехать на дорогу. Его язык вторгся в ее рот, и внутри нее всколыхнулось пламя, оно лизало ее груди, обжигало ее естество…

Он оторвал ее от себя, удерживая на расстоянии на вытянутых, сильных, как сталь, руках.

Она медленно возвращалась в реальность.

Боже… Да что она себе позволяет?

Он смотрел на нее в упор, его губы слегка дрожали от желания, неутоленного, но подконтрольного его воле, которая была столь же сильна, как тиски его рук.

— Вы хотите меня соблазнить?

Она только и смогла, что покачать головой, зная, что слова будут напрасны.

— В таком случае, сударыня, вы слишком долго живете без мужа.

Ее мнимое вдовство. По счастью еще не разоблаченное. Оправдание, почему она с таким пылом отвечала на его поцелуй.

Он отпустил ее, и она выдохнула, через силу собирая мысли в слова.

— Вы говорите, что невиновным бояться нечего, но… — На глаза навернулись слезы, и она их сморгнула.

— Вы говорите, что она невиновна, но это может быть очередная ложь.

— Но вы ее видели. Вы ее знаете. Вы знаете, что она не ведьма. — Она услышала в своем голосе ненавистные нотки отчаяния.

— Я знаю, что она бродила в ночи, проклинала честный народ и взывала к Дьяволу. — И все же Маргрет видела, что внутри него идет борьба. Словно он искал повод ей поверить. — Все это можно объяснить тем, что она ведьма. Она — или вы.

Иливы.

Она попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. За тревогами о том, как спасти мать, она похоронила страх за себя. Но ведь это ее сторонились в Кирктоне.

— Умоляю вас, отпустите нас с миром. — Она почувствовала, как по щеке покатилась слеза, и сердито стерла ее, проклиная свою слабость. — Пожалуйста.

Он отвернулся так резко, словно ее устами говорил сам Дьявол. Потом сходил в сарай и вывел оттуда ее пони. В душе Маргрет затеплился огонек надежды. Он поможет им. Он их отпустит.

Но вместо этого Александр сел в седло и повернул в сторону деревни и свою лошадь, и ее пони.

— Не выходите из дома, — сказал он. — И смотрите, чтобы ее было не видно и не слышно.

Внутри поднялась злость, такая сильная, что она перестала плакать.

— До сих пор, все эти месяцы, я делала это и без ваших подсказок. Только теперь вы отняли у меня возможность ее защитить. — Она чуть не сорвалась на крик. Чуть не бросилась с кулаками на его лошадь, воя от ярости на несправедливость.

— Если она невиновна, я защищу ее сам.

Она хотела поверить ему, но боялась, что тело обманывает ее, внушая ложную надежду. Был ли он и впрямь не таким, как Джон Дан или Джеймс Скоби? Возможно. Даже если и так, он один против ослепленного страхом большинства.

Сквозь зубы она молвила:

— Если она умрет, ее кровь будет на ваших руках.

Глава 10.

Это проклятие стояло у Александра в ушах все время, пока он возвращался в деревню, уводя за собой ее приземистого пони.

Ее кровь будет на ваших руках.

Как он не пытался прогнать из мыслей сумбур, ее голос, ее лицо, искаженное странной смесью эмоций — страхом, вызовом, мольбой, — продолжало плыть перед глазами.

Но перед этим, перед тем, как она бросила ему вслед библейское проклятие, он увидел ее слезы.

Гнев, участие, страсть — он видел разные стороны ее натуры, но заплакала она перед ним впервые. Жизнь матери была для нее превыше всего. И он ее понимал. Он был таким же до…

До той ведьмы.

Расстояние и моросящий дождь прояснили его разум. Что, если правда о ней куда более зловещая, чем он представлял? — подумалось ему.

Маргрет будто околдовала его, причем искушало его не только ее тело, но нечто большее, проникающее в самую душу, питающее его сомнения. Она будто бы знала, что мольба за жизнь матери — единственное, перед чем он не в состоянии устоять, ибо это напоминало ему о том, что свою мать он спасти не сумел.

Что бы сделал он на ее месте? Да все, что только возможно. Как и она.

Он придержал поводья. Развернул лошадей в сторону коттеджа, уютно и мирно примостившегося возле ручья. И не скажешь, что внутри таятся секреты.

Еще не поздно.

Можно вернуться и увести их обеих на допрос. Можно изобличить ее во лжи, Церковь карает за этот грех, неважно, связан он с колдовством или нет. Можно…

Ее кровь будет на ваших руках.

В Библии говорилось не совсем так. В Книге Царей Давид лишил жизни человека, признавшегося в убийстве помазанника Иеговы, а перед тем сказал: «Пусть твоя кровь будет на твоей голове, потому что ты сам свидетельствовал против себя».