Охотник на ведьм (ЛП) - Блайт Гиффорд

 — Хорошо. Допустим, это чепуха. Тогда скажите, когда она впервые произнесла это слово?

Маргрет склонила голову набок и скосила глаза на мокрые листья, как будто действительно обдумывала его вопрос, чтобы дать честный ответ. Александр ждал. Она провела здесь почти год, но что ему известно о ее предыдущей жизни? Ничего. Нет никаких зацепок, кроме кружева, фарфоровой вазы, письма из Глазго да упоминания о безымянном муже.

Наконец она повела плечами.

— Я не помню. Все дни похожи один на другой.

Но он уже научился распознавать, что стоит за ее молчанием и уклончивыми ответами, и различать, когда она говорит правду, а когда лжет. Сейчас она снова лгала.

И тем не менее, зная все это, он никак не мог обуздать свое непослушное тело, теперь, когда он познал ее вкус и возжелал большего, вспоминая, как она выглядела, когда лежала на берегу ручья: волосы рассыпались, сливаясь с опавшей листвой, ноги раскинуты — ни дать, ни взять живое воплощение плодородной земли.

Он прогнал эту картину из головы, пока она не успела перерасти в фантазию о том, как он ложится с ней рядом, прижимает к земле, входит в нее до упора…

— Очередная ложь.

Она испуганно воззрилась на него, приоткрыв рот.

— Откуда вы знаете? Вы что, ведьмак? — И заслонилась, как щитом, скрещенными руками.

— Чтобы читать по вашему лицу, не нужно быть ведьмаком. — С немалым для себя удивлением он осознал, до чего хорошо успел ее изучить. — Когда вы стараетесь что-то вспомнить, то возводите глаза к небесам. И смотрите в землю, когда сочиняете ложь. Но когда вы говорите о матери, то смотрите на меня в упор. Вы прямите спину, между вашими бровями залегает морщинка — это значит, вы злитесь. — Не в силах совладать с собой, он склонился над нею. — А когда я подхожу к вам вплотную, вот так, то у вас перехватывает дыхание и…

Александр услышал мягкий выдох. Ощутил его на губах.

И поцеловал ее снова.

Она растаяла, как земля под дождем, покорно отдавшись его ласкам, которые обрушились на нее подобно речному потоку, вышедшему из берегов и сметающему все на своем пути.

Потом обняла его сама, очень крепко, и привлекла к себе, прижимаясь к нему грудями. Жадные, требовательные губы плясали на его губах, они бросали ему вызов, понуждали отвечать поцелуем на поцелуй, а внизу, ниже пояса, его член, толкаясь, пробивал себе путь на свободу, чтобы соединиться с нею.

Он не знал, сколько времени они простояли, прильнув друг к другу, прежде чем к нему вернулось самообладание, и он смог задаться вопросом, зачем она пытается его соблазнить.

Руки отказывались ее отпускать. Тогда он отнял губы и, совершенно растерянный, встретил взгляд ее разноцветных глаз. Один голубой, другой карий. Которому из них доверять?

Она все еще цеплялась за стену коттеджа, а на губах ее блуждала печальная улыбка.

— И что вы об этом скажете, мистер Кинкейд?

Он сделал шаг назад и даже обрадовался, когда его накрыла волна гнева, ибо она смыла возбуждение. Его провела его же собственная гордыня. Идиот. Надо же было возомнить, что он сможет отличить женское притяжение от колдовских чар…

Ведьма она или обычная женщина, но она притягивала его, и он должен устоять перед ними обеими.

— Я выясню правду, Маргрет Рейд, — поклялся он скорее себе, чем ей.

Стоя у стены, она опустила глаза и стала молча поправлять юбку, словно, разглаживая морщинки на ткани, стирала попутно и воспоминания о его поцелуе. К ее губам, припухшим от подаренного им наслаждения, пристала улыбка.

— Если не у вас, — прибавил он, — тогда у вашего священника из Глазго.

— Из Глазго? — повторила она уже без улыбки и, кажется, побледнела.

— Именно так. Когда он ответит на мое письмо с вопросом о том, почему в своей рекомендации он ни словом не упомянул вашу мать.

Ему не показалось. Она не просто побледнела, но примолкла и застыла, как каменная. Значит, он нащупал нечто важное.

— Молчите? — Письмо еще не было отправлено, но ее реакция убедила Александра в том, что отправить его надо как можно скорее. — Нечего сказать?

— Я уже говорила. Я не хотела, чтобы кто-то узнал о ее существовании, поэтому в письме ничего нет.

— Вы понимаете, что, скрывая ее, вы приговорили ее к жизни вне Церкви?

Она поджала губы и ничего не ответила. Исключить Церковь из жизни было попросту невозможно. Церковь крестила младенцев, учила грамоте и причащала детей, венчала взрослых и хоронила стариков, когда приходило их время вернуться к Господу.

Да ни одна любящая дочь не лишит свою мать опеки, которую дарит Церковь. Если только внутри Церкви ей не грозит опасность куда большая, чем вне ее.

— Поразмыслите над своими ответами, Маргрет Рейд, — бросил он перед уходом, — пока мы не встретились снова. Потому что я обязательно докопаюсь до истины.

Глава 9.

Она дождалась, пока его шаги затихнут вдали, потом побежала к входной двери и трясущимися пальцами взялась за ручку. Дверь заклинило. Маргрет толкнула ее бедром и, когда она поддалась, на шатких ногах переступила порог и захлопнула дверь за собой, словно эта хлипкая преграда могла защитить не только от Александра, но от всего, что им угрожало.

Сверху доносилось негромкое похрапывание матери. Внутри коттеджа было так темно и тихо, что на мгновение на Маргрет снизошел покой.

Но когда она повесила шаль на крючок, в ее убежище вторглись его слова.

Я докопаюсь до истины.

Она не сомневалась, что он это сделает, а тот факт, что однажды ее мать уже судили за колдовство, станет неопровержимым доказательством того, что она и есть та самая ведьма, которую он ищет. Безжалостный, подгоняемый своими собственными демонами, сжалится ли он над такой же одержимой? Да, он сохранил ее тайну — поскольку знал всего половину. Но можно ли ждать, что он проникнется к ней, к ее матери, к их судьбам большим сочувствием и участием, чем к остальным? Надо быть сумасшедшей, чтобы надеяться на это.

Поднимаясь по лестнице, она попыталась собраться с мыслями. Сколько времени осталось до момента, когда он свяжет слово «скуб» с Джеймсом Скоби, а священник из Глазго ответит, что никакого письма он не писал и никакой Маргрет Рейд не знает? Александр хотел защитить их, но как он поступит, когда все это выплывет наружу?

Сколько времени у нее в запасе? Письмо вот-вот отвезут в Джедборо. Не позднее вторника оно дойдет до Эдинбурга и максимум через неделю окажется в Глазго. Как только его прочитают, можно не сомневаться, что преподобный Диксон очень скоро получит ответ.