Фаншетта, или Сад Надежды - Жани Сен-Марку

А самой Фаншетте жилось теперь очень нелегко. Следствие не двигалось с места, и она с каждым днем все больше приходила от этого в отчаяние. Как ни старалась девочка, она не могла привыкнуть к жизни в Центральном распределительном приюте, куда ее поместили на время следствия. Едва она переступила порог, ее охватил прежний страх, словно он уже давно сторожил ее здесь, за входной дверью: «А что, если меня оставят в приюте до совершеннолетия? Что будет тогда с моим Бишу?»

Чтобы девочка не беспокоилась о брате, марсиане каждый вечер совершали очень трудное для них дело: они все вместе писали Фаншетте письма, которые адвокаты поочередно ей доставляли. Танк и близнецы когда-то ходили в школу, но едва умели читать; Красивые-Листья, Нерон и Милое-Сердечко в школу и ногой не ступали, поэтому Головешка — единственный кто «был при аттестате», — записывал послание, хором диктуемое всеми членами банды. И вот наконец-то настал вечер, когда можно было сообщить узнице нечто большее, чем «Бишу в 4 часа съел 2 бутерброда. Головешка спит по-прежнему с ним. У тетки болят ноги, у Милого-Сердечка — зубы. Новостей больше нет. Жмем пять…»

Но, главное, с этого вечера можно было уже действовать.

— Ну как, мсье Дюфут, что завтра будем делать?

— Завтра и ежедневно, начиная с сегодняшнего дня, вы все шестеро — прости, Милое-Сердечко, — все семеро, сменяя друг друга, ни на минуту не должны терять Фрэда из виду. По вечерам вы будете давать отчет мне или мэтру Мартэн обо всем, что у вас происходит, даже если вам покажется, что ничего существенного не произошло. Идет? Могу я на вас положиться?

— Идет! — серьезно ответил маленький вождь от имени всей банды.

Остальные молча выразили свое согласие кивком головы. Это «идет» прозвучало как торжественная клятва.

Мэтр Дюбост, немного взволнованный, поглядел на несчастных, истощенных мальчишек в изношенных рубашках, в штанах с заплатами. Их внешняя наигранная развязность прикрывала подлинную человечность. Надо лишь проявить к ним немного любви и доверия — и эти босяки вырастут великодушными людьми, требующими от других тон же доброты и безграничной щедрости чувств, на какую способны сами. Пусть неотесанными, грубоватыми, но зато какими искренними были эти маленькие марсиане с Монмартра!

Даниэль Мартэн не могла удержаться от улыбки, вспоминая о недавней выходке Танка, заботливого покровителя Бишу. После того как увели Фаншетту, Танк взял малыша под свою могучую защиту. Однажды, во время долгого совещания банды, вождь марсиан внезапно скрылся, ни слова не сказав. Через минуту он появился опять, неся на руках сонного Бишу, по-видимому очень недовольного тем, что его так бурно разбудили. Танк положил ребенка на колени молодой женщины.

— Вот он, мадемуазель… — сказал он. — Я его вам принес, чтобы вы его немного приласкали. Потому что во всем остальном я отлично справляюсь сам. А вот приласкать, как Фаншетта, — этого я не умею…

* * *

— Кто заступает на дежурство завтра утром?

— Завтра? Красивые-Листья.

Чтобы лучше организовать «службу наблюдения» и сделать ее не такой утомительной для ребят, молодые адвокаты поделили между марсианами часы дежурства, совсем как это делают офицеры на борту корабля.

Каждый из марсиан дежурил по шести часов. Близнецы, конечно, выслеживали Фрэда вдвоем. А Милое-Сердечко оставалась в резерве, на случай, если что-нибудь вдруг сорвется. «В серьезном деле нечего рассчитывать на девчонок», — утверждал Танк.

Но вот уже прошла целая неделя, как Фрэд, можно сказать, и шагу не ступил без ведома марсиан, а ничего нового обнаружить не удалось. Единственным результатом сделанного открытия было пока лишь то, что этого молодого человека вызвали в свидетели по процессу Фаншетты; хозяйка «Матушки Катерины» подтвердила рассказ Милого-Сердечка.

На расспросы полицейских инспекторов Фрэд отвечал совершенно спокойно: да, он действительно приходил за инструментом в вагон Эрве, ключ от которого висел на стене в их общей комнате. (Это звучало вполне правдоподобно.) Если он не упоминал об этом случае раньше, то лишь потому, что не придавал ему никакого значения.

Однако, узнав, что он будет вызван на суд в качестве свидетеля защиты. Фрэд не мог скрыть своего неудовольствия: ведь это означало, что до судебного заседания он числится в распоряжении суда.

Когда Эрве узнал, что Фрэд тайком приходил в его вагон, между приятелями произошла бурная ссора. С этого дня они уже не хотели жить вместе, и молодой скульптор явился к Антуану Берлиу с просьбой временно приютить его в мастерской на диване.

Однако никаких следов пресловутых денег, ни малейших признаков их существования нигде не было обнаружено. Ничего, ровным счетом ничего не нашли ни в вагоне, обысканном с пола до потолка, ни в комнате Фрэда… В довершение всего, Фрэд, по-видимому, решил вести скромную жизнь. Он стал даже работать регулярно, каждый день, в музее истории Монмартра, где служил переводчиком для англичан, ежедневных посетителей музея. Никогда еще его не видели таким ровным и спокойным. Нельзя было подозревать его, не испытывая при этом угрызений совести…

А время бежало, бежало так быстро!

* * *

В это утро до суда, назначенного на конец нюня, оставалось всего лишь четырнадцать дней.

Красивые-Листья шел по улице грустный и озабоченный. Вдруг мальчик заметил Фрэда. Молодой человек шагал быстро. Он пересек площадь дю-Тертр, свернул на улицу Норвен, спустился по улице де-Соль и, держась левой стороны, вскоре пришел в гараж, хозяин которого иногда давал мальчику работу.

— Твой мотороллер еще продается? — вместо приветствия спросил механика Фрэд.

— Продается.

— А ну-ка, покажи его.

Они прошли вдвоем в гараж, помещавшийся за лавкой, и Красивые-Листья последовал за ними, ползком пробираясь под машинами, как ему нередко случалось делать во время работы. Распластавшись под коляской какого-то мотоцикла, он слышал, как юноши спорили о цене. Наконец они остановились на восьмидесяти тысячах франков.

— Заплатишь наличными? — уточнял условия продавец.

— Наличными. Машину заберу через две недели. Двадцать восьмого, — ответил Фрэд.

Мотороллер за восемьдесят тысяч!.. Уплата в день суда!.. Красивые-Листья предчувствовал, что в этот вечер господин Дюбост запишет его на доску почета марсиан-разведчиков.

* * *

Но вот прошло еще одиннадцать дней после открытия, сделанного Красивыми-Листьями, а ничего существенного выяснить не удалось. До суда оставалось всего три дня…

— Сегодня днем… — заявили в этот вечер близнецы-заики, — сегодня днем мы шли за Фрэдом. Он за… за… за…

— Зашел к мо…мо…мо…москательщику, чтобы купить ко…ко…ко…

— Корректуры… Так он сказал!

— Нет, — поправила госпожа Мартэн, — наверно, он сказал: «Корректор». Это для смывания чернил. Так, так… Помните, Дюбост? Подрядчик заявил, что на некоторых из билетов по десять тысяч были такие же красные чернильные пятна, как на том, что нашли у Фаншетты.

— Верно, черт возьми! Браво, дети! Эта покупка может подкрепить наши доказательства…

— А что вы сказали москательщику — зачем вы пришли в лавку? — спросила Милое-Сердечко, самая любопытная из всей компании.

— Что мы хотели купить ба…ба…ба…ба…

— Баночку гор…гор…гор…горчицы! — разъяснили они наконец вдвоем.

— Горчицы? В москательной?! — воскликнул Дюбост.

— Именно так, мсье! Он нас обозвал и…и…и…идиотами. Зато мы были уверены, что он нас не заставит ее ку…ку…купить!

Общий смех был наградой белоголовым братьям за их находчивость. Потом Головешка заявил:

— Сегодня утром в моем кабачке за завтраком клиенты говорили об историческом музее Монмартра… Мсье Дюфут, может, вы спросите сторожей, правда ли то, что я услышал? Потому что они, эти сторожа, нам ничего не хотят говорить… А клиенты у прилавка рассказывали, что многие посетители, когда по музею ходят, теряют ценные вещи. Так что это даже стало странным и начало уже не на шутку беспокоить дирекцию.

— Благодарю, Головешка. Я проверю.

В этот вечер Нерон был непривычно молчалив и задумчив.

— Послушай-ка, Нерон! Что с тобой случилось? — спросила его вдруг мадемуазель Мартэн.

— Случилось вот что. Вчера утром я был с mio padre[28] на улице Пигаль. Так вот. Фрэд… он вошел в одни ювелирный магазин купить булавку для галстука. Выходя из магазина, он сказал: «Я вернусь заплатить…» Я — за ним. Он пошел в исторический в тот час, когда ему там не надо было работать… А потом вернулся в магазин… Нерон имеет мысль grandissima[29], — скромно закончил маленький итальянец и не пожелал сказать об этом яснее.

— Послушай, Нерон, Фаншетту будут судить через три дня… Если твоя мысль grandissima не будет настолько же rapidissima[30] все пропало, — мрачно поставил точку Танк.