Доверие - Димитр Ганев

пыльные царвули и залатанную куртку.

— Наверху… На лесосеке… Я там ночую, — Кичук проследил взглядом за офицерами, идущими к дому в сопровождении двух солдат с автоматами.

Приблизившись к лестнице, солдаты вышли вперед. Один дулом толкнул дверь и, когда она распахнулась, заглянул внутрь. Потом обернулся ко второму, кивнул, и оба вошли. За ними последовали офицеры.

В глубине прихожей, в метре от разбитого окна, лежала перекрашенная солдатская пилотка. На полу, возле фуражки Занина, и на оконной раме виднелись следы крови.

Подпоручик поднял упавшую вешалку, наклонился, двумя пальцами поднял пилотку, осмотрел ее.

Это была пилотка Кичука.

— Знако-о-омая пилотка! — воскликнул поручик. — Но трогать ее нельзя.

— Да, конечно, — согласился Занин.

Он не хотел, чтобы солдаты узнали, чья это пилотка, и аккуратно завернул ее в газету.

Потом он начал искать отпечатки обуви — на полу остались отчетливые следы. Аккуратно измерив их, подошел к окну и посмотрел вниз, в сад, — на рыхлой земле виднелись еще два отпечатка. Выпрыгнув из окна, подпоручик склонился над ними. Один след кованой подошвы сорок третьего размера, другой — изношенной подошвы резиновой царвули, кажется, такого же размера, как и в прихожей.

Занин пошел по следам, приведшим его к лазу.

На улице ждал Стефанов.

— Вполне вероятно, что раненый спрятался где-нибудь в соседнем доме, — задумчиво сказал подпоручик.

— Устроим обыск? — с готовностью спросил Стефанов.

— Поздно! — Взгляд Занина, скользнув по ближайшим домам, остановился на Кичуке, смиренно сидевшем на камне у ворот. — Пойдем отсюда, господин поручик.

— Пошли, ребята! — крикнул Стефанов солдатам.

— Хозяин, можете войти, — сказал подпоручик и поспешил вслед за группой.

Вскоре из-за острых вершин горного хребта должно было взойти солнце.

21

Доктор Кабаков сел к столу, побарабанил короткими пальцами по плюшевой скатерти. Напротив, сложив на коленях руки и глядя ему в глаза, сидела Асина. Потеребив острую свою бородку, гость задумчиво сказал:

— Вы пригласили меня осмотреть вас, госпожа? Ну вот, я пришел.

— Это — для людских глаз, доктор! — Хозяйка улыбалась, наливая в рюмки ракию. — Добро пожаловать в мой дом. Ваше здоровье!

— Ваше здоровье, госпожа. — Кабаков выпил, потянулся к своему саквояжу. — Меня ждет экипаж. Ну а что касается данного случая… Каждый, конечно, решившись на такой поступок, стал бы искать чьего-то содействия. Да только зачем это солдату? Они ведь и так всякий день на границе. Один шаг — и на той стороне! Зачем же искать других путей, куда более рискованных? Вы бы посоветовали ему… Разумеется, если это диктуют ваши интересы.

— Конечно, господин Кабаков! Но парень боится. Дома, на побывке, встретил он человека, который вернулся оттуда, понимаете? И этот человек сказал: «Будешь гнить по тюрьмам да по лагерям, если там у тебя знакомого не найдется!»

— А, вот в чем дело…

— Учился в Праге. У него какая-то приятельница во Франции, понимаете?

— Вы за него ручаетесь? — Доктор положил ладонь на ее пальцы, и она не отдернула руки.

— Да! — ответила Асина.

— А риск?

— Выбора нет…

— А вдруг неудача? Будете ведь соучастницей преступления. — Он смотрел на нее, склонившись к столу, и рука его легонько скользила взад-вперед по белым ее пальцам.

— Да мне все равно. Можно подумать, это не тюрьма! — Асина снова налила ракии.

— В тревожное время мы живем, уважаемая госпожа. Будто на краю пропасти, не правда ли? Ну ладно, оставим эту тему. Где же ваш солдат?

— Не знаю! — Асина пожала плечами.

— Передайте ему… — Доктор подал ей перочинный нож. — И пусть он придет в город, на осмотр ко мне в кабинет. Отдаст мне нож и скажет: «Вы забыли свой ножик, доктор!» Запомнили?

— Да. Благодарю вас, господин Кабаков.

— Благодарить рано. Я пока ничего не обещал. Но попытаюсь. Хотя все так сложно… Будьте осторожны! Ничего никому не говорите.

— А о Саире вы мне ничего не скажете, господин Кабаков?

Она почему-то была уверена, что доктор о нем знает.

— Сожалею, госпожа. Знаю только, что сбежал. Думаю, он уже на той стороне.

Асина сидела, опустив голову. Кабаков взял ее руку, крепко сжал. Ему казалось, настал подходящий момент. Он был уверен, что Саир уже никогда не вернется… Посмотрев ей в глаза, он сочувственно произнес:

— Вы должны быть готовы к худшему… Но не отчаивайтесь, мы не оставим вас, госпожа. Я веду переговоры о покупке дома в Пловдиве. Дом роскошный! И я мог бы вам предложить, если с Саиром что-то… купить этот дом для нас с вами… А здесь все продадим.

Асина отдернула руку:

— Что вы, доктор? Саир же еще… Я даже не знаю, жив ли он! А мы будем продавать его дом!

— Я говорю о будущем, о перспективах, дорогая! Если у Саира есть сбережения, вложите их. Поговаривают о реформах, о конфискациях. Только золото останется в прежней цене.

Асина поняла: Кабаков хочет вызнать, сколько золота у Саира. Раздражения, правда, она не чувствовала. Одна лишь осторожность подсказала ей вежливый ответ:

— Я не забуду вашей доброты, доктор Кабаков. Но сейчас, когда я ничего не знаю, как я могу что-то обещать? Отложим этот разговор до другого раза.

Он встал, поцеловал ей руку, засеменил к выходу. Жеп побежал за ним. Дверь хлопнула. Копыта процокали по мостовой.

Асина стояла на веранде, глядя на ворота. Сейчас она уже могла бы сообщить Занину о своем разговоре с доктором. Мысль, что ей уже недолго осталось быть в этом чужом для нее доме, делала ее смелой, решительной. Она думала об отъезде во Фракию. Только один человек еще удерживал ее в старой крепости Каали-бея.

Асина оделась и пошла к Нане, которая встретила ее с довольно мрачной миной. Пригласив сесть, продолжала свое дело — гладила галифе Занина. На кровати лежала выглаженная и заботливо сложенная белая рубашка.

— У тебя что, гости из ваших краев? — притворяясь, что ничего не понимает, спросила Асина. Сев на кровать, взяла рубашку на колени. — Красивая рубашка!

— Подпоручик любит все красивое, Ася, — гордо ответила Нана, поджав губы. — Он уезжает в отпуск… Попросил меня…

Асина, кивнув, отложила рубашку. Поднялась и, взглянув на танцующий по галифе утюг, вышла.

— Ася! — закричала ей вслед Нана, но та была уже на улице.

22

Центр города напоминал сплюснутый обруч из прилепившихся друг к другу одноэтажных и двухэтажных домишек, крытых черепицей. В нижней, восточной, части была, правда, широкая двухэтажная постройка с длинными узкими окнами и караульным помещением у входа. С южной и северной сторон ревниво смотрели друг на друга новый кинотеатр и старая кондитерская. На главной улице чередовались магазинчики и мастерские — город, зажатый с двух сторон высокими скалистыми