Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье

охрана. Лагерь оживился. Я сказал своему капитану: «Если вы не против, я хотел бы сходить в штаб». — «Зачем?» — «У меня есть несколько знакомых гвардейцев. Мне нужен компаньон». — «Но это очень далеко». — «Неважно, мы скоро вернемся, я обещаю». — «Хорошо, идите».

Мы отправились, наши сабли висели на наших поясах. Подойдя к решетчатым воротам замка Маренго, я попросил позвать старого и опытного кавалерийского сержанта, и вскоре появился очень красивый мужчина. «Что вам нужно?» — спросил он. «Я хотел бы узнать, как долго вы служите в гвардии Директории». — «Девять лет». — «Это я обучил ваших лошадей и привел их из Люксембурга. Если вы помните, это мсье Потье продал их вам». «Да, это правда, — ответил он. — Входите, я представлю вас моему капитану». Моему товарищу он велел подождать, а меня он представил так: «Это тот самый юноша, который тренировал наших лошадей, когда мы покупали их в Париже». «И который так красиво гарцевал на них», — добавил капитан. «Да, капитан». — «Но вы ранены?». — «А, это венгерский штык, я наказал его хозяина, но он срезал половину моей косички, и если бы я был на коне, такого бы со мной не случилось». «Я осмелюсь заметить, — произнес он, — в этом смысле, я осведомлен о ваших умениях. Сержант, дайте ему выпить». «У вас есть хлеб, капитан?» — «Сходите и принесите ему четыре буханки. Я покажу вам ваших лошадей и посмотрю, узнаете ли вы их». Я указал на двенадцать из них. «Верно, — сказал он, — вы очень легко их узнали». — «Да, капитан, если бы я сидел на одной из этих лошадей, они бы не отрезали мне косичку, но они заплатят за это. Я буду служить в гвардии Консула. Я отмечен почетным оружием,[22] а после того, как я пройду четыре кампании, Консул пообещал сделать одним из своих гвардейцев». — «Скорее всего, так и будет, мой храбрый гренадер. Если когда-нибудь будете в Париже, вот вам мой адрес. Как зовут вашего капитана?» — «Мерле, 1-я гренадерская рота 96-й пехотной полубригады». — «Вот вам пять франков, чтобы выпить за мое здоровье. Я обещаю написать вашему капитану. Его коньяк должен быть в бутылке». — «Благодарю вас за вашу доброту, но мне пора, мой товарищ ждет меня у ворот, я должен поделиться с ним хлебом». — «Я этого не знал, пойдите, возьмите еще буханку и возвращайтесь в свой корпус». — «Прощайте, капитан, своими блестящими атаками вы спасли армию, я очень рад был встретиться с вами». «Я тоже», — ответил он.

В сопровождении своего сержанта он проводил меня до ворот. Раненые гвардейцы лежали на соломенных подстилках и им делали ампутации. От их душераздирающих криков я чувствовал себя очень плохо. Я вышел с разбитым от горя сердцем, но на равнине нас ожидало более ужасное зрелище. Множество австрийских и французских солдат с помощью ружейных ремней собирали мертвых и складывали их в кучи. И людей и лошадей клали вместе, а потом поджигали, чтобы не допустить распространения чумы. А тех мертвецов, которые лежали далеко, лишь слегка присыпали землей.

Меня остановил лейтенант, который спросил меня: «Куда вы идете?» — «Я несу хлеб моему капитану» — «Вы получили его в штаб-квартире Консула. Не могли бы вы дать мне немного?» — «Конечно». Я обратился к своему товарищу: «У вас есть небольшой кусок, отдайте его лейтенанту». «Благодарю вас, мой храбрый гренадер, вы спасли мне жизнь. Идите по дороге налево». И он оказался столь любезен, чтобы проводил нас до самого конца, опасаясь, что нас могут арестовать. Я поблагодарил его за его доброту и вскоре встретился со своим капитаном, который увидев мой сверток, улыбнулся. «Да, капитан, я принес вам хлеба и немного коньяка». — «А где вы нашли все это?» Я рассказал ему о своем приключении. «А, — сказал он, — вы родились под счастливой звездой». «Вот хлеб и бутылка хорошего коньяка. Отправьте его в ваш „спаситель жизни“. Может быть, вы захотите поделиться с полковником и генералом, они, пожалуй, очень хотят есть». — «Это прекрасная идея, я сделаю это с удовольствием, и от их имени я благодарю вас». — «Отлично, но сначала поешьте и выпейте глоточек этого хорошего коньяка. Я рад, что смог расплатиться с вами за услугу, которую вы оказали мне, и за предоставленную мне возможность достать эту хорошую еду». — «Вы расскажете мне позже обо всем, а сейчас я отнесу этот хлеб полковнику и генералу».

Впрочем, капитан все-таки воспользовался моим советом. 16-го армия получила приказ надеть лавры и дубовые листы[23] — это было очень тяжело. В полдень мы промаршировали перед Первым Консулом, и наш превосходный генерал шагал во главе того, что когда-то было его дивизией.

Затем перед своей дивизией появился восседающий на своем коне генерал Шамбарлак, но услышав приветственный залп нашей полубригады, тотчас исчез.

Мы больше никогда его не видели, и судьба его нам неизвестна. Но мы кричали: «Ура нашему маленькому генералу!»— тому, кто так храбро вел нас в тот день в бой.

Утром 16-го генерал Мелас отослал наших пленных (их было около 1200), и это очень обрадовало нас. Их обеспечили провизией и торжественно проводили. 26-го перед нами предстала первая австрийская колонна. Какая же она была огромная! Просто поразительно, если учесть, как мало было нас самих. Невероятное количество пушек и кавалеристов — они шли три дня подряд. Это были только грузовые фургоны. Они оставили нам половину всех своих запасов — мы хорошо пополнились провизией и боеприпасами. Они уступили нам сорок лье этой страны и удалились за Минчо. Мы шли позади их последней колонны. Мы путешествовали вместе — те, кто не мог идти, ехали на повозках. Они шли по левой, а мы по правой стороне дороги. Никто не ссорился, и мы были лучшими друзьями в мире.

Идя таким образом, мы подошли к плавучему мосту через реку По.

Там мы увидели отвратительное зрелище. Наши мародеры вошли в одно поместье, взяли там столовое серебро и продали нашей маркитантке, которая имела несчастье спрятать у себя эти вещи. Хозяин поместья увидел, как солдаты отдавали маркитантке украденное. Он сел на лошадь и подъехал к реке. Он подошел к полковнику и сказал ему, где спрятано серебро, а также рассказал, что было украдено и в каком количестве. Все это было проверено. Маркитантку наказали — остригли, посадили на ее осла и прокатили перед строем. Восемь солдат вели осла, а эта несчастная ехала на нем без седла.

Хозяйка серебра умоляла сжалиться над ней, она плакала, но солдаты только