Теософические архивы (сборник) - Елена Блаватская

Хорошо, теперь о другом. Вы и теософы пришли к заключению, что в каждом случае, когда обнаруживалось сообщение, содержащее слова или чувства, недостойные Махатм, оно было либо создано элементалами, либо было результатом моей собственной фальсификации. Если верить в последнее, то никакому искреннему мужчине или женщине не следует позволять мне, такой ОБМАНЩИЦЕ, оставаться далее в Обществе. Вам нужно не мое раскаяние и обещание того, что я больше не буду делать так, но вам нужно вышвырнуть меня вон – если вы действительно так думаете. Вы говорите, что верите Учителям, и в то же время вы можете поддерживать идею, что Они само собой знают обо всем этом и все же используют меня! Если Они являются достойными, благородными Сущностями, как вы, без сомнения, думаете о них, как же они могут позволить или перенести хотя бы на один момент такую ложь и обман? Ах, бедные теософы – сколь мало вы познали оккультные законы, как я погляжу. И в этом *** и другие совершенно правы. Прежде чем предлагать свою службу Учителям, вы должны изучить Их философию, ибо в противном случае вы всегда будете прискорбно ошибаться, хотя бы непроизвольно и бессознательно, на Их счет и на счет тех, кто служит Им душой, телом и духом. Неужели вам могло прийти в голову хоть на мгновение, что то, о чем вы мне пишете сейчас, я уже не знаю долгие годы? Неужели вы думаете, что любой человек, наделенный даже элементарной проницательностью, не говоря уж об оккультных силах, ни разу не усомнился бы, особенно, когда это генерировалось в умах честных, искренних людей, непривычных и неспособных к лицемерию? Это как раз то, что убивало меня, мучило и разрывало мое сердце, дюйм за дюймом, годами, ибо я должна была сносить это в молчании, не имея права объяснить что-либо, если это не было позволено Учителями, а Они приказывали мне хранить молчание. День за днем встречаясь с теми, кого больше всего любишь и уважаешь, оказываться перед дилеммой – либо казаться жестокой, эгоистичной, бесчувственной, отказывая удовлетворить желание их сердец, или, согласившись на это, существует высокая вероятность (9 из 10), что они незамедлительно почувствуют сомнения, затаившиеся в их умах, ибо ответы и замечания («красные и синие, похожие на призраки сообщения», как верно подметил ***) Учителей наверняка – опять же 9 из 10 – будут иметь в их глазах такой вид, как если бы они имели призрачный характер. Почему? Было ли это обманом? Конечно, нет. Было ли это написано или создано элементалами? НИКОГДА. Это было отправлено, и физические феномены создавались элементалами, использованными для этого; но что могут они, эти бесчувственные существа, сделать с разумными частями даже самого маленького и самого глупого сообщения? Просто этим утром, до получения вашего письма, в 6 часов, я получила разрешение и указание от Учителя дать вам понять, в конце концов, вам и всем искренним, истинно преданным теософам: что вы посеете, то и пожнете…

ВЫ САМИ, теософы, замарали в ваших умах идеалы наших УЧИТЕЛЕЙ, сами бессознательно, с лучшими намерениями и с искренним убеждением в благой цели, ОСКВЕРНИЛИ Их, думая и веря в то, что Они будут озабочены вашими деловыми проблемами, вопросами рождения сыновей, замужества дочерей, постройки домов, и т. д., и т. д. И все же, все те, кто получили такие сообщения, являясь почти всецело искренними (те же, кто таковыми не являются, имеют дело с другими, особыми законами), все вы имели право, зная о существовании Сущностей, которые легко могли бы помочь вам, искать помощи у Них, обращаясь к Ним, раз монотеист обращается к своему личному Богу, оскверняя ВЕЛИКОЕ НЕИЗВЕСТНОЕ в миллион раз больше, чем Учителей, – прося Его (или Оно) помочь ему с хорошим урожаем, наслать гибель на его врага, послать ему сына или дочь; и поскольку вы имеете такое право в абсолютном смысле, Они не могут оттолкнуть вас и отказаться отвечать вам, если не Самолично, то через чела, которые удовлетворят адресата по мере своих [чела] возможностей. Как часто я – не Махатма – была поражена и испугана, сгорая от стыда при виде записей чела, обнаруживая грамматические и научные ошибки, мысли, выраженные таким языком, что это полностью искажало исходный смысл, и содержащие иногда выражения, имеющие совершенно противоположный смысл в тибетском, санскритском или каком-либо другом азиатском языке. Как в нижеприведенном примере.

В ответе м-ру *** на письмо, содержащее некоторое очевидное противоречие, чела, который производил осаждение ответа Махатмы К. Х., сформулировал: «Я должен был задействовать всю мою ingenuity [изобретательность, англ. ], чтобы согласовать две вещи». Теперь термин «ingenuity», используемый ранее в значении скромности, справедливости, никогда уже не используется в этом значении, но даже в его нынешнем значении, как его трактует словарь Вебстера, оно неверно истолковано Массеем, Юмом, и я полагаю даже ***, как обозначающее «хитрость», «ловкость», «изворотливость», образуя, таким образом, новую комбинацию для того, чтобы доказать отсутствие любого противоречия. В результате: Махатма был выставлен таким образом, словно Он признается в беззастенчивой изобретательности, в использовании лукавства для согласования вещей подобно изворотливому «хитрому адвокату», и т. д., и т. д. Если бы мне сейчас поручили написать или осадить это письмо, то я выразила бы мысль Учителя, используя слово «ingenuousness», означающее, согласно Вебстеру, «чистосердечие, искренность, беспристрастность, откровенность и открытость», и тогда можно было бы избежать хулы, брошенной на репутацию Махатмы К. Х. Я бы не допустила ошибки, говоря «карболовая кислота» вместо «углеродистая кислота», и т. д. Лишь в исключительных случаях Махатма К. Х. диктовал дословно, и когда Он делал это, Он прибегал к некоторым возвышенным выражениям, как в Своих письмах к м-ру Синнетту. В остальных же случаях Он говорил, что написать надо то-то и то-то, и чела писал, часто не зная ни слова по-английски, как и мне сейчас приходится писать на иврите, греческом, латинском и т. д. Поэтому единственное, в чем меня можно упрекнуть (упрек, который я всегда готова признать, хотя и не заслужила его, будучи просто послушным и слепым орудием наших оккультных законов и предписаний) – это в сокрытии того, что мне не позволяет до сих пор открыть данный мною обет. Я неоднократно признавала ошибки в проводимой мной политике, и сейчас я наказана за это ежедневными и ежечасными страданиями.

Поднимите камни, теософы, поднимите их, братья и милые сестры, и за такие ошибки забейте меня камнями до смерти.

Два или три раза, может быть больше, письма были осажены в моем присутствии чела, который не мог говорить по-английски и который черпал мысли и выражения из моей головы. Эти явления по своей истинности и достоверности были в те времена более значимы для меня, чем когда-либо. Все же они зачастую казались весьма сомнительными, и я должна была придерживать свой язык, видя, как сомнение вкрадывается в умы тех, кого я больше всего любила и уважала, не имея возможности оправдаться или сказать хотя бы одно слово! Что я выстрадала, известно одному лишь Учителю. Подумайте только (случай с Соловьевым в ***), я лежу больная в кровати: письмо от него, старое письмо, полученное в Лондоне и порванное мной, вновь материализовалось перед моим взором так, что я смогла разглядеть его. Пять или шесть строчек, написанные рукой Махатмы К. Х. синими чернилами на русском языке, слова, взятые из моей головы, письмо старое и смятое медленно перемещалось (даже я не могла распознать астральную руку чела, осуществляющего это перемещение) само по себе по спальне, затем ускользнувшее и затерявшееся среди бумаг Соловьева, который писал в это время в маленькой гостиной, правя мою рукопись, причем Олькотт стоял около него и почти что дотрагивался до этих бумаг, глядя на них вместе с Соловьевым, который и нашел его; как при свете вспышки, я вижу в его голове мысль на русском языке: «старый мошенник (он имел в виду Олькотта) должно быть положил его сюда»! – и сотни подобных вещей!

Хорошо, этого довольно. Я сказала вам правду, всю правду, и ничего кроме правды, насколько мне было позволено. Существует много вещей, о которых я не имею права распространяться, иначе я буду казнена за это. Теперь на минуту задумаемся. Предположим, что *** получает приказ от своего Учителя осадить некое письмо к семье ***, причем ему задана только общая идея о том, что он должен написать. Бумага и конверт материализуются перед ним, и он должен только оформить мысли на своем английском и осадить их. Каков же тогда будет результат? Его стиль – как его английский, его этика и философия – будет во всем. «Обманщик, явный ОБМАНЩИК!» – будут кричать люди; а если кому-либо довелось бы увидеть перед собой такой лист бумаги или стать его получателем после того, как он обретет форму, что тогда?