Мои убийственные каникулы - Тесса Бейли

имя! – Представь себе.

– Как твой брат относится к случившемуся?

– Кевин? Он… – Когда я рассуждаю об этом вслух, у меня такое чувство, будто из меня щипцами вытаскивают внутренности. – Тогда, по свежим следам, он сказал, что в карьере любого детектива хотя бы раз происходит такая беда и это именно такой случай. Дело усугубляется тем, что это ребенок. По его мнению, правильный выход не был очевиден, но, когда я оглядываюсь назад и все ясно вижу, это для меня горькая пилюля.

Это последнее, о чем я хотел болтать сегодня. И вообще когда-либо.

Хотя, может, это и неплохо, потому что служит напоминанием, что мне не пристало подбивать клинья к сексуально неудовлетворенной училке второго класса из Коннектикута, мечтающей о детишках, о муже, о полном наборе.

– Я взялся расследовать убийство Оскара, потому что у меня должок перед другом. Но официальные расследования – не мое дело. Это одноразовая сделка.

– И ты боишься оплошать.

Я открываю рот, чтобы не согласиться, но ведь она права.

– Пожалуй. Как всякий на моем месте.

– Ну не знаю… – бормочет она, пристально, даже слишком, глядя на меня. – Не всякий так к себе суров.

У меня спазм в горле.

– Ты ничего об этом не знаешь, Тейлор.

Тон у меня грозный, но она не намерена оставлять эту тему. Зол я на нее или, наоборот, испытываю облегчение? Даже не знаю. Ясно одно: мы оба замерли как вкопанные.

– Знаю, ты относился к делу с душой из-за утраты друга детства, там не было места эгоизму, тем более халатности. Ты прав, я не знаю всех подробностей, но уверена, что у тебя были самые лучшие намерения.

– Самых лучших намерений недостаточно, когда стоит вопрос жизни и смерти. – Потребность отвлечься от душевных ран, становящихся все заметнее с каждой минутой, одерживает во мне верх. – Вчерашнее не должно повториться, хорошо? Я сам виноват, что все зашло довольно-таки далеко, мне стыдно. Я хочу одного: раскрыть это дело и вернуться к охоте за наградами за чужие головы. Не желаю ни на что отвлекаться.

– Согласна. – Это сказано легкомысленным тоном, но я догадываюсь, что у нее на сердце скребут кошки. Я уже хочу забрать все свои слова назад, но слово не воробей… Мне спокойнее думать, что лучше не допускать продолжения начавшегося между нами, что так будет правильнее для обоих. – Только я попрошу тебя об одном одолжении, Майлз. Если тебе неинтересно иметь со мной дела, то хотя бы не отпугивай других перспективных ухажеров.

Это удар под дых.

– С чего ты взяла?..

– Увидела твое отражение в солнечных очках Райана. Болван.

Когда она произносит при мне имя другого мужчины, мои нервные окончания закручиваются, как спагетти на вилке.

– Ну извини. – Я наклоняюсь к ней так низко, что наши носы почти соприкасаются. – Но на что тебе этот тип?

– Все лучше, чем похититель трусов! – Она качает головой. – Вот зачем ты их стащил? Красный – не твой цвет.

Я сожгу их, чтобы ты не щеголяла в них перед другими! Такова выжимка из хаоса в моей башке. Произнести этакое вслух мне, конечно, не под силу. Хотя…

– Затем, чтобы ты не вертелась в них перед таким типом, как он. Я спасаю тебя от разочарования.

Она прижимается носиком – своим милым, безупречным носиком – к моему.

– Перед кем хочу, перед тем и верчусь. Не твое дело.

Я тут же забываю о своей решимости соблюдать безопасное расстояние. Меньше видеть в ней желанную женщину и больше – элемент расследования. Мой мозг подает один предупреждающий сигнал за другим, напоминая, что бывает, когда я теряю объективность. В отношении нее я чувствую одновременно слишком много всего и не в состоянии вычленить самое насущное.

Хуже всего то, что ей по нраву моя неотесанность. Вчера вечером она ясно дала это понять. Сейчас ее подернутые пеленой глаза буквально вытягивают наружу эту мою особенность. Она прилипла взглядом к моему рту, водит пальчиками по шрамам у меня на животе.

– Что ты говоришь?

Я прижимаюсь губами к ее губам. С ума сойти! Мы оба задыхаемся.

– Убери от меня свой рот, пока я снова его не трахнул.

Не хватало, чтобы она задохнулась. Что еще за стоны? И что творится со мной самим?

Я близок к бешенству: как ловко меня дразнит эта соблазнительница! Я хватаю ее за передние лямки спасательного жилета, заставляя привстать на цыпочки. Она дышит мне в лицо, а я просто на нее смотрю. Заглядываю ей в глаза и пытаюсь сообразить, что в ней такого особенного. Это, конечно, ошибка с моей стороны, и какая! Она не соизволит даже моргнуть, знай себе смотрит на меня, не возражая против столь высокой степени интимности, в отличие от меня, всегда избегающего таких напрягов. Я-то стараюсь не допускать ситуаций, при которых мое самообладание дает слабину. А она демонстрирует бесстрашие, подначивает меня, и только биение жилки на шее выдает ее волнение. Отвага в сочетании с уязвимостью – это и есть ее изюминка, именно из-за нее со мной сейчас творится черт знает что.

Куда деваться от близости ее спелого, влажного, пухлого рта? Тем более когда знаешь, что бывает, когда она заводится. У меня мучительная эрекция, по спине катится пот. Даже будь у меня сила воли, как у целой дивизии, я бы не смог сейчас не впиться в эти сочные губы! Из самой глубины моего нутра доносится стон, и я перестаю сопротивляться своему порыву. Глядя ей в глаза, я расстегиваю ее жилет и бросаю его в воду, потом стаскиваю и отбрасываю ее топ. Передо мной ее груди, прикрытые нейлоновыми треугольничками. Ох, до чего же она сексуальная. Я хочу ее, это сильнее меня. Теперь, когда нам больше ничего не мешает, она растекается по мне, а я лезу ей в трусики, хватаю за ягодицы.

Мы целуемся, она подпрыгивает и обвивает мне ногами поясницу, я делаю шаг назад, чтобы сохранить равновесие. Мне не терпится спустить шорты и завершить начатое накануне прямо здесь, стоя по колено в воде, – стремительно, с размаху. Но тут наш поцелуй обретает глубину, наши языки затевают игру, со стороны мы можем показаться танцующей парой, вот только колени… Никогда еще со мной такого не бывало: они дрожат и подгибаются.

Но мне некогда разбираться со своими коленками, я занят: самозабвенно пробую ее на вкус. Не знал, что я такой жадный. Мы плющим друг другу губы, мой язык движется справа налево и обратно, властно и бесстыдно заполняя ее рот. Я встречаю рычанием ее пятки, долбящие меня по заднице, когда она карабкается по мне, ее ногти, царапающие мне голову и спину. Этот поцелуй превосходит интимностью любой секс, и я физически не способен его прервать. До чего же она сладкая, до чего увлекательная, она будит во мне что-то очень глубокое, как ни страшно мне это сознавать. Но сейчас мне не до умозаключений, сейчас мне есть дело только до ее вкуса и аромата – смеси яблока, океана и ванили. Она с бессознательным нетерпением елозит лобком по пульсирующему камню у меня в шортах, и я поощряю ее, крепко держа за ягодицы.

– У меня в бумажнике есть резинка, – хриплю я, когда наши рты размыкаются для предотвращения удушья. – Как насчет того, чтобы найти ей применение?

– Да, да! – Она осыпает поцелуями мой подбородок, вонзает ногти мне в плечи. – А потом я опять стану умницей, которая принимает только правильные решения.

Эти слова, прорвавшиеся сквозь учащенное дыхание, – все равно что всаженная мне промеж ребер отвертка, хотя мне ли не понимать, откуда она взялась. Мне ли сердиться на эти ее немилосердные слова, тем более в момент, когда она прильнула ко мне с доверчивостью, которой я не заслуживаю. Нет, сейчас я гожусь только для того, чтобы ее боготворить. Чем, собственно, и занят.

Осторожно запускаю одну руку в карман, вытаскиваю бумажник, подношу его ко рту и достаю зубами презерватив. Все так же глядя в ее зеленые глаза, кидаю бумажник на берег, рву упаковку, сую латексное кольцо себе в шорты и издаю стон – слишком сильна эрекция. Могучий столп, вот что