Плоть - Дэвид Галеф

— Макс…

— Обездвиженность — это свобода.

Я больше не мог молчать.

— Вот как? Значит, по-вашему, этот футболист Вилли Таккер теперь свободен? Может быть, этот бедняга еще более свободен оттого, что не может самостоятельно даже дышать?

На лице Макса появилось то же очарованное выражение, какое я заметил сегодня в холле. Было похоже, что он хотел высказать что-то прямо и искренне, но в последний момент передумал и вильнул в сторону.

— Это… это совсем другое. Вероятно, единственное, чего Таккер действительно хотел в своей жизни, — это играть в футбол.

Сьюзен снова вмешалась:

— Нет, в этом есть нечто большее. Я думаю…

— Я понимаю, что это трагедия. «Трагедия человеческого измерения». Так было сказано вчера в «Дейли Миссисипиэн», что бы они ни подразумевали под этим. — Он покачал головой. Кажется, его больше огорчил стиль статьи, чем сама травма.

На этом наш разговор кончился, и Макс, взявшись за руль, покатил свой велосипед домой, словно непослушную собаку. Я не мог отделаться от впечатления, что Макс кормит велосипед. Интересно, если да, то чем?

Сьюзен повела меня на кухню и приготовила горячий обед — жареную ветчину с яблоками и с остатками зелени. Обычно мы обедали сандвичами, но иногда Сьюзен любит приготовить что-нибудь свое. Вероятно, это может показаться старомодным на Севере, но здесь мясо номер два с овощами идет на ура. Основное блюдо обычно тушеная говядина, свиная отбивная или куриная ножка. Так называемые овощи варьируют от пареной тыквы и полевого горошка до макарон с сыром и персиков с ромом. Я послушен и ем все. Единственное, чего я не могу взять в рот, — это бамия и томаты, известные в народе под названием «крушение поезда». Бамию я могу есть только в жареном виде, да, собственно, в таком виде она и появляется в большинстве меню с мясом номер два. Южане жарят все: рыбу, курицу и пироги. На площади Бетти предлагает даже жареный маринованный укроп, фирменное блюдо дельты, — пахнет оно именно так, как вы ожидаете.

Будучи холостяком, я покупал дешевое мясо номер два с овощами в «Джитни-Джангл», главным образом, для того, чтобы пребывать в иллюзии, что для меня кто-то готовит. Блюдо было сытное, но это единственное, что у него общего с готовкой Сьюзен. Она умеет поджарить ветчину так, что соль чувствуется ровно настолько, насколько надо, яблоки имеют консистенцию карамели, хлеб горяч и в меру пропитан сливочным маслом. В тот день у меня не было особого аппетита — я слишком живо представил себе, как Эрик ест какое-то пойло, а Вилли вообще не может есть ничего, — но сцены этой мерзости почему-то вдруг возбудили во мне волчий голод: я съел все и дважды отполировал сковороду хлебом. После еды мне пришлось распустить ремень.

Когда мы допивали в гостиной кофе, то увидели, что Макс поехал куда-то в зимнем свитере и облегающих джинсах. В последнее время он из-за плотного рабочего графика несколько сместил время своих обычных поездок. Вечно активен. Интересно, как бы он пережил вынужденную обездвиженность. Он, нажимая на педали, ехал по дорожке, когда едва ли не под его велосипед выкатилась соседская девочка на своем трехколесном велосипедике. В дверном проеме показалась голова ее матери.

— Осторожнее, Шейла!

Такова южная манера выражаться. На самом деле женщина обращалась к Максу.

Но Макс не стал сворачивать. Он прибавил скорости и проскочил мимо в каком-нибудь дюйме от Шейлы. На краю дорожки он вылетел на тротуар, пролетел между двумя машинами и выехал на дорогу, едва не попав под колеса мини-вэна. Я прикусил губу. Сьюзен вслух высказала то, о чем я лишь подумал.

— Надеюсь, — пробормотала она, — что он не сломает свою проклятую шею.

11

Суд над Эриком был назначен на пятницу, значит, выйти на свободу — хочет он того или нет — ему придется в субботу. По этому радостному случаю Нэнси уже запланировала на субботу вечеринку, куда намеревалась пригласить всех участников демонстрации. Сидя в тюрьме, Эрик занимался со студентами по почте, проверяя в камере стопки сочинений. Мало этого, он дал другим заключенным почитать Шекспира. Этот автор имел успех, так как у Эрика хватило сообразительности выбрать для сидевших вместе с ним ребят монолог бастарда Эдмунда из «Короля Аира». Вероятно, все парни в тюрьме были, так или иначе, не вполне законнорожденными. Когда я заехал в тюрьму в среду, то застал плечистого Натаниэля за рассматриванием арденовского издания «Макбета». «Он говорит, что любит таинственные истории с убийствами, — сияя бодрой улыбкой, сообщил Эрик, — и я попросил одного студента принести „Макбета“».

Событие это не осталось незамеченным. Старая добрая «Дейли Миссисипиэн» опубликовала на эту тему короткую заметку под заголовком «Препод в тюряге». Здесь была не вся история, да и все изложение показалось мне тенденциозным, так как редактор сэкономил на фактах, но, в конце концов, это же «Миссисипиэн». Как сказал однажды Эд Шемли, съевший зубы в «Ньюсдей»: «Начинаешь понимать, что живешь здесь очень долго, когда читаешь „Миссисипиэн“ и не находишь в этом ничего смешного».

Внутри, как всегда, ответы психолога и страничка комиксов с простейшим в мире кроссвордом. Естественно, большой отдел спорта и новости мужских и женских студенческих организаций. Колонка писем студентов типична: корпоративная гордость, размахивание флагом на футболе и вопрос о девственности. Но самое замечательное — письма в редакцию, от которых отдавало просто несусветным идиотизмом. Эд однажды вывел общую формулу таких писем:

Кому: Главному редактору.

Риторическое вступление.

Не относящийся к делу случай.

Искаженное освещение фактов.

Ностальгические воспоминания о традициях.

Мрачные предсказания на будущее.

Подпись: Выпускник.

Должен признаться, что я читаю «Дейли Миссисипиэн» каждый день и сильно раздражаюсь, когда ее публикация прерывается на каникулы и последнюю неделю сессии. Когда не хватало местных университетских новостей, «Миссисипиэн» перепечатывала сюжеты Ассошиэйтед Пресс: двадцать новых способов применения хлопка, почему, по мнению ученых, толстые счастливее тощих, недавние безобразия знаменитостей — в топку шло все, что попадалось под руку. Я не собираюсь оправдываться. Любой наркоман, подсевший на иглу «Нэйшнл инквайрер», поймет мои чувства. Когда я навестил Эрика в тюрьме, он был обложен несколькими номерами «Миссисипиэн» с обведенными красной ручкой статьями на политические темы. Кажется, узник готовил очередную речь.

Я не стал задумываться над этим — Эрик постоянно работал над своими длинными нудными речами, и тюрьма оказалась для этого самым подходящим местом, так как Эрик не был мадам Дефарж и не умел вязать. Макс, видимо, был все-таки прав: Эрику было уютно в тюрьме. Но мы все же надеялись увидеть его на свободе.

В пятницу днем мне позвонила Нэнси. Обычно в это время звонила злосчастная старуха, и я, сняв трубку, сразу сказал, что Джейми здесь не живет.

— Что? Кто это?

— Дон Шапиро. С кем я говорю?

— Дон, это Нэнси. Кто такой Джейми?

Я тяжко вздохнул:

— Не обращайте внимания, это долгая история.

— Ну хорошо, слушайте…

— Вы о суде?

— Угу. Он состоялся сегодня утром. Заседание открыли и закрыли. Злоупотребление общественной собственностью. Штраф сто долларов.

— Он заплатил?

— Не совсем.

— Вы заплатили? Знаете, не думаю, что это правильно. Эрик сам виноват во всех этих неприятностях…

— Есть еще одна неприятность.

— Что, никто не заплатил?

— Эрик прервал заседание. Он начал говорить, мало того, произнес целую речь. Главным образом о фашизме американской судебной системы. Его предупредили, но он и не подумал заткнуться. Оскорбление суда — два дня.

— Два дня за какую-то речь?

— Дон, он произнес ее со стола.

— О!

— Стол оказался не очень прочным и сломался.

— Гм.

— Судьи добавили ко всему прочему еще и стоимость стола.

— Понятно, — сказал я, размышляя, куда она клонит. — Это означает, что субботняя вечеринка отменяется?

— На самом деле я именно об этом хочу спросить вас. Можно ли из-за одного фарисействующего гостя — какими бы благими ни были его намерения — портить людям вечер?

— Мм, нет?

— Правильно, я тоже так думаю. Поэтому вечеринка состоится, только на ней не будет Эрика. Черт, пусть он сам потом устраивает праздник, если, конечно, когда-нибудь выйдет из тюрьмы. — Она фыркнула, по телефону это фырканье показалось мне лошадиным.

— Ну, если вы так считаете.

— Да, я так считаю. Итак, приезжайте ко мне домой часам к девяти, о’кей?

— Отлично. Нам надо что-нибудь принести?

— Я слышала, что Сьюзен печет замечательные ореховые печенья.