Пустой гроб - Пьер Сувестр

— Амели, всякая ложь претит мне, и раз вы обо всем осведомлены, не стану разубеждать вас. Вам лучше будет узнать всю правду… Меня обвиняют в том, что я содержу любовницу?.. Эти сведения неточны. В этом я готов поклясться…

— Лжец! — воскликнула она. — А фотографии?

Поль Дро жестом призвал ее к молчанию.

— Повторяю, каковы бы ни были факты, любовницы у меня нет. Что до того, обманывал я вас или нет, должен признать, что в мыслях я вам неверен… ибо всем сердцем, всей душой полюбил другую. Свою возлюбленную я не предам до последнего дыхания, она одна занимает мой ум и мое сердце, ей готов я отдать и знания мои, и душу, но эта женщина мне не любовница; может статься, она всегда будет для меня лишь недоступной, обожаемой спутницей, но как бы там ни было, Амели, иной любви мне в этом мире не уготовано… Я был с вами откровенен, теперь у меня нет от вас секретов.

Амели Дро мертвенно побледнела, отчаяние ее дополнилось неукротимой яростью. Она судорожна подняла руки, безотчетным движением поднесла их к лицу хирурга, как если бы хотела расцарапать его, разодрать в клочки.

Усилием воли она сдержала себя.

— Как зовут эту женщину? — глухо спросила она.

Поль Дро изобразил подобие улыбки.

— Я ничего не скажу вам, и от этого вы будете страдать еще сильнее, — сказал он с явной иронией. — Раз уж вы впутали в наши семейный дела полицию, все нужные вам сведения вы получите у ваших шпионов.

Последние свои рекомендации профессор высказал с таким презрением, с такой ранящей иронией, что с досады на глазах у Амели выступили слезы.

— Это невозможно, Поль, — взмолилась она, — ведь вы же любили меня…

Хирург криво усмехнулся:

— Не стоит бередить печальные воспоминания былого нашего союза… Вы же знаете, мы оказались связанными узами брака, точно два компаньона, это слово верно передает суть нашего супружества. Не знаю, может быть, вас такая ситуация и устраивала, но доведись мне начать все с начала, скажу откровенно: я никогда бы на вас не женился.

— Боже милостивый! — вскричала Амели, вне себя от бешенства. — В этом мире брак не вечен, существует развод, и вы это отлично знаете, Поль Дро.

— Я как раз собирался переговорить с вами об этом, — сказал доктор.

— Напрасная трата сил, — закричала Амели, — я вас опередила.

Амели Дро закричала, и крик заглушил ее угрозу. Она задыхалась от гнева и ярости, поняв, что угроза, уготованная ею мужу, вполне совпадает с его собственными намерениями.

Поль Дро и не собирался противиться разводу, более того — такое решение его вполне устраивало.

Жена его, казалось, все еще не понимала этого, она решилась на крайность. Раз моральные способы обольщения не возымели действия, не окажется ли более удачливой ее физическая привлекательность?

Вмиг Амели Дро отработанным движением тряхнула головой, и ее пышные волосы в царственном беспорядке легли на плечи; потом она притворилась, что ей плохо, и упала в глубокое кресло, из которого не так давно вскочила.

Приняв исполненную грациозности позу, она прикрыла глаза и какое-то время жалобно и тихо постанывала. Она ждала, что не пройдет и секунды, как руки мужа коснутся ее плеч, рук, лба.

Она уже представляла, как Поль целует ее в глаза, в губы, но ничего подобного не произошло. Амели Дро открыла глаза и, не сдержав досады, воскликнула:

— Это уж слишком! Ушел — и даже не заметил, что я потеряла сознание.

Так оно и было: Поль Дро сбежал самым бессовестным образом, и никакие угрызения совести его не терзали.

Глава десятая

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СУДЕБНОЙ ПАЛАТЫ СЕБАСТЬЯН ПЕРРОН

— Доминик!

— Да, господин председатель?

— Доминик, мне совсем не нравится, что на столе у меня скопилась дюжина папок. Откуда они взялись?

Доминик, судебный исполнитель, приписанный к кабинету председателя четвертой палаты трибунала Сены, почтительно приблизился к говорившему с ним господину — это был Себастьян Перрон собственной персоной.

— Господин председатель, — доложил он, — это дела, находящиеся в производстве. Взгляните: Варн против наследников Жанти… Сыновья Перар против Речного ведомства… А вот дело Общества финансовых сделок — оно одно занимает с шестьдесят папок… Господину председателю известно, что эти дела назначены к рассмотрению на ближайшую неделю.

Увидев, что на столе у него высятся горы бумаг, Себастьян Перрон, естественно, встревожился, но Доминик своими разъяснениями успокоил его.

Смирившись с необходимостью, председатель Перрон пожал плечами:

— Вы, безусловно, правы, Доминик, и все-таки никак не могу взять в толк, чего добивается от нас министр юстиции… Судья, по нынешним временам, вроде как и не судья, а вьючное животное. Недели бегут, а мы судим и судим без передышки…

Доминик молча слушал сетования председателя судебной палаты.

— Будем уповать, господин председатель, чтобы так продлилось как можно дольше, — пошутил он. — Иначе, осмелюсь спросить, что станется с судебными исполнителями, если прекратятся тяжбы?

Наивное простосердечие слуги развеселило Себастьяна Перрона, который с момента появления во Дворце правосудия не переставал хмуриться.

— Вы могли бы спросить, Доминик, что сталось бы) с судьями, если бы перевелись сутяги? — засмеялся он.

— А адвокаты, господин председатель, — подхватил Доминик, — а секретари суда? Не говоря уж о судебных исполнителях, нотариусах, разных там поверенных, мелких служащих прокуратуры, да мало ли еще о ком…

— Да, конечно, — прервал его Себастьян Перрон, — вы правы, Доминик… В суде на столах непременно должны громоздиться дела. Отправление правосудия — дело долгое, потому как громоздкое, но так уж повелось: наше ремесло не терпит торопливости, главное — вынести справедливый приговор.

На сей раз Доминик остался доволен тирадой председателя.

— Золотые слова, — подытожил он.

Потом осведомился:

— Желает ли господин председатель, чтобы я помог ему облачиться в мантию?

— С какой стати, — удивился Себастьян Перрон, — я ведь сегодня не заседаю и пришел, чтобы поработать в своем кабинете.

— И впрямь, — спохватился судебный исполнитель, — совсем я потерял голову; покорно прошу извинить меня, господин председатель.

Он тотчас испарился, отправился по своим многочисленным обязанностям, границы которых никто не взялся бы определить.

Как только он вышел, лицо Себастьяна Перрона, на миг озарившееся веселой улыбкой, вновь приняло тревожное выражение, не покидавшее его уже дней десять…

С некоторых пор Себастьян Перрон полностью переменился. Первыми спохватились коллеги, которые сначала шептались об этом потихоньку, потом заговорили в открытую.

Что случилось с председателем палаты? Какое-то недомогание, болезнь?.. А, может, у него не все ладилось дома — отсюда и этот вечно озабоченный вид, это всегда обеспокоенное, измученное лицо?

В действительности же Себастьян Перрон утратил былую свою веселость с того самого дня, когда, казалось бы, к взаимной радости он вновь обрел Мариуса, который в глазах всех слыл другом его детства и которого сам он, без тени сомнения, почитал таковым.

Оставшись один, Себастьян Перрон рассеянно смотрел на скопившуюся груду дел, даже не думая приступать к работе.

Он расхаживал взад и вперед по огромной, строго и без вычурности декорированной зале, служившей ему личным кабинетом; едва ли не в двадцатый раз за утро он повторял одно и то же:

— Все это очень необычно, в высшей степени странно и внушает тревогу… Как Мариус, нарушив свое обещание, до сих пор не подает вестей?

Председатель палаты хмурил брови, кривил рот, до боли кусая губы.

— Между тем, — продолжал он, пытаясь уцепиться за краешек надежды, — если бы новости были плохими, он давным-давно известил бы меня. Тогда что же?.. Нет новостей — добрая новость? И все-таки не мешало бы получить конкретные сведения.

Каких новостей ожидал Себастьян Перрон? Что за миссию доверил он человеку, которого считал старинным своим приятелем Мариусом и который на самом деле был таинственным санитаром Клодом, нанятым в лечебницу профессором Полем Дро под настойчивым нажимом финансиста Миньяса?

Внезапно Себастьян Перрон был вынужден прервать свои размышления.

Постучав в дверь и так и не дождавшись разрешения войти, в кабинете появился судебный исполнитель Доминик.

Он принес печатный бланк, на котором стояла красная чернильная печать первого председателя гражданского суда, непосредственного начальника Себастьяна Перрона.

— Неприятная новость, господин председатель, — доложил Доминик.

Вид у него был такой расстроенный, что Себастьян Перрон заволновался.

— Вы пугаете меня, Доминик, что случилось?

Доминик протянул ему документ за подписью первого председателя.