Снег - Орхан Памук

Стихотворение было написано под впечатлением от того, что Ка только что пережил, чему был свидетелем: в одном четверостишии содержался разговор с шейхом о бытии Бога, в других нашлось место всему: и чувству вины перед «Аллахом бедняков», и размышлениям об одиночестве, скрытом смысле мира и устройстве жизни, и человеку с золотыми зубами, и косоглазому, и учтивому карлику с гвоздикой – словом, всему тому, что заставило Ка вспомнить всю свою жизнь. «Какой во всем этом смысл?» – подумал он, изумляясь красоте того, что только что сам написал. Он считал стихотворение красивым, потому что читал его так, будто его написал кто-то другой. И материал стихотворения, и вся его жизнь представлялись ему удивительными из-за того, что стихотворение оказалось красивым. Что означала эта красота?

Автоматические пробки на лестнице щелкнули, и стало темно. Он нашел выключатель и включил свет, и, когда еще раз заглянул в тетрадь, которую держал в руках, у него родилось название стихотворения. «Скрытая симметрия» – написал он сверху. Позже он покажет – то, что он так быстро нашел это название, доказывает: это стихотворение не было его собственным замыслом, и поместит его на ось логики, как и первое.

12

Если Аллаха нет, то какой смысл в том, что бедняки так страдают?

Рассказ Неджипа о разлуке

Возвращаясь под снегом из обители шейха в отель, Ка думал о том, что скоро снова увидит Ипек. Выйдя на проспект Халит-паши, он вдруг оказался посреди предвыборного митинга Народной партии, а затем в окружении школьников, выходивших с университетских подготовительных курсов: они говорили о вечерней телевизионной трансляции, о том, как преподавателя химии легко обмануть в карты, и точно так же, как Ка и я в этом возрасте, безжалостно друг друга подкалывали. В дверях одного жилого дома он увидел маленькую заплаканную девочку, которая держалась за руку своей бабушки, – видимо, они шли из кабинета дантиста на верхнем этаже. По их одежде он сразу понял, что живут они, еле сводя концы с концами, но все-таки отвели свою обожаемую девочку не в государственную поликлинику, а к частному врачу, который, как они считали, сделает не так больно. Из открытой двери лавки, где продавались женские чулки, катушки ниток, цветные карандаши, батарейки и кассеты, он услышал «Роберту», песню Пеппино ди Капри, которую слушал в детстве по радио, когда они с дядей зимой по утрам ездили на Босфор гулять, и, решив, что этот настрой – предвестник нового стихотворения, вошел в первую попавшуюся чайную, сел за свободный столик и достал карандаш и тетрадь.

Какое-то время Ка смотрел на пустую страницу увлажнившимися глазами, потом понял, что стихотворения не будет, но его оптимистический настрой не исчез. На стенах чайной, битком набитой безработными и студентами, помимо видов Швейцарии, он увидел театральные афиши, вырезанные из газет карикатуры и статьи, объявление об условиях конкурса по набору сотрудников и расписание матчей, которые должен был провести в этом году футбольный клуб «Карсспор». Большинство уже сыгранных матчей закончились поражением, и их результаты были написаны карандашом другого цвета, а рядом с матчем с «Эрзурумспором», который закончился поражением 6:1, были написаны строки, одна из которых целиком войдет в стихотворение «Все человечество и звезды». Его Ка напишет на следующий день, сидя в чайной «Талихли кардешлер»[33]:

Если мать вернется из рая, чтобы нас, как прежде, обнять,И не станет отец-безбожник в этот вечер ее избивать,Все равно всё впустую, дерьмо замерзнет, душа иссохнет,                                                                 надежды нет!Воду спусти, чтобы смыло тебя, – не стоило                                                          в Карс приезжать.

Когда Ка, добродушно усмехаясь, записывал это четверостишие себе в тетрадь, от одного из столиков к нему подсел Неджип, на лице у которого было весьма неожиданное для Ка радостное выражение.

– Я так рад, что тебя увидел, – сказал Неджип. – Ты пишешь стихотворение? Я прошу извинить моего друга, который назвал тебя атеистом. Они впервые в жизни видят атеиста. Но ты не можешь быть атеистом, потому что ты очень хороший человек.

Он продолжал говорить – довольно несвязно, как Ка показалось поначалу: они с друзьями убежали из училища, чтобы посмотреть вечернее представление, но собирались сесть на задние ряды, потому что не хотели, чтобы, когда по телевидению будет идти прямая трансляция, директор их «обнаружил». Они были очень рады, что сбежали из училища, собирались встретиться с друзьями в Национальном театре. Они знали, что Ка будет читать там стихи. В Карсе все писали стихи, но до знакомства с Ка они ни разу не видели поэта, чьи стихи издавались. Можно ли угостить Ка чаем? Ка сказал, что торопится.

– Тогда я задам тебе один-единственный вопрос, последний вопрос, – сказал Неджип. – Я не ставлю себе целью обидеть тебя, как и мои друзья. Мне просто очень любопытно.

– Хорошо.

Сперва он дрожащими руками зажег сигарету.

– Если нет Аллаха, то, значит, нет и рая. Тогда миллионы людей, которые живут в нужде, нищете и страданиях, не смогут даже в рай попасть. В таком случае, какой смысл в том, что бедняки так много страдают? Для чего мы живем и зачем так много и напрасно страдаем?

– Аллах есть. И рай есть.

– Нет, ты говоришь это, чтобы меня утешить, потому что сочувствуешь нам. Когда ты вернешься в Германию, ты опять, как и раньше, начнешь думать, что Аллаха не существует.

– Я впервые за многие годы очень счастлив, – сказал Ка. – Почему бы мне не поверить в то, во что веришь ты?

– Потому что ты из высшего общества Стамбула, – ответил Неджип. – А там не верят в Аллаха. Они считают себя выше простых людей из-за того, что ценят то же, что и европейцы.

– Может быть, я и из высшего общества Стамбула, – сказал Ка, – но в Германии я был чужаком, которого никто ни во что не ставил. Это было унизительно.

Неджип, задумавшись, смотрел своими красивыми глазами как бы в себя, и Ка понял, что юноша в один момент проанализировал и оценил его особое положение.

– Тогда зачем же ты рассердил власть и убежал в Германию? – Он увидел, что Ка погрустнел, и сказал: – Ну и ладно! Вообще-то, если бы я был богат, мне было бы стыдно и я бы еще сильнее верил в Аллаха.

– Даст Бог, когда-нибудь мы все разбогатеем, – проговорил Ка.

– Не думай, что мне кажется, будто все так уж просто. И я не так прост и к тому же богатым быть не хочу. Я хочу быть поэтом, писателем. Я пишу научно-фантастический роман. Может быть, его напечатают в одной из газет Карса, в «Мызраке»[34] например, но я хочу, чтобы роман опубликовали не в газете, которая издается в семидесяти пяти экземплярах, а в стамбульских газетах, которые выходят многотысячными тиражами. Краткое изложение моего романа у меня с собой. Если я прочитаю, ты сможешь мне сказать, реально ли издать его в Стамбуле?

Ка посмотрел на часы.

– Очень быстро! – сказал Неджип.

Как раз в этот момент выключилось электричество, и весь Карс погрузился в темноту. При свете огня, горевшего в печке, Неджип сбегал к прилавку за свечой, зажег ее, покапал воском на тарелку, приклеил свечу и поставил на стол. Потом вытащил из кармана помятые листки бумаги и дрожащим голосом начал читать, то и дело запинаясь от волнения.

В 3579 году на планете Газали[35], которая сейчас еще не открыта, люди были очень богатыми, а жизнь была гораздо спокойнее, чем сейчас, но в противоположность тому, что думают о будущем материалисты, люди не перестали обращать внимание на свою духовную жизнь, считая, что уже стали богатыми. Наоборот, все очень интересовались вопросами отношений бытия и небытия, человека и мира, Аллаха и Его рабов. Поэтому в самом удаленном уголке этой красной планеты открылся Лицей исламских наук и проповедников, куда принимали только самых способных и трудолюбивых учеников. В этом лицее было два верных друга, взявшие себе прозвища Неджип и Фазыл по имени Неджипа Фазыла[36], книги которого, написанные 1600 лет назад, но все еще очень актуальные из-за злополучного вопроса об отношениях Востока и Запада, они с восторгом читали. По многу раз перечитывали они самое замечательное произведение великого мастера «Великий Восток», встречались втайне от всех по ночам на койке Фазыла, самой верхней, и, вытянувшись бок о бок под одеялом, наблюдали за тем, как на стеклянную крышу над ними падают и исчезают синие снежинки, сравнивали каждую из них с исчезающей планетой, шептались о смысле жизни и о том, что будут делать в будущем.

Эта чистая дружба, которую пытались запятнать грязными шутками завистники с черным сердцем, однажды омрачилась. Оба в один день влюбились в невинную девушку по имени Хиджран[37], которую с помощью луча прислали в их удаленный городок. Они узнали, что отец Хиджран был атеистом, но это не спасло их от безнадежной любви, а, наоборот, усилило страсть. Они быстро и всем сердцем поняли, что эта красная планета предназначена только для одного из них и что один из них должен умереть, но прежде пообещали друг другу: кто бы из них ни умер, он вернется после того, как окажется в другом мире, на каком бы расстоянии световых лет ни находился, и расскажет о том, что их больше всего волновало, о жизни после смерти.