Волонтер: Неблагодарная работа - Александр Владимиров

— В этих краях, даже кашу из топора не сваришь, — молвил князь, увидев в его глазах удивление, — народ тут такой. Если в настроении, гостя накормит, если нет. То и суда нет. Иногда, сам гость вынужден накормить хозяев.

— Это еще почему? — поинтересовался эстонец.

— Почему, почему, — проворчал Ельчанинов, словно до этого он сказал, что-то непонятное, — после смутного времени, эти края обескровились. Шведы, да поляки прошлись по этим краям. Некоторые деревни, только и держатся на одном дыхании, а другие вообще обезлюдили. Местами народ просто-напросто служивых чурается.

— Так ведь со времён смуты прошло почти сто лет! — воскликнул Андрес.

— Э, чтобы прийти в себя в глухих районах Московского царства много времени надо. И не везде раны заживают быстро. Не даром Петр одно малое поселение, что немного юго-восточнее отсюда, сказал: То тьма. И населенный пункт назвали Тотьмой. Вот люди тут и живут, чем бог подаст. Вырастят овощи летом, потом всю зиму питаются, а уже весной, да летом, лапу сосут. Что настреляют, то и едят. А если день не удачно прошел, так и сидят голодные.

Тем временем бывшие разбойники нашли две рогатулины. Воткнули их по сторонам костра, и на прямой ветке, стали поджаривать лосенка, то и дело его вращая.

— А где Егор? — поинтересовался Андрес.

— Он с конями возится. Купил в селе немного крупы, вот и кормит. Как только мясо поджарится, его позовем, а сейчас бесполезно это делать. Не придет.

Егор действительно больше проводил времени с животиной, чем в обществе Ларсона и князя. Правда и «букой» назвать его нельзя было. Иногда смотришь, пошутит, иногда сам над шуткой захохочет. А как в путешествии без шутки. Тяжело.

Тихо потрескивают ветки в костре. Где-то кричала сова. Ельчанинов кутается в епанчу, и старается не заснуть. Стрельцы жарят лосенка, а Ларсон на несколько минут закрыл глаза и представил Таллинн. С маленькими улочками, с приветливым народом и прохладным морем.

— А сколько тебе лет Андрей? — неожиданно спросил Яшка. — Выглядишь ты молодо, но кажешься просто младенцем. Все спрашиваешь, да спрашиваешь. Я, конечно, понимаю, что иноземец, но ведь у себя там ты должен был изучать соседнюю страну?

Кольцо почему-то весь путь называл Ларсона не Андресом, а Андреем. Эстонца это не оскорбляло, но немного огорчало. Он боялся, что со временем его имя забудется, и оно будет звучать на греческий манер.

— Сегодня, какое число? — вопросом на вопрос спросил он.

— 18 мая. — Произнес князь.

— Ну, если бы моя жизнь шла без потрясений, — начал Ларсон, — то сегодня мне бы исполнилось двадцать восемь лет. Но из-за происшедшего, я как-то не уверен…

— Так ты именинник, — воскликнул Яшка, — что же ты молчал.

Запихнул руку за пазуху, и извлек на свет божий старенький потрепанный кисет.

— Дарствую, — молвил он, протягивая его эстонцу.

— Спасибо.

— Ну, вот, — обиделся Ельчанинов, — я теперь, как и не удел. Давно нужно было поинтересоваться. Теперь даже не знаю, что тебе и подарить. Сейчас ничего такого нет.

— Так не стоит, — молвил Ларсон.

— Как не стоит? Стоит! Но как говорят у нас: «Лучше поздно, чем ни когда». Ты дружище, надеюсь, не обидишься, если я подарок тебе сделаю в Архангельском городке?

— Нет, конечно. Ивашка сделал еще поворот лосенка и сказал:

— Скоро будет готов. Жаль, соли нет.

Узнать правоту слов Ельчанинова эстонцу удалось на следующий день, когда отряд остановился у невзрачной избушки. Князь выбрался из кареты и постучался в покосившуюся от времени дверь. Она отворилась и на улицу из полутемного помещения вышла женщина, в стареньком потрепанном, с заплатами, зипуне. Окинула взглядом приезжих и гневно проговорила:

— Что надо?

— Эй-эй, потише, потише сударыня, — молвил князь, — мы не воры и не бандиты. Нам бы напиться.

— Вон колодец, там и ведро. Зачерпнул и пей. И не зачем в дверь стучаться.

— И чем это мы тебя сударыня обидели, что ты изволишь гневаться, — поинтересовался Яшка Кольцо.

— Ходют тут всякие. Покоя не доют.

Вот в том, что тут всякие ходят, а уж тем более покоя не дают, Ларсон сомневался. Кому тут бродить? Леса глухие, тут, если только медведь шататься может. Да и то, вряд ли он тревожить стал хозяйку дома просьбами водой его напоить.

— Ой, ой хозяюшка, — молвил Яшка, — мы же не всякие. Мы охотники. Готовы лосятину на что-нибудь другое поменять.

— Да я бы не против, — вдруг забормотала баба, — да вот только предложить вам ничего не могу. Свекла, репа и просо в прошлом году не уродилось. А муж, тот еще охотничек, как ушел в лес два дня назад, так до сих пор не вернулся. Одна дома сижу, репу с отчаяния кушаю.

Она вздохнула, так тяжка, что любой готов был сжалиться и отдать мясо так. Увы, путешественники были не такие. Князь фыркнул не довольно, и молвил:

— Так это, может, на репу и махнем.

— На репу! — протяжно проговорила баба, — На репу!

Пока они разговаривали, Егорка сбегал к колодцу и набрал в бутылки воды. Вернулся, и теперь наблюдал за разговором. Он бы согласился и на просо. Ельчанинов чувствовал, что женщина хитрит, поэтому и сказал:

— На две репины, да на одну свеклу поменяли бы. Баба задергалась, потом махнула рукой и скрылась в доме.

— Не вернется? — спросил Андрес.

— Вернется, — заверил Яшка и оказался прав.

Она появилась на пороге, неся мешок. Развязала его и продемонстрировала князю продукты.

— Две репины, свекла. Баба кивнула.

— Ладно, забирай мясо. Ивашка принеси.

Бывший разбойник направился к своей лошади. Отвязал от седла похожий мешок. Вернувшись, вытащил из него большой кусок мяса.

— За репу, да свеклу, многовато будет, — вздохнул он, — да вот только уговор дороже денег. Может у тебя соль есть? — поинтересовался Ивашка.

— Соль?

— Соль, али глухой стала?

— Так ведь она дорого стоит. Купцы мне ее немного, из-под Тотьмы привозят.

— А я заплачу, — проговорил князь, извлекая из-под полы епанчи кошель.

Сейчас Ларсон убедился, что даже в прошлом деньги решают все проблемы. Он заметил, как изменился взгляд у женщины, когда у Силантия Семеновича в ладони сверкнула серебряная монета. Андрес не удивился, когда та бегом убежала в дом, а затем так же быстро возникла на пороге.

— Вот соль, — молвила она, протягивая мешок.

Князь подкинул монету. Женщина ее поймала на лету и сжала в руке. Яшка кинул мешочек с солью к репе и свекле. Поблагодарив хозяйку за «гостеприимство», вернувшись к карете, путешественники отправились дальше. Дорога теперь их лежала в Вельск.

Ивашка по обыкновению пришпорил кобылу и рванул вперед. Надоело ехать в отряде, и выслушивать байки, что травил Яшка Кольцо. Все бы ничего, если бы тот рассказывал что-то новое, а так все то же самое по кругу. Это вон иноземцу интересно, а его уже ничем не удивишь. К тому же вдруг под ложечкой засосало, вновь захотелось поохотиться.

Когда, поняв, что оторвался от своих приятелей, бывший охотник остановил лошадь. Спрыгнул с нее на землю. Огляделся. Увидел тонкую березку, что росла у самой обочины. Привязал возле нее кобылу.

Взял мушкет (заряженный дробью) и направился в глубь леса. Шел осторожно, чуть влево возьмешь и в болотную топь угодить можно. А тяжелое ружье, того и гляди, на дно потянет. Да и ступать нужно бесшумно. Чтобы зверя не спугнуть. Заяц животное очень чуткое, при любом шорохе в стороны кидается. Вот если на сто шагов к нему приблизиться, и постараться не шевелиться, то он человека от пня не отличит. Ветерок в лицо дует, вряд ли зайчонок Рваное ухо учует. А ведь так хочется его подстрелить, разнообразить трапезу. Мясо лосенка оно ведь неплохое, да вот только немножко суховатое и жестковатое.

Небольшой ручеек. Такой перейти не сложно. Несколько шагов, и Ивашка на другом береге. Осторожно отгибая ветви в сторону и стараясь не шуметь, выбрался на большую поляну. И замер. Стараясь не шевелиться, попытался оглядеться. Вон, на холмике, греясь в лучах солнца, сидит на корточках заяц русак. Дремлет. Жаркое из него выйдет отличное.

«Была бы охотничья собака, — подумал Ивашка, — то и охота легче. А так…»

Он вскинул ружье и прицелился. Выстрел только один, второго не дано. Тут нужно бить сразу на повал. Есть правда за поясом пистолет, да вот он только для стрельбы с более близкого расстояния, к тому же его еще достать нужно. Не успеешь. А вокруг тишина. Тут хоть не дыши. Сделал несколько шагов. Остановился. Приблизился к дереву и положил ствол мушкета на ветку. Топнул ногой. Заяц вдруг спросонья оторопел и бросился в сторону, как сумасшедший. Выстрел. Косой замер и упал.

«У меня глаз, как у орла», — подумал Ивашка, прислонил ружье к дереву, и вышел на поляну.

До подстреленного зайца дойти не удалось. Под ногой треснул сучок. Неожиданно ветер переменился. И в кустах, заревел медведь (по все видимости он тоже охотился на зайца). И тут же он выбрался на поляну. Ивашка дернулся и испугался, подвинулся от него назад. Если бы этого не произошло, хищник, скорее всего, убежал, а так он увидел страх охотника, а тут «всяко бывает, тогды чья возьмет». И медведь сделал несколько решительных шагов в сторону охотника.