Волонтер: Неблагодарная работа - Александр Владимиров

— Понимаю, — молвил Ельчанинов, — но ведь и ткань для государевых дел.

Торговец вновь вздохнул и запихнул кошель за пояс. Он так его и не раскрыл, и не пересчитал сумму.

Денщик взял ткань в руки, и они вышли. Бегом, по-другому и не скажешь, добрались до кареты. Ларсон велел положить материю на сидение кареты. Когда Егор это выполнил, они с князем сели на свои места. Андрес потрогал материю, вроде не так сильно и намочили.

IV

Прошло три дня с того момента, как Ельчанинов и Ларсон покинули Ярославль. Пару раз останавливались на ночлег, в первый раз в Данилове, где князь запасся продуктами, потом в небольшом монастыре. А уж затем направились в сторону Вологды, где у Силантия Семеновича были дела, какие тот Андресу объяснять не стал. Ну, да и бог с ним, решил эстонец. Вот только доехать до града без приключений не получилось. И всему виной стала дорога, у которой, как потом объяснял князь «семь загибов на версту». Вот только считать их Ларсон не решился.

В весеннем лесу пел соловей. Причем заливался так, что Андрес даже заслушался. И ему казалось, что карета едет по кругу, не мог же певец преследовать их. Просека пару раз еще свернула и карета неожиданно остановилась. Дремавший до этого князь проснулся и выглянул в окно.

— Ну, что там такое Егор? — спросил он, у денщика.

— Дерево боярин. Силантий Семенович приоткрыл дверцу. Выставил ногу на лесенку и сказал:

— Вижу что дерево. Что делать то будем?

— Убирать с дороги боярин. Ни как не объехать. Кругом одни болота.

— И то верно, — согласился Ельчанинов, он толкнул рукой Ларсона, и молвил — вылезай, пойдем парню поможем. Он хоть и богатырь, но один вряд ли справится.

Ларсон спрыгнул на землю. Ему даже показалось, что земля под ногами заколыхалась.

— Вся Россия ваша — болото, — проворчал он, и последовал за князем. А тот уже вместе с денщиком пытались сдвинуть дерево в сторону.

— Эх, ухнем, — крикнул князь, и начал еще настойчивее толкать, когда к ним присоединился эстонец. — Еще немного и мы его сдвинем.

Надавили и хоть бы хны. Неожиданно за их спинами кто-то прокашлял. Путешественники развернулись и увидели направленные в свою сторону пистоли.

— Приехали, — проговорил мужик в потрепанном зипуне, хриплым голосом. — Оружие на землю.

Ларсон потянулся, уже было, вытащить из ножен саблю, но Ельчанинов рукой остановил его, и прежде чем разбойник выстрелил, молвил:

— Что, не узнал, Яшка? Мужичек прищурился. Минуту разглядывал князя и проговорил:

— А без бороды я воевода, тебя и не признал. Богатым будешь. Яшка повернулся к своим людям и добавил:

— Не стрелять! Это друг мой Силантий Ельчанинов. Эвон, какой стал. Чай, небось, на службе государевой.

— На службе. А ты, я погляжу, на большую дорогу вышел. Проезжих грабишь, да убиваешь?

— Есть такой грешок. Да только не моя это вина. — Проворчал разбойник, — я ведь всю жизнь верой и правдой царям служи. И Ивану, и Петру, и Софье. А он, антихрист, меня стрельца, из Москвы выгнал.

— Ты лучше скажи спасибо, что на плаху не лег, — парировал князь.

— Да вот и не знаю Силантий, что и лучше — казнь по утру, или та жизнь, что суждена нам, бывшим стрельцам. Или ты думаешь все так просто.

— Ты же сам был среди тех, кто руку на государя Петра Алексеевича поднял.

— Мы Софью охраняли царицу нашу.

— Царицу! — возмутился Ельчанинов, — Не ее вы охраняли. А полюбовника ее — князя Голицына.

— Может ты и прав Силантий, может и прав, — неожиданно согласился бывший стрелец, — но тогда, тогда мы думали, что служим царице. Петр, он ведь из-за границы словно подмененный приехал. Все русское ему не по нраву. Эвон дошел до меня слух, что государь войну с шведом начал. Дурашка, куда полез. Карл разбил его, да еще не раз бить будет.

— Разбил, — согласился Ельчанинов, — так и проиграл опять же из-за нашего с тобой брата. Воевать разучились. Голицын эвон на Азов ходил, свое поражение за победу выдал. Дисциплину среди стрельцов, маломальскую и ту порушил. Если бы стрельцы под Нарвой не побежали, битый был бы Карлос.

— А сам-то ты, где был?

— Я волю государеву исполнял. И на бранном поле в тот день не был. И сам об этом сожалею. Так что лучше отпусти нас. Помоги дерево с дороги убрать. Сам ведь, небось, подрубил?

— Сам. Да вот только отпустить тебя не могу.

— Это еще почему?

— Ты сюда стрельцов из Вологды пришлешь, чтобы они меня изловили, да дружков моих повесили на березах.

— Т-фу ты, — выругался князь, сплюнул на грязную землю, — я ведь тебя к себе на службу хотел позвать. Помнил, что воин ты с головой, и трусостью не отличавшийся. А теперь, теперь смотрю, ошибался. А теперь решай, что ты и твои товарищи со мной и с моими людьми сделаете.

Бывший стрелец Яшка Кольцо оглядел пленных, поднял, было, пистоль. Но потом резко отпустил.

— По живому режешь князь, — проворчал он. — Ребятки, помогите убрать дерево. Четверо парней, силой едва ли уступавших Егору помогли сдвинуть бревно.

Князь и Ларсон вернулись к карете. Яшка отошел с приятелями в сторону и о чем-то долго переговаривался. Потом подошел к карете и проговорил:

— Ладно, ты меня на службу зовешь, князь, а что же приятелям моим делать? Землю пахать мы так и не научились… Ельчанинов взглянул на товарищей бывшего стрельца.

— Я тебя знаю, и перед государем отстоять смогу, если что, а вот их. Ты поручиться-то сможешь?

— Смогу.

— Хорошо. Хоть и запретил брать Петр стрельцов на военную службу, но так вы уже и не стрельцы. Тем паче, что сия служба не совсем военная. Тут Ельчанинов подмигнул.

— Я тебя буду ждать в Вологде. Сообразишь, где меня искать? Там и поговорим.

— Конечно.

— Вот и хорошо. Егор поехали. И хватит называть меня боярином, я для тебя князь. Карета тронулась с места, оставляя стоять на обочине разбойников.

V

С утра нужно объехать город. Затем принять иноземных купцов, ничего не поделаешь — должность обязывает. При этом с каждым будь добр и вежлив. Чай через Вологду идет торговля с землями Иноземными. А чтобы торг был хорош, сам знаешь… Не подмажешь, не поедешь. А люди всюду алчные завистливые, все в тебе злодея узреть хотят. Недовольных полно. А тут выходов много, любой выбирай. Одних перемани, других осуди, третьих при всех награди, а кого тайно поощри. И смотришь врагов у тебя меньше, а те, что есть в подземельях кремля. И вот так вот почти вся жизнь. А куда денешься, когда ты воевода. Государь поставил — служи.

Сейчас, вот двое пришли. Оба в зеленых мундирах, голландского образца. У того, что справа — рожа стрелецкая, наглая — скорее всего главарь. Тот, что слева, скорее всего иноземец, уж больно тощ, лепечет по-русски складно, да вот только говор не московский. Бог весть кого, царь батюшка на службу берет. Вошли без поклона, хамы. Когда это было, чтобы служивый шапку перед воеводой не снимал. Ууу — разбойники.

Слава богу, что представились. Стрелец — князь Ельчанинов, иноземец (а в этом воевода оказался прав) — Андрес Ларсон. Оба из Преображенского приказа. Что за приказ такой, воевода даже и не слышал.

— Письмо тебе воевода, от государя Петра Алексеевича, — проговорил старший и сунул прямо в руки воеводы бумагу.

— Что, сие?

— Не читал, — ответил князь, причем с такой интонацией, что у воеводы мурашки по спине пробежали. И говорить, что-то необдуманное у Евлампия Северского (а так звали градоначальника Вологды), особенно про государя, пропало всякое желание. Кто знает, что за приказ такой — Преображенский.

Воевода взял грамоту, долго читал, местами морщился, бросал искоса взгляд на служивых. И все пытался сдержаться, чтобы не высказать нелицеприятные слова в адрес монарха.

— М-да, — пробормотал он, заканчивая чтение.

Хуже не было. Государь хотел устроить в Вологде одну из главных государственных военных баз. А значит, здесь будут храниться военные и технические снаряжения для строящихся крепостей, военных кораблей. Раньше в Вологде суда для доставки припасов в Архангельск строили, но чтобы флот. «Неисповедимы пути твои господи!» — подумал воевода и перекрестился.

Вот при Иване IV по прозванию Грозном здесь столицу опричнины намеревались организовать, но все пошло не так. Был бы сейчас столичный воевода, а так. От мыслей таких у Северского голова кругом пошла. Он посмотрел на посланцев государя и проговорил:

— Ну, что там еще?

Ельчанинов протянул второй приказ, о переодевании войск, что находились под командованием воеводы, в одежду европейского образца. Северский даже покраснел. Он так и не смирился с нововведениями Петра Великого.

— Ступайте. Посланцы удалились.

— О времена! — вздохнул воевода и сел в кресло.

— Ну, и гусь этот воевода, — проговорил князь, когда они с Ларсоном, вышли из ворот Вологодского кремля, что являлся административным и торговым центром города, — Ну, и гусь. Все так и косился на меня. А ведь не признал. В былые времена, я у него в подчинении ходил. То еще до смуты стрелецкой было. Воеводе Северскому тогда крупно повезло, — продолжал Ельчанинов, обходя лужу, в которой, как предполагал Андрес, утонуть можно было. Человеку, спешащему в Кремль беда, а детишкам радость. Кораблики, сделанные из сосновой коры, по ней, как по морю пускают. — Его в Вологду отправили, с глаз долой, ходил слух, что он с князем Голицыным поссорился. Ну, вот тот и посодействовал. Ну, а потом смута. Московские стрельцы бунт подняли, а тут Петр со своими «потешными». Ну, а там сам знаешь. Этот же затаился, притих, ждал, чья возьмет. Дождался. К государю сразу гонца с грамоткой послал в верности. Ууу — лизоблюд. Сейчас вот занервничал, когда мы с тобой появились. Заметил, как руки у него дрожали, когда грамотки государевы брал?