Под девятой сосной в чистом поле - Валерий Гусев

– Спят усталые игрушки. Люськи спят… - и повернулась на другой бок, подложила ладони под щеку.

Я стащил с тахты плед и укрыл их, как котят.

Вернувшись, я доложил о результатах своего визита. Но доложил так, чтобы не встревожить еще больше батюшку Леонида.

– Они спят, - сказал я.

– Как спят? Скоро полдень. Кто же спит в такое время?

– У них вчера, наверное, гости были.

– Понятно, - кивнул отец Леонид. - Зеленым вином угощались. Сверх меры. А к кому же тогда Олечка ходила?

– Скоро узнаем, - сказал Алешка.

До полночи еще оставалось время. Мы сбегали домой. Алешка спрятал записку-улику в шкаф и туда же положил пакет с рюмками.

И опять, хмурясь, что-то черкал в своем ОРМе. А потом взял папину газету, где сообщалось о предстоящем прибытии Н. Романова, и стал ее изучать.

– Какое-то лицо у него, Дим, не царское, - сказал он мне с пренебрежением и протянул газету, где была помещена фотография претендента на царскую корону и на все миллионы романовских долларов, которые до сих пор лежали во всяких зарубежных банках. - Он, Дим, больше на кучера похож, да?

– Откуда я знаю, - я взял у него газету. - Я, Лех, ни царей, ни кучеров не видал.

– Да я тоже, - признался он.

На фотографии в газете стоял на берегу океана приземистый бородатый человек в длинных трусах. Лешка прав. Ничего царского в его облике не было. Ну борода, ну усы, ну лысина. Но ведь эти приметы могли быть и у кучера, вплоть до лысины. Подпись под снимком утверждала: «Один из вероятных наследников дома Романовых возле своей виллы на берегу Атлантики».

За его спиной и правда просматривались какие-то строения. Такие же приземистые, как и их владелец.

– Я б не хотел такого царя, - сказал я Алешке, возвращая газету.

– Я б вообще никакого не хотел, - буркнул Алешка, убирая газету в шкаф, где уже лежали собранные вещественные доказательства. - Пошли, Дим. А то батюшка там волнуется. Об своей матушке.

Наконец настало время, близкое к полночи, и мы пошли в храм.

Ночь была темная, загадочная. И очень тихая. Не звенели комары, не квакали лягушки. В реке, когда мы шли через мост, не плескалась рыба. Даже ночные кузнечики не скрипели. Только вздыхал отрывисто бедный отец Леонид.

Мы остались внизу, у входа на колокольню, а он полез наверх. Вскоре мы увидели его силуэт на фоне ночного неба, в верхнем проеме. Батюшка ждал. Ждал, когда наступит полночь.

И вот в ночной тишине вдруг раздался мягкий одинокий удар колокола. Его звук оторвался от колокольни и поплыл над уснувшей землей… Будто просьба о помощи.

Отец Леонид спустился, подошел к нам:

– А как я Олечке все объясню? Я не сумею. Она же станет меня презирать.

– Не станет, - сказал я. - Вы завтра утром позвоните следователю. Пускай он приедет к вам вместе с экспертом. А мы дядю Андрея позовем. И они тете Оле все объяснят. Они сумеют.

Когда мы вернулись домой и забрались на чердак, я спросил Алешку:

– А почему ты батюшке не сказал, что нам известны похитители?

– Он бы все испортил, Дим. Он бы украл у нас дубинку и помчался бы на врагов в своей рясе. И сорвал бы весь мой план. И матушку свою не выручил бы, и икону мы бы не добыли. - Алешка говорил как бы сквозь дрему. У него слипались глаза. И он все время дергал головой, будто ее встряхивал, выгоняя из нее настойчивый сон. - Узнаешь, Дим, в свое время. Потом, Дим, потом…

И Алешка уснул буквально на полуслове. Конечно, досталось пацану хлопот. Да, непросто это - воевать против лжи истиной. Это не то что тылы обеспечивать.

Наутро у отца Леонида собрался наш «оперативный штаб». Только далеко не в полном составе. Следователь Коля и эксперт Тамара приехать не смогли, у них назрело очень много работы, связанной с подготовкой операции против банды Халитова.

Пришел на совещание только дядюшка участковый.

– Что вы опять натворили, Оболенские? - спросил он, когда мы расселись за столом под абажуром. - Только не врите.

– Андрей Сергеич, - сказал отец Леонид, - это не они натворили.

– Я не об этом, батюшка поп. Они знают, о чем я их спрашиваю. Эти черти в печке, этот кирпич в клубе, эти рогатки в окно. У меня и так голова кругом идет. Да еще и эти копии. Оболенские, - опять повернулся к нам дядя Андрей. - Я вас спрашиваю…

– Это не мы, - поспешил Алешка с чуть заметной усмешкой. - Мы иконы рисовать не умеем.

– Возможно, - угрожающе произнес участковый. - Но вы умеете многое другое. - Он увесисто помолчал. - Я жду ответа. Дима, начинай!

Дядя Андрей сейчас очень напоминал следователя из кино. «Нам все известно! Признавайтесь!» А зачем тогда признаваться, раз вам все известно? Но мне, кстати, ничего не известно. Тем более что Алешка бросил мне вполне понятный условный взгляд: «Я забыл!»

– Я жду! - сурово напомнил участковый.

И я тупо высказался:

– Я забыл.

– Что забыл?

– Все.

Участковый кивнул, будто другого ответа от меня и не ждал.

– Алексей! Ты тоже все забыл?

– А вот и нет, - обрадовал его Алешка.

– Ну-ну! - Дядя Андрей опять чуть не достал головой абажур от нетерпения.

– Я как раз все помню.

– Ну что, что ты помнишь?

– Я хорошо помню, что дал слово папе не вмешиваться в дело с иконой. И я это слово изо всех сил держу.

Отец Леонид как-то странно хрюкнул в кулак. Участковый сердито фыркнул.

– Дядя Андрей, - Алешка поднял руку, как на уроке в школе, - можно спросить?

– Ну?

– Вот кто-нибудь украл что-нибудь очень ценное и спрятал. Так? И вы его подозреваете. Так? Вы его арестуете или нет?

– Конечно, нет! - поучительно высказался дядя Андрей. - Какой же смысл? Я не смогу доказать его вину, а он, конечно, не признается.

– И ценную вещь вам не отдаст. Так?

– Так!

– И что бы вы сделали?

– Терпеливо собирал бы доказательства. И постарался бы получить информацию о том, где он спрятал эту ценную вещь или кому ее продал. - И дядя Андрей важно и гордо оглядел нас, новичков и дилетантов.

– У меня нет больше вопросов, - небрежно и даже как-то высокомерно сказал Алешка и картинно откинулся на спинку стула.

Умыл, называется!

Правда, умыл не очень здорово. Не эффектно. Потому что забыл, что сидит не на стуле, а на табуретке.

Я попытался поймать его за шиворот, но не успел. И некоторое время над краем стола торчали две задранные ноги в кроссовках.

– Все? - спросил дядя Андрей, когда Алешка снова оказался за столом, на табуретке. - Здорово у тебя получилось. Я же говорил, что вы многое умеете.

– У меня тоже вопрос, - постарался я поскорее замять эту пикантную ситуацию. - Дядя Андрей, а вот этот Шакал Халитов, он когда-нибудь в тюрьме сидел?

– Два года назад освободился.

– А где он сидел?

– В Омской области.

– У меня нет больше вопросов. - Потому что все совпало. Молодец Алешка! Это ведь он заранее подсказал мне этот вопрос.

– У меня тоже нет больше вопросов, - сказал дядя Андрей и встал.

Он передвинул планшетку, расстегнул ее, достал икону и положил на стол. Ту копию, которая была с отломанным уголком.

– Собственно говоря, вы ничем не рискуете. Выполняйте их требования. А там посмотрим. Но на всякий случай мы подготовим группу захвата.

– А вы, дядя Андрей, собирайте доказательства, - сказал Алешка, потихонечку отодвигая ногой в сторону его стул.

– Не беспокойся - соберу. - Он защелкнул планшетку, сдвинул ее набок. - Я вас от дела отстраняю. И избираю для вас меру пресечения - домашний арест.

И он гордо сел. Мимо стула.

Глава XII

Операция «Полночь»

Утром отец Леонид зашел за Посошком, тот забрал инструменты, и они пошли в храм. И мы с Алешкой, конечно, тоже. И Паршутин, конечно, увязался за нами.

Абсолютно трезвый Посошок исправил поломки в иконостасе, вставил на место икону, закрепил, отступил на шаг:

– Отцеда вот морилочкой пройдусь, а доцеда, по краям, позолоту положу - полный лад будет.

Савелич, затеплив перед образом свечу, проворчал:

– Освятить бы надо заново.

– Сделаем, - сказал отец Леонид. - Немного позже. К празднику ближе. - И перекрестился, вздыхая.

А Паршутин, который маялся позади, сказал вполголоса:

– Ну вот, теперь порядок. Пойти, что ли, народ порадовать.

Алешка подмигнул незаметно мне, я подмигнул незаметно ему и вышел из храма вслед за Паршутиным.

Тот пошел сначала к магазину - народ порадовать. Которого в магазине по утреннему времени еще не было. Отвязал лошадь, завалился бочком в телегу и дернул вожжи. Лошадка послушно повернулась и пошагала, махая хвостом и потряхивая челкой, к мосту.

Я быстренько догнал их и спросил:

– Вы в поселок? Подвезете?

– Не, нам в другую сторону, - помотал головой Паршутин. - Совсем не по пути. В поле едем. Заправляться. Пастись, то есть.

– Ах, как жаль, - сказал я. И свернул к клубу, зашел за косую облупившуюся колонну и стал смотреть им вслед.

Не зря Алешка мне подмигнул. Паршутин повел себя странно. Но закономерно и объяснимо.