Калифорния - Игорь Анатольевич Шнуренко

сцена омовения голой девушки в пруду заменяет собой явление утренней зари.

В лучшем случае автор складывает из метафор историю, которая всегда может быть рассказана проще или не рассказана вовсе. Но чаще всего сами эти аллегории и являются целью.

«Я не считаю, что каждая басня должна иметь мораль… мерцание уличного фонаря символизирует одиночество, ящик мусора — цивилизацию, преследование гангстера — поиски бога… Нет, в нашей истории вы не отыщете иносказаний, и, если здесь и дают ненароком кому-то пинок, смею вас заверить — пинок этот лишен символики и бьет по той цели, в какую метил» (Рене Клер).

Фильм можно рассматривать или как произведение искусства, чья конечная цель лежит вне его, навязана ему извне, или же как организм, в самом себе содержащий закон собственного развития и совершенствующийся лишь тем, что он остается самим собой. Если мы примем первую, можно сказать, теологическую точку зрения, мы будем постоянно подвергаться опасности упасть в бездну какого-либо априорного заключения, и попадем туда, откуда уже нет возврата.

Аллегорический принцип — это универсальная отмычка к любому произведению  искусства, часто применяемая адептами консерватизма, когда классическое искусство находится в осаде. Стыдно перед Шекспиром, когда его драмы критики представляют куском перепутанных проводов — надо только концы найти. И Гамлет у них то импотент, то революционер, то сумасшедший (у кого что болит).

Аллегорический принцип неизбежен, когда все время пересказывается один и тот же канонический текст. Но моему сердцу ближе, когда его не пересказывают, а переписывают.

Так, в советском искусстве существует замечательный образ положительного Героя, который наделяется качествами, утвержденными на последнем совещании в ЦК. Пользуясь подобной скользящей этической шкалой, имперское искусство умело избегать каких бы то ни было аллегорий и достигало в каждый данный момент времени статического величия. Каждый неуловимый момент был обездвижен, каждое лицо фотогенично, зритель стремился не к смыслу, стоящему за кадром, а непосредственно жил в неестественном изображаемом.

Эти размышления подводят ко второму способу сделать видео искусством — способу, черпающему энергию не вне видео, а внутри его. Тем самым мы отказываемся от Бога кино, кем бы он ни был, и выбираем другой принцип развития, а именно свободную волю внутри самого фильма.

Под фильмом я подразумеваю здесь неразрывную целостность снимаемого и снимающего, не только пространство внутри камеры, но и то, что останется, если отключить ток.

Вот что писал Уайльд об Аристотеле:

«…Он ясно осознавал, что воля не есть таинственная, конечная единица силы, дальше которой мы не можем идти, и чья особенность — непостоянство, а наоборот, это — некоторое творческое проявление мысли, с самого начала, находящееся под непрестанным влиянием привычек, воспитания и обстоятельств…»

Свободная воля в видеоискусстве есть режиссура, но режиссура особого рода. Режиссура эта должна рождаться из самого фильма, развиваться в нем и из него. Кроме того, специфика непрерывного и спонтанного видеодействия, интимного как по отношению к зрителю, так и по отношению к автору, ставит последнего в положение, когда самый образ жизни является немаловажной, если не главной составляющей видеодействия.

Когда снимающий и снимаемое составляют единое целое, не только автор режиссирует действие, но и действие режиссирует поведение автора. Отношения «автор — фильм» не строятся уже по принципу «причина — следствие», и для амбиций автора это хуже любой цензуры. Поэтому он должен сам осознать единство с изображаемым и выработать для себя свод этических правил.

Заметим, что осознание видеохудожником необходимости этического кодекса сразу выделит его из бессчетных тысяч творцов, эстетической потребности в таком кодексе не чувствующих. И этот специфический этико-эстетический кодекс выделит видеохудожников в особую касту, для которой, грубо говоря (словами Суинберна), нет разницы между музыкой и смыслом, мелодией и моралью.

Итак, видеорежиссура, управление видеодействием — это своего рода этический кодекс внутри самого этого действия.

Каким же может быть Этический Кодекс Видеорыцаря, вводящий его личность в пространство сцены и позволяющий ему управлять видеодействием изнутри?

Кем должен быть он, «одухотворитель плоти, тот несчастный, таящий в душе тяжкие муки, но обладающий устами, в которых вздохи и стоны звучат прекрасной музыкой» (Киркегор)?

Позволю себе процитировать свою работу «Анализ в искусстве и проблема художника»:

«Так кто же, или что же, указывает на художника золотым перстом?

Принято считать, что это так называемый Zeitgeist — дух времени, т.е. художник выражает дух своего времени…»

«Итак, главное — угадать Zeitgeist. Однако, к несчастью, этот самый Zeitgeist — вещь в общем-то циклическая и во всяком случае доступная анализу».

Тщательно сформулированные нравственные положения позволят видеорыцарю ограничивать собственные устремления, владеть ими и управлять своей жизнью внутри видеосцены и вне ее (вне видеосцены видеорыцарь — это Глаз, и он занимает видео, даже не снимая и не снимаясь).

Какими видятся мне некоторые из этих этических положений?

1. Видеорыцарь — это le chantre et le hero одновременно.

2. Образ жизни видеорыцаря — это стремление к счастью и правде. Самое его существование — это уже правда. Жизнь для него — это текст в Бартовском понимании, а счастье — способность читать этот текст, писать этот текст.

3. Видеорыцарю ничего не остается, как показывать глубокий нравственный пример. Только этика придает его существованию эстетический смысл.

4. Русский видеорыцарь всегда устремлен к подвигу.

5. Видеорыцарь — это идеальный философ Платона. Он очевидец всех времен и всех существований.

6. Рыцарь видео — это комиссар борьбы с пустотой, самурай цайтгайста, стоик и еще раз стоик, новый эсэсовец европейских дорог.

7. Видеорыцарь сознает, что он дает бессмертие и творит чудеса, и пользуется своей способностью осторожно.

8. Это странствующий монах, он поможет всякому, кто действительно в нем нуждается.

9. Видеорыцари образуют нечто вроде Ордена. Это некая каста в условиях формирующегося сейчас нового феодального общества, оплаченная взаимовыручкой и круговой порукой. Неверно, что видео — это искусство для богатых. На самом деле видео — это искусство аристократов, т.е. искусство подлинно народное.

10. См. также работу «Манифест народного неоавангарда», содержащую 28 тезисов об отношении видеорыцаря к искусству.

Возможно, эти несколько пунктов слишком неконкретны, но это говорит лишь о том, что развитие в направлении разработки этического Кодекса Видеорыцаря неизбежно. Жизнь возьмет свое.

Я вижу видеокомиссаров на дорогах Европы, в ее каменных городах. Они хотят жить на сцене, и эта мечта осуществима. Любая Сара Бернар рано или поздно умирает, а они способны дать нынешнему броуновскому движению жизни направление, историю и бессмертие.

Революция Ли

Ушел из цеха последний мастер Морлок, выключив свой осипший станок, не стало глаза для фабричных груб, лишь лампочка