В небе Кавказа - Борис Ковальковский

Запись вторая.

Впервые увидели за городом «И-16». До этого все время жужжали «У-2». На «уточках» летают девчата-летчицы. Хорошо они вечерами играют на гитарах. Вот бы нам научиться так летать и так играть на гитаре. На следующей неделе снова зайдем в райком. Будем проситься на фронт. Неужели не возьмут? На фронте уже Иван Быков, Вася Малюков. Все, кому исполнилось семнадцать лет, а нам только по шестнадцати.

Запись третья.

Объявлена третья тревога за последние три часа. Воет сирена. Свистят постовые и патрульные, приказывают занять места в убежищах. Прерывисто гудят паровозы. В воздухе «И-16». Появился какой-то новый самолет с одним крылом. Похож на костыль. Вечером полная маскировка. Со стороны Грозного раздаются взрывы. Мама встревожилась, когда узнала, что мы вот уже в третий раз ходили в райком комсомола с просьбой направить на фронт. Странная женщина, не понимает, что мы должны быть там, где отец, где старшеклассники.

11 сентября. Выходной день. Утро не обрадовало. По небу плывут черные дымные тучи. Застилают солнце. Дым, как темная сетка, заволакивает небосвод. В комнате темно. Мрак. Фашистский воздушный пират разбросал листовки, призывающие советских летчиков переходить на их сторону. Вот сволочи! На что они надеются!

12 сентября. В школе уже неделю идут занятия. Но что это за занятия! Учимся, а сами ждем тревогу. Чуть что — бегом в щели.

Вечером у летчиков кинофильм. Нас пригласили летчицы. Смотрели «За Советскую Родину» — фильм о войне. Вечером снова раздавались гулкие взрывы.

22 часа 30 минут. Взрывы заставили выскочить из комнаты. Завтра снова пойдем в райком комсомола.

13 сентября. Шесть часов утра. Небо по-прежнему затянуто дымными облаками. Температура 14 градусов. Идем в школу. Во время третьего урока объявили тревогу. Сорок пять минут учебного времени оторвали у нас фашисты. На немецком учили предложения по разговорнику. Вечером снова тревога. Нас опять пригласили летчицы.

Весело было и как-то неловко. Девчата воюют, а мы сидим тут. Все казалось, что они высмеивают нас. Можно сгореть от стыда.

Над Грозным вспыхивает зарево. Ночью снова тревога. Принимаем окончательное решение: будем проситься в батальон морской пехоты.

На этом записи в дневнике обрывались.

— Ну, а если откажут, что будете делать тогда? — спрашивает у ребят Лавицкий.

— Уйдем так в какую-нибудь часть, не прогонят… Будем сыновьями полка.

Потом ехали молча. Каждый думал о своем. Ребята пристально всматривались в этого бравого, чем-то очень уж симпатичного летчика. Откуда им было знать, что не пройдет и двух лет, и именно этот летчик совершит подвиг в небе Гудермеса, спасет их родной город, что будут они ходить по улице и с благоговением вчитываться в табличку с названием — «Улица имени Героя Советского Союза Николая Лавицкого» — человека, сидящего сейчас перед ними. Откуда им было знать?

Ребята сошли у развилки дорог. Приветливо помахали и двинулись к школе.

Машина, окутанная клубами пыли, шла в направлении Баку.

Вокруг дороги многолюдно. Народ готовился встретить врага. На крышах домов и специальных вышках были установлены зенитные пулеметы. Тут и там тысячи людей рыли рвы. В сторону фронта шли поезда. Виднелись покрытые сетками камуфляжа железнодорожные платформы. На них — танки, орудия, полевые кухни. В тыл спешили санитарные поезда, эшелоны с демонтированным оборудованием.

По дороге двигались колонны солдат с суровыми озабоченными лицами, звучала песня: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна. Идет война народная, священная война!»

Я коммунист, товарищи!

Обстановка на фронтах менялась. Летчики 45-го истребительного упорно изучали новую материальную часть, готовились к новым схваткам.

— Знаю, знаю: вы все рветесь в бой. Я прекрасно понимаю ваше настроение, — улыбался Ибрагим Магометович Дзусов. — Но вам придется подождать, поучиться. Вот освоим новые самолеты — и наши, отечественные, и заграничные — тогда другое дело.

И они учились. Все дни были заполнены занятиями. Только что прошел урок по тактике воздушного боя. Командир полка свернул оперативную сводку боевых действий, посмотрел на летчиков, техников, механиков.

— Можно разойтись!

Когда все разошлись, к Дзусову строевым шагом направился Лавицкий. До блеска были начищены сапоги. Белоснежная полоска воротничка отделяла гимнастерку от смуглой загорелой кожи.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться!

— Пожалуйста!

— Прошу, рекомендуйте меня в партию.

— Чего же так официально? — развел руками Дзусов. — Можно было бы и попроще.

— Да момент уж больно торжественный!

— Помню, после одного из боев вы уже обращались ко мне с таким вопросом, — ответил Дзусов. — Я тогда поговорил со своим заместителем по политической части и инженером полка. Все мы пришли к единому мнению, что вы достойны быть коммунистом. Я охотно дам вам рекомендацию для вступления.

Николай сел писать заявление. Оно не давалось сразу. Хотелось многое высказать. Наконец он изложил все, что положено в таком случае. Там были и такие слова: «Хочу вместе с бойцами ленинской гвардии бить врага до полного уничтожения. А если в бою придется погибнуть, отдам свою жизнь, только бы жила моя Родина, небо которой я защищаю».

И вот наступил день, когда Николай пришел в политотдел, где проходило заседание партийного бюро. Лавицкий увидел товарищей. Но почему-то очень волновался. Даже в бою он не испытывал такого состояния, какое им овладело сейчас.

Парторг зачитал рекомендации, характеристики, ознакомил присутствующих с биографией Лавицкого. Николаю задавали вопросы. Он отвечал. Как-то так получилось, что он рассказал и о своем босоногом детстве, и о трудных годах учебы, об участии в Великой Отечественной войне. Потом выступали коммунисты.

Инженер полка Володин сказал просто:

— Летает он грамотно. В воздушный бой вступает смело. Дерется решительно. Даже тот факт, что он не имеет аварий и поломок, говорит о многом.

В словах выступающих чувствовались нотки уважения к Лавицкому. Все подчеркивали, что Николай в любую минуту готов прийти, на помощь и во имя дружбы готов на самопожертвование.

— Не хотелось бы повторять все, что здесь говорилось о Лавицком, — начал Дзусов, — но одну черту хочу в нем отметить: читает он много. Как губка влагу, впитывает в себя знания. Будет часами сидеть над техническими справочниками по самолетам — «аэрокобрам», «киттихаукам» и прочим. С той же жадностью набрасывается на художественные произведения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});