Цугцванг - Вета Горч

в жизни увидел насильственную смерть, к которой приложил собственную руку.

Отец только после этого решил позаботиться о моей безопасности. Но было уже поздно. Мой детский мир рухнул.

Ходил по психологам и психиатрам, которые пытались мне помочь обрести почву под ногами. Но разве можно всеми методами и приемами объяснить подростку, что все это случайность, роковое стечение обстоятельств, которого я просто был не в состоянии избежать. Все это бред. Полнейший бред. Я мог бы избежать случившегося, просто выбежав из туалета и позвав на помощь, не выбивать ствол у того человека, не заходить в туалет, а сразу направиться в сторону кабинета физики. Я мог бы сделать все, но сделал по-другому. Они были правы лишь в одном – какое-то чудо помогло мне выжить. Судьба, Вселенная, Фортуна, Бог. Я не знаю. Но это было чудо. Вспоминая сейчас, понимаю, что ситуация являлась крайне абсурдной. Наемный убийца проиграл подростку. На кону стояла жизнь. И это верно. Там, где есть смерть, всегда будет смерть. Вопрос в том, кому выпадет шанс продолжить участие в следующей игре.

– Макс, с тобой все хорошо? Ты бледен.

Я кивнул и вернулся в реальность.

Мне было холодно, будто только что зашел в тепло с тридцатиградусного мороза, внутри все клокотало. Руки занемели как тогда.

Я думаю, это конец. Пора ставить точку. Первый выстрел прогремел в туалете. И последний завершил этот адский круг. Пора начинать все с нуля.

Глава 5. Здравствуй, брат.

13 апреля, понедельник

В выходные я встретился с Тасей. Не знаю, что мною двигало, что я решил предположить ей пройтись, не взирая на сомнения. Гуляли от силы полтора часа. Возможно два. Но не больше. Мне было с ней интересно. Даже очень. Приятная атмосфера, хорошая погода и ее голос, прерываемый иногда ироничным смехом. Самое обидное, что не помню тем диалога, зато четко помню ее жесты и взгляд. В нем всегда отражается скрытый смысл, который жаждет быть понятым, но априори уверен, что никто его не заметит. Я замечал, но не умел разгадать. Слишком сложно и загадочно.

Еще помню ее искреннее удивление и восторг, когда я читал ей стихи. Она была восхищена – это читалось в ее глазах. Так искренне, ярко и выразительно они сияли. Будто ей не часто приходилось слышать стихи, но когда это случалось, то доставляло ей безграничное удовольствие. Я был вознагражден улыбкой и чудесным взглядом. И был польщен.

В этот момент вспомнил, как мои родители любили стихи. Они вообще любили читать и воспитывали меня на книгах, прививали любовь к чтению. Но большую, даже огромную, страсть они питали именно к поэзии. Папа часто читал маме что-нибудь из классики, подгадав удачный момент, граничащий с драматизмом.

Вечер. Немного за полночь. Или дождь. Мама сидит в кресле и читает, играет в шахматы, либо отдыхает; когда они одни или мы втроем проводим спокойные часы досуга, папа проходил к окну или к высокому книжному шкафу, опирался на одну руку или скрещивал их на груди и начинал читать. Выразительно, эмоционально, будто бы это его чувства в один миг обрели слова. Иногда даже меня пробивало на слезу. Настолько все было трогательно; своим чтением он словно играл на струнах души. Меня это потрясало. И маму. Она молча его благодарила, от этого веяло каким-то магическим пониманием: она либо кивала, прикрывая глаза, либо долго смотрела на папу, и он улыбался. И все молча. Мама тоже читала стихи, но куда реже и только на французском, и только о любви. Это была уже ее душа, которая вдруг запела.

Вспоминая это время, я понял смысл стихотворений. Когда их читаешь, ты выбираешь именно того человека, то произведение, именно с тем посылом, что могло бы показать те самые чувства, которые по каким-то причинам ты не можешь прозаически описать. Вот в чем магия литературы.

Послушай, быть может, когда мы покинем

Навек этот мир, где душою так стынем,

Быть может, в стране, где не знают обману,

Ты ангелом будешь, я демоном стану!

Клянися тогда позабыть, дорогая,

Для прежнего друга всё счастие рая!

Пусть мрачный изгнанник, судьбой осужденный,

Тебе будет раем, а ты мне – вселенной!

Михаил Юрьевич Лермонтов, 1832

14 апреля, вторник

Я не хочу превратиться в маньяка. Не хочу, чтобы даже в роли шутки это могло ко мне иметь хоть какое-то косвенное отношение. Однако, как избежать всего этого, я тоже не знаю.

Как избавиться от неуверенности в себе?

Я постоянно думаю о Тасе. Любые формы проявления мысли. И я не понимаю, что сейчас происходит между нами. Она не дает открытого ответа. Будто бы играет моими эмоциями, хотя, уверен, сама этого не замечает.

Я езжу к ее дому, сижу в машине и смотрю в окно. Таси не видно, но свет-то горит. Значит все хорошо. Но одна ли она там? Зашла в подъезд одна. Но потом были еще люди, они к ней шли или нет?

Все из головы не могу выкинуть того мужчину из «минивэна». Кто он? Почему так жаждал встречи, что приехал и говорил с ней? Но о чем? Не зная простых ответов, я накручиваю себя. Хотя понимаю, что скорее всего ничего серьезного нет, и, если расставить все точки, если поговорить с глазу на глаз, раскрыть все карты, то вся эта завеса тайны и предрассудков падет. И все.

Это как открыть секрет фокуса. До этого мы все восхищаемся, верим в магию, боготворим мага, а на самом деле это всего лишь ловкость рук. И десятки часов работы и усердия. Мы уже не думаем о магии. Ее не существует. Ибо это все – лишь четко отточенные действия.

Нет ничего туманного в наших отношениях. Все прозрачно и ясно – обрати внимание на невербалику. Нет никакой таинственной истории, связанной с тем мужчиной из «минивэна».

Но я привык все знать. Следя за целью, подбираю лучшие комбинации событий, меня должны снабдить минимальной информацией. Не снабдили – я все нарою сам. Кто такая Тася? Что я о ней знаю?

А хочу ли я вообще что-либо знать? Ведь мне хорошо с этим человеком. Зачем портить все какой-то информацией. Информацией из прошлого. Оно было и было. Она же не захочет знать моей истории. Да и если захочет – я не расскажу. Уверен, так же поступит и она.

– Ты опять слишком удручен чем-то, дорогой.

– Тебе показалось, просто думаю.

Ко мне подсела Маша.

Я сидел в библиотеке, писал конспекты, которые мне должны были пригодиться на ближайшем коллоквиуме, но отвлекся.

Маша достала ноутбук, подключилась к Интернету, раскрыла тетрадь и тоже принялась переписывать тезисы из статей каких-то бородатых ученых.

Она еще была в трауре. Правда, лицо приобрело более живые черты, даже улыбнулась в знак приветствия.

Я рискнул:

– Прости… Соболезную…