Тень наркома - Олег Агранянц

Сталин отдал распоряжение переводить в эти банки ценности, получаемые в результате захвата нами европейских стран.

Приказание было выполнено.

23 мая 1948 года Сталин приказал мне передать весь контроль за этими четырьмя банками Министерству финансов.

В середине 1952 года Сталин стал особо подозрителен. Я слишком хорошо его знал, чтобы не понимать: в любой момент он может нанести удар. Я понял, что ждать ареста легкомысленно и начал готовить бегство из СССР. Со времен войны у меня были личные связи с самыми важными нашими агентами. На встречи с ними ходил я лично через окна, которые подготовил сам и про которые кроме меня никто не знал. Теперь эти окна были законсервированы, но не ликвидированы. Летом я проверил два окна, работали они безотказно.

Я связался со своими личными агентами, это были испанцы, вывезенные после разгрома испанской республики в СССР и потом возвращенные нами для нелегальной работы в Европу. Нескольких из них знал только я и мог им доверять. Я решил проверить, не остались ли какие-нибудь средства в швейцарских банках.

Оказалось, что остались довольно внушительные суммы в трех банках, куда Сталин не рекомендовал переводить деньги в конце войны. Кроме того, к своему великому изумлению, я узнал, что ценности, перевезенные в Испанию, реализованы не все. Операции были приостановлены в 1942 году, так как человек, которому мы доверяли, тяжело заболел. Умер он в 1945 году. Завещание он оставил, как и было договорено, на несуществующего человека. Сделать паспорт и документы на имя такого человека не представляло труда.

Тогда же я составил план ухода. В центральном аэропорту в Москве всегда дежурил самолет для «генерала Багрова». Этот самолет доставлял меня на объекты, связанные с выполнением задач по ядерной программе, в том числе на урановые разработки в Чехословакии. Там в маленьком городишке размещался исследовательский центр, куда мы после войны свезли некоторых ученых из Германии. Позже туда привозили ученых, готовых с нами сотрудничать, но не выразивших желание переезжать в СССР.

5 марта 1953 года умер Сталин.

К лету стали накаляться мои отношения с Хрущевым. В первый раз я увидел его злые ликующие глаза 10 июня, когда я потребовал, чтобы он дал команду послу в Штатах посетить государственный департамент и потребовать по крайней мере отложить казнь Розенбергов, назначенную на 19 июня. Тогда я понял, что он сделает все возможное, чтобы от меня освободиться.

В середине июня я стал получать сведения о готовящемся против меня заговоре. О дате меня предупредил маршал Жуков через своего ординарца. Тот назвал дату: 26 или 27 июня.

26 в пятницу отменили заседание правительства, и я уехал обедать домой. Семья была на даче. Во время обеда я увидел, как во двор въехали два бронетранспортера. Я понял: пора уходить.

В одной из комнат еще в начале войны был оборудован хорошо замаскированный выход в коридор, который вел в подвал соседнего дома. Этим выходом я пользовался, когда для выполнения особых задач мне нужно было уйти незамеченным.

Я открыл дверь и вышел в коридор. На полке слева лежали карманный фонарь, парик и очки. Через несколько минут я был в подвале соседнего дома и, убедившись, что в подъезде никого нет, через потайную дверь, смонтированную в начале войны, вышел на улицу.

Еще через десять минут я входил в дом на улице Чайковского. Там в углу двора есть подъезд с лифтом, где на каждом этаже всего по одной квартире.

Снова став после смерти Сталина руководителем спецслужб, я с удивлением узнал, что мой самолет «для генерала Багрова» не контролировался никем. Я сохранил это положение. Сохранил распоряжение об условных знаках для пропуска этого самолета через границу. Тогда же с одним из новых руководителей спецслужб Чехословакии, назначенным на эту должность по моей протекции, договорился о формальностях, связанных с моим возможным посещением этой страны.

Мне потребовалось всего десять минут для того, чтобы подготовить документы: проставить штампы с нужным числом и доделать внешний вид.

Я позвонил по телефону для связи с самолетом и приказал приготовить его для «генерала Багрова». Вылет через час.

Потом спустился, вышел на Садовое кольцо и пошел в сторону Маяковской. На полпути поймал такси и попросил отвезти меня в Центральный аэропорт. Последний мой день в Москве был солнечным, народу на улицах мало. При подъезде к аэропорту я попросил подвезти меня к запасной калитке.

Самолет стоял в положенном месте. Летчик доложил о готовности к полету. Все как обычно. «Взлетаем немедленно. Направление скажу при взлете».

Самолет оторвался от земли. «Летим в Чехословакию».

После двух посадок и заправок на Украине летчик взял курс на Чехословакию.

Там приземлились рано утром. «Заправляйтесь и возвращайтесь», — приказал я летчику.

Как и было оговорено ранее с чехословацкой стороной, «генерала Багрова» с территории аэропорта выпустили без выполнения каких-либо формальностей. Я попросил таксиста отвезти меня на вокзал и через час уже сидел в вагоне поезда, направлявшегося в Прагу.

Прибыв туда вечером, я переночевал в гостинице, где знали с трудом объясняющегося по-немецки «генерала Багрова», а утром из этой гостиницы вышел так же с трудом объясняющийся по-немецки турецкий бизнесмен и попросил отвезти его в аэропорт.

Действующая итальянская виза в паспорте турецкого бизнесмена была проставлена мною на улице Чайковского. Я купил билет в Париж. Штамп в паспорте о въезде в Чехословакию не вызвал подозрения у пограничного контроля, и к концу дня я приземлился в Париже. Показав итальянскую визу, попросил французскую транзитную визу. Мне ее дали сроком на три дня. Все, как я запланировал.

В шесть часов я заполнял по-немецки бланк в гостинице «Ориоль». Потом дошел до почты. В воскресенье телеграф работает до семи вечера, но я успел. Я послал телеграмму в Буэнос-Айрес: «Я в Париже. Отель “Ориоль”». Потом вернулся в номер, разделся, лег в кровать и проспал до утра.

По моим подсчетам, если Мария вовремя получила телеграмму, в Париже она должна быть через два дня. Каково же было мое удивление когда утром, спустившись на завтрак, я увидел за ближайшим ко входу столиком Рамона! Прекрасный подпольщик сделал вид, что не знает меня. Я подошел к нему. Поздоровался. Он мне рассказал, что ночью звонила Мария и попросила найти меня.

— Она будет в Париже завтра вечером. Чем я могу вам помочь?

Рамон, Пабло — это друзья Марии, он были вывезены детьми в Советский Союз из Испании после поражения республики. Теперь они живут в Европе, в Латинской Америке. Они планировались как агенты для выполнения особых заданий. Связь с ними поддерживал я. И только я. Теперь у них своя организация. А с Марией у нас особые отношения.

Мария появилась вечером следующего дня.

В среду 1 июля мы пришли в аргентинское посольство. Через два дня пастор посольства принял турецкого бизнесмена в католичество. Я стал Лоренцо. А еще через день новообращенный католик сочетался сначала гражданским браком в консульстве посольства, потом церковным браком у посольского падре с гражданкой Аргентины Марией Иглезиас и к своей турецкой фамилии добавил фамилию жены.

Сразу же после оформления брака я получил аргентинскую визу и вместе с Марией отбыл в столицу Аргентины.

В августе через Рамона я вышел на Хрущева. Он и его друзья думали, что я увез какой-то компрометирующий их архив. Никаких документов у меня не было. Они просто не понимали, что публикация подобных документов нанесла бы удар по авторитету партии, а этого я допустить не мог. Однако я не стал их разубеждать. Было достигнуто соглашение. Я исчезаю и никаких документов не публикую. Они не будут меня искать и оставят в покое мою семью.

Через год у меня родился сын. Мы назвали его Лоренцо.

В октябре 1964 года прогнали Хрущева. Однако радости по этому поводу я не испытываю. Те, кто занял его место, еще дальше отходят от марксизма. Боюсь, отход этот уже необратим.

Первые ошибки были сделаны еще при Ленине: не была выработана система замены руководящих кадров. При Сталине идея всемирной революции для блага трудящихся была заменена стремлением укреплять одно государство. При Хрущеве от марксизма остались одни слова. Брежнев — никакой не марксист.

В последнее время я думаю о том, что ошибочной была и идея о возможности построения социализма в одной стране, тем более в такой, как Россия.

Сегодня 60 лет революции. Увы, она не победила. Но я верю в ее идеалы. Верят и мои друзья. У нас очень большие финансовые возможности, и мы используем их, когда поймем, что где-то в мире создались предпосылки для третьей революции. Французская буржуазная, Октябрьская антикапиталистическая — будет и третья, социалистическая. Где и когда, не знаю. Но будет. И ей нужны будут средства.