Тень наркома - Олег Агранянц

Вернулась она быстро. В руках держала почтовую открытку.

— Вот, — она протянула ее мне.

Я взял открытку. Летящие аисты или журавли, я не очень разбираюсь в орнитологии. Три аиста или три журавля — справа, три аиста или три журавля — слева. И ничего больше.

— Все открытки одинаковые? — спросил я.

— Да, абсолютно одинаковые.

Я поверил.

— Хотите кофе?

Мы отказались.

* * *

В гостинице рассматривали открытку. Открытка как открытка. Три птицы справа, три птицы слева.

— Ты обратил внимание, птицы справа — не точная копия птиц слева? — спросила Мальвина. Вот где пригодилось ее умение справляться с картинками «Найди семь ошибок».

— Нет. Но что это меняет? Может быть, это разные породы журавлей. Или аистов. Или цапель.

— Когда домой в Бразилию? — спросила Мальвина.

— Завтра, — ответил я.

— А аисты?

— Думаю, господин Лоренцо улетел куда-то вместе с ними. Но утешает, что мы были на правильном пути, хотя немного не успели.

— Опоздали на три месяца.

И потом глубокомысленно изрекла:

— Опоздание на один день ничем не отличается от опоздания на два года.

— Ты как всегда права, — согласился я, и мы отправились в ресторан, где я сразу заказал двойную порцию «Чивас Регал».

31. Поэтические вечера

Через день мы уже сидели в своей квартире в Сан Бартоломеу.

Встретили нас как старожилов. Приветствовали на улице, спрашивали про Европу.

— Нет, вы непременно придете к нам и расскажете, — требовал синьор Рамирес Порталью.

— Как жаль, что вы не были в Италии! — вздыхала его супруга Росалиа.

Синьор Алберту Перейра раскатывал на новом темно-синем «мерседесе-500». А падре Джованни весело улыбался:

— Правильно сделали, что поехали в Европу. Вам нужно было прийти в себя после этой чертовщины на кладбище!

Но самое удивительное — дела нашего салона шли просто блестяще. За мое отсутствие управляющий Эрнесту Мигел продал семь машин, отремонтировал двенадцать. При этом продавал он автомобили не только в Сан Бартоломеу, но и в соседние городишки. Перед самым нашим приездом он получил предложение от центрального офиса «БМВ» в Рио быть представителем этой фирмы в нашем городе.

Познакомившись с финансовым отчетом, я понял, что продажа машин и ремонт — занятие более перспективное, чем поиск сокровищ.

Посетили мы и нашего адвоката синьору Исидору. Как всегда серьезная, она со словами «если разрешите» ознакомила меня с какими-то нормативными документами по-португальски, после чтения каждого из которых разводила руками:

— Вас это в принципе не касается.

Как-то очень быстро жизнь наша вошла в привычное русло. Машины, гости, деловые встречи. Когда живешь в маленьком городе и принадлежишь к элите, то свободного времени бывает очень немного. Но птицы, изображенные на открытке, не давали нам покоя. По вечерам мы вертели открытку и рассуждали.

— Так аисты или журавли? — спрашивала Мальвина.

— Скорее всего, журавли.

— Почему?

— Аисты — это из фольклора Западной Европы. А журавли — любимая птица русских писателей, поэтов.

— «Летят журавли», — подсказала Мальвина.

— Верно. Надо подумать, что из этого фильма могло бы послужить отгадкой. Ты видела этот фильм?

— Давно.

— И я давно. Но помню хорошо. Давай вернемся к нему позже, посмотрим песни.

— «Мне кажется порою, что солдаты…» — снова подсказала Мальвина.

— Верно, песня на текст Гамзатова.

«…Мне кажется порою, что солдаты

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю нашу полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей…»

— Ничего подходящего, — вздохнула Мальвина.

Я согласился.

— Человек, подбрасывающий нам загадки, из другого поколения, чем те, которые знают песню Гамзатова. Скорее всего, этот человек должен знать другую песню о журавлях.

«…О, как больно душе, как мне хочется плакать!

Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..»

— Знаешь такую песню?

— Смутно.

Я рассказал историю, связанную с этой песней. Дело было лет двадцать пять назад, на целине в комсомольском отряде. Тогда я буквально спас одну свою знакомую.

— В то время эта песня считалась эмигрантской, оскорбляющей Советский Союз. Посуди сама:

«...Вот уж близко летят и все громче рыдая,

Словно скорбную весть мне они принесли…

Из какого же вы неприветного края

Прилетели сюда на ночлег, журавли?..

Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,

Где уж савана ждет, холодея, земля

И где в голых лесах воет ветер унылый,

То родимый мой край, то отчизна моя.

Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,

Вид угрюмый людей, вид печальный земли…

О, как больно душе, как мне хочется плакать!

Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..»

Моя знакомая где-то у костра спела эту песню. Кто-то донес. Понимаешь: «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» — просто оскорбление любимой родины. Такое наплели. А песню тогда знали все, пели. Поставили вопрос на комсомольском собрании. Я выступил и авторитетно заявил, что, мол, песня замечательная и она справедливо критикует царскую Россию. Когда кто-то из начальства стал возражать, я пояснил, что песня написана в 1871 году Алексеем Жемчужниковым, другом и сподвижником Некрасова, одним из создателей Козьмы Пруткова, написана в Германии и что автор, естественно, имеет в виду царскую Россию, потому как другой тогда еще не было. А вот приписывать слова «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» Советской России — это как раз и означает распространять сознательную клевету на нашу любимую родину и с такими клеветниками следовало бы разобраться.

— Это очень интересно, — вздохнула Мальвина, — но нам никак не поможет в решении нашей загадки.

Мы много раз просматривали текст песни Жемчужникова. Ничего. Вспоминали, что могли, из фильма «Летят журавли» — ничего.

— Может быть, все-таки аисты? — говорила Мальвина.

— Или цапли, — отвечал я.

— Надо найти специалиста по орнитологии, — как-то изрек я.

— Можно попытаться. Синьорина Албертину, мой парикмахер, говорила, что есть в Сан Бартоломеу человек, который коллекционирует чучела птиц. Возможно, он нам посоветует, к кому обратиться. Завтра я к ней пойду. И не думай, что это повод для посещения салона.

На следующий день из окна своего офиса я увидал красный «мерседес-300», который еще до отъезда облюбовала Мальвина. По тому, как проворно она выскочила из машины, я понял: без новостей не останемся. Новости действительно были.

— Ты никогда не догадаешься, кто коллекционирует чучела!

И не дав мне ответить, пропела:

— Наш горячо любимый друг доктор Роберту Марронту. Ну, разве не совпадение!

— Совпадение.

И к этому совпадению я мог добавить еще одно:

— Этот самый любимый друг только что звонил мне и пригласил на ужин послезавтра в субботу двадцать второго мая в семь часов.

— Ну, конечно! — вспомнила Мальвина. — Помнишь, его жена говорила, что он любитель редких птиц.

— Птичек, — поправил я.

32. Специалист по орнитологии

Через два дня мы поднимались в квартиру уважаемого доктора.

Первым, кого мы увидели, был директор торговой палаты синьор Рамирес Порталью. Увидев Мальвину в ярко-красном платье, он всплеснул руками:

— Ради одного этого стоило летать во Францию!

Мальвина была польщена и не стала уточнять, что привезла это чудо из Москвы.

Гостей было много, почти со всеми я был знаком: счастливый владелец нового «мерседеса» синьор Алберту, директор банка, с супругой, жизнерадостный падре Джованни, директор лицея, он же вице-мэр, синьор Коста с супругой, директрисой библиотеки, два почтенных старца, с которыми меня уже знакомили пару раз. И, конечно, адвокат синьора Исидора с ее вечным:

— Если не возражаете, я вас завтра ознакомлю с некоторыми нормативными документами.

Главной темой разговора были победы бразильского гонщика Сенны. Меня спросили, что я думаю по поводу присоединения Англии к соглашению в Маастрихте. Я думал так же, как обозреватель популярной «У Глобу»». Потом разговор перешел на последние события в Венесуэле: возможный арест президента Переса, обвиняемого в коррупции. Дружно смеялись по поводу часовой задержки самолета с президентом Клинтоном из-за того, что ему делали прическу. Словом, обыкновенный разговор людей, регулярно смотрящих по телевизору последние новости.