На день погребения моего - Томас Пинчон

заключается ее настоящее проклятие, но одумался.

— В первый раз, когда я была в твоем номере, произошло нечто похожее. Мне показалось, что я нашла разрез, Schnitte — один из этих «порезов», соединяющих поверхности многосвязных пространств Римана, что-то, что предоставило бы доступ к другому...не знаю, «комплексу условий»? «векторному пространству»? Отлично, но не очень убедительно, я вернулась в обычный пространственно-временной континуум прежде, чем разобралась с этим, а потом воспоминание стерлось. Вот когда это случилось на самом деле. В Ронс-Гартен, я сидела за столом с однокурсниками, ела какой-то странный немецкий суп, и тут вдруг без предупреждения «Бац!»: комната, вид из окна, как на самом деле, трехмерный разрез по оси х-у через пространство какого-то другого измерения, вероятно, четвертого, а возможно — еще дальше... Надеюсь, ты не собираешься у меня спрашивать, сколько...

   Они зашли в кафе, где им не должны были помешать.

 — Научи меня исчезать, Яшм.

   Что-то было в его голосе. Она прищурилась.

  — Мои аккредитивы аннулировали.

— О, Кит. А я тут разглагольствую..., — она накрыла его руку своей ладонью. — Я могу тебе одолжить...

— Нет, ничего, сейчас меня беспокоят не столько деньги, сколько шансы остаться в живых. Мой папа говаривал: если не удалось уладить вопрос с золотом, следующим этапом буде свинец. Я почему-то стал для них угрозой. Возможно, они наконец-то осуществили обоснованную оценку того, сколько я на самом деле знаю. Возможно, что-то произошло в Штатах, нам повезло хлопнуть одного из них, или они поймали одного из нас..., — он резко схватился за голову. — Слишком многое мне неизвестно. Но им явно больше не нужно казаться хорошими. И меня вычеркнули. Отправили в изгнание.

— Я могу оказаться в той же неприятной ситуации, и очень скоро. С очевидными изменениями знака, конечно. Никто ничего не говорит прямо. Эта чертова английская манера говорить с помощью кода, так что всё нужно расшифровывать. Догадываюсь, что после революции в России положение моего отца стало ненадежным. И, волей-неволей, мое тоже. А еще есть Англо-Русская Антанта и дело четвертого измерения, объект повального увлечения парапсихологов. Выбирай, что тебе больше по душе.

Было еще что-то - она боялась. Даже Кит, по натуре не очень-то чувствительный, это видел, но она была верна своему собственному плану решения проблем.

Ее глаза снова были широко открыты, задумчивы, она пару раз медленно вдохнула воздух.

 — Ну, теперь ты свободен.

  — Я что?

  — Мне казалось, американцы знают это слово.

  — Думаю, слово, которое ты ищешь — «бедный».

  — Твои договоренности с людьми Вайба аннулированы?

  — Не имеют юридической силы.

  — И ты ничего им не должен.

  — Ну, они могут с этим не согласиться.

  — Но если поступит другое предложение...

 — В смысле, от твоих из И. П. Н. Т?

   Она изящно пожала плечами, тряхнув локонами.

  — Я могла бы спросить.

  — Верю.

  — Значит, спросить?

  — Полагаю, это будет зависеть от оплаты.

Она рассмеялась, и он вспомнил ту беззаботную девочку, так давно скользившую в дыме пивной, Bierstube.

— О, ты увидишь, сколько они платят!

Кит отвернулся, потом снова посмотрел. Если бы не отсутствие усов, здесь, прямо в сердце Геттингена, он увидел точную копию Фоли Уокера. Шляпа и всё остальное. Кит почувствовал себя так, словно в него только что выстрелили. Похоже, жизнь в Геттингене избрала путь сверкающего лезвия бритвы — мотолюбители на байках новейшей модели врезались друг в друга или носились, сломя голову, заставляя разбегаться в разные стороны пешеходов, любители пива ссорились и выписывали кренделя, поглощенные мыслями Дзета-маньяки были вечно на грани последнего шага с края Променада, их спасали коллеги, город, который он никогда не любил, вдруг превратился в место, которое он, кажется, теперь обязан был покинуть, детали обыденности засияли с почти мучительной ясностью, место, которое нужно изгнать из памяти и никогда сюда не возвращаться, и вот, чтобы придать этому решению официальный статус, явился ангел, если не ангел смерти, то, как минимум, полной задницы, и никто больше, кажется, не заметил, несмотря на кричаще-яркую фатальность Фоули, проявлявшуюся здесь в наряде, описание безвкусицы которого не поместилось бы на этой странице... На самом деле это был костюм-тройка спортивного стиля, популярный несколько лет назад, ткань переливалась разными цветами в зависимости от угла, под которым на нее смотрели, неполный перечень цветов включал буровато-розовый, насыщенный виноградный и несколько некротический желтый.

Когда Кит посмотрел снова, конечно, никакого Фоули там уже не было, если это не видение вовсе. Четвертое измерение, не иначе. Хотя Яшмин любезно привела цитату из акусматона Пифагора, в которой говорилось: «Вдали от дома никогда не оглядывайся, потому что тебя преследуют Фурии» (Ямвлих Халкидский, 14), Кит вскоре поймал себя на том, что с особым вниманием следит за улицей и за тем, что на ней происходит, не говоря уже о проверке и перепроверке дверей и окон перед попыткой погрузиться на несколько часов в сон, что становилось задачей проблематичной. Он спрашивал себя, почему Фоули не может выйти и поздороваться? Неужели он решил, что Кит его не заметил?

Но Фоули, словно владевший универсальным ключом Hausknochen ко всему Геттингену, наносил визиты ночью, складывалось впечатление, что он и вовсе не перемещался, боль в ступнях и ладонях, глухие удары пульса, Кит не спал, сидел и смотрел во тьму на этого фантома, безвкусно разодетого наперекор целому ряду правил общественной благопристойности, приходившего увещевать и дышать рядом, нарушая бессонницу Кита.

— Позвольте рассказать вам о пуле Минье в моей голове, — начал Фоули, — и о том, как за много неуютных лет она изменилась, думаю, алхимик назвал бы это трансмутацией: превратилась не в золото — это было бы слишком, а в один из тех редких металлов, которые, как говорят, чувствительны к различным видам электромагнитных волн. Цирконий, серебросодержащий галенит, один из них. «Вайб Корп» добывает их из жил по всему миру, включая ваш родной Колорадо. Так это происходит: я слышу все эти голоса благодаря аккуратно смятому маленькому металлическому шарику, потому что все они были там, но вряд ли кто-нибудь из нас когда-нибудь их