Kurohibi. Черные дни - Gabriel

юностью порой. Ну, чего рот открыл, вперед, блять! Все остальные — тоже.

Впрочем, никто из ошарашенных подобным заявлением парней не шелохнулся, и тогда стая гопников, выбрав одно наугад, стала утюжить его битами, пока другая группа громил с ободряюще-насмешливыми выкриками не начала буквально пинками сгонять с мест остолбеневших учеников.

— А ну пшли все маршем! Такой шанс — вдуть родным одноклассницам. Давайте-давайте, не тормозите. Кто не может ходить, к тому сучек мы сами притащим, к ним кстати это тоже относится — отдаться и постелиться под молокососов, либо же самим запрыгнуть на того, кто слегка травмирован. Двигаемся, вперед-вперед!

Лица учеников перепугано и ошеломленно вытянулись, когда их глазам открылось зрелище скулящих от боли и ужаса, изувеченных и разбитых девушек, часть из которых без чувств или в глубокой сокрушенной прострации валялась на полу, кто дрожа или корчась от рефлекторных судорог, кто лишь слабо и истощенно дыша, а прочие, коих осталось едва ли треть из первоначальной группы, сбились в одну рыдающую и всхлипывающую массу.

Гопники рыкнули в последний раз и уже пошли на парней с угрожающе занесенными битами, как у одного из них вдруг не выдержали нервы, и он, спотыкаясь, плюхнулся на колени рядом с девушкой, измученной разорванной девственностью и резким проникновением в попку, сам залившись слезами и начав бормотать мольбу о прощении. Разразившись дружным хохотом с товарищами, ближайший громила схватил его за шею и буквально уткнул носом в облитое спермой тело одноклассницы, грубым криком заставив того расстегнуть брюки и вытащить безвольно повисший сморщенный член. Тогда гопник с подзатыльником приказал парню просунуть его в слабо приоткрывшийся из-за всхлипываний, скривившийся от отвратительных чувств унижения и боли ротик девушки, а ту заставил начать его сосать, пока пенис, вопреки воле заплывшего в слезах ученика, не напрягся достаточно, чтобы войти в киску. А затем громила силой схватил парня и девушку за шею и, словно животных на случке, приложил их телами друг к другу, с остервенелым ревом принудив того пропихнуть член в ее расшатанную киску. Поблизости примерно то же происходило и с прочими учениками — подгоняемые яростными криками гопников кто-то сам забрался на заскуливших девушек, некоторых из них самих заставили начать ласки с тем, у кого возникла проблема с эрекцией от страха или кто из-за побоев не мог передвигаться, а те, кто отказался или не смог, были жестоко перевоспитаны битами.

— Ох, у ребят никакого изящества, но в силе им не занимать, — с легким восторгом произнесла Мари. — Знаешь, на долю секунды мне даже стало жалко девушек, но притом как-то… благоговейно. После такого, если у них сил хватит дотянуть до приезда скорой, к ним даже с уважением можно будет отнестись, с почтением я бы сказала. Хотя как бы касатики палку не перегнули, как с той бедняжкой…

Синдзи слушал девушку вполуха, следя за творящейся в зале оргией и ощущая, как с каждым биением сердца сгущалась кровь в его венах, но когда до его мозга дошли ее слова, словно игла впилась в позвоночник и заставила тело болезненно дернуться.

— Что за «бедняжка»? — сухо спросил он.

— А… Ой. Забыла сказать. Когда меня драли эти красавчики в своем логове, я там краем глаза увидела одну девицу, тоже, наверное, из этой школы и, судя по всему, уже довольно долго подвергаемая их пристальному вниманию. — Мари захихикала. — Я сначала подумала, что это труп, но она вроде чуть-чуть шевелилась, хотя очевидно, что это был уже овощ. Разбитая в хлам, ни одного живого места, изувеченная, расшибленная в лепешку и перемолотая в фарш, но главное — очевидно затраханная не то что до предела, за гранью возможного. Прозвучит немного грубо, но мне подумалось, что она могла бы стать отличным изображением фразы «половая дыра». А это ее лицо, ах… даже чуть завидно стало. Быть убитым вдребезги, натурально в хлам, больше, чем до смерти, когда тело уже даже умереть не может, настолько диким и нечеловеческим трахом, я только представить могу, сколь чудные и фантастические ощущения она испытала. Жаль, что человеческое тело не способно вынести подобное. Ну, в смысле, больше, чем один раз.

Синдзи ощутил, как начало неметь его тело. Та пустота, что едва не вывернула его на изнанку, вновь опутала его сердце своим липким тошнотворным объятием, однако теперь он был к этому готов. Он ждал, когда это случится, он смаковал этот момент, но он не мог представить, сколь тяжело будет сделать первый шаг, сколь мучительно и грустно будет вырываться из ласковых пальчиков Мари, играющихся с его членом.

— Мне… — выдохнул Синдзи, вобрав в себя всю свою решительность. — Мне нужно идти. Сейчас.

— Э? — пикнула опешившая девушка. — Ты сдурел что ли? Бросишь меня здесь?

— Я должен. Спасибо за шоу, было весело, продолжим как-нибудь потом.

И, воспользовавшись ее замешательством, он выскользнул из-под ее рук, запихнул возбужденный член в брюки и схватил свою сумку.

— А… Эй!.. — негромко, чтобы ее не услышали за стенкой, но с ноткой пробившегося отчаяния выкрикнула Мари. — Я знаю, что ты задумал! Даже не пытайся, слышишь, ни за что! Иначе случится беда и будет очень, очень нехорошо! Синдзи!

Он проскользнул между стеллажей и распахнул дверь наружу, впустив в комнатку слепящий солнечный свет.

— У тебя ничего не выйдет! Слишком поздно. Знаешь, зачем я тебя позвала сюда? Чтобы сказать кое-что насчет твоей рыжей подружки.

И тут вдруг Синдзи замер, словно на его шею накинули петлю.

— Сегодня утром к ней приехала ее мать. Прознав, что здесь творится с ее доченькой, что ТЫ с ней сделал, она желает забрать ее подальше из этого ада. Возможно, из города ей не скрыться, но взять чадо под свое крылышко она вознамерилась твердо. Или, кто знает, она действительно заберет ее домой, у нас же теперь столько пилотов…

Синдзи медленно поднял руку, махнул ладонью и, не оборачиваясь, рванул подальше от спортивного зала.

— Постой!.. Не оставляй меня одну!.. Пожалуйста, Синдзи!.. Если ты пойдешь на убийство, правил в игре больше не будет… Не надо, я прошу… остановись…

Затихающий крик Мари все еще стоял в ушах, когда Синдзи прибыл в свой уже почти ставшим родным район, к апартаментам Мисато. Внутри голову сдавливал знакомый шум, от которого, как думалось, он вроде бы избавился, но который вновь стал заливать черную смоль в душу, затуманивая взгляд. Тело ныло, потому что не