Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Как ни странно, кураторы были едва ли не единственными, кто оказался в выигрыше. Даже такая простая вещь как печатная книга внезапно стала большой редкостью. Теперь все знания, накопленные после Разрушения, могли быть утрачены. Хотя все ещё существовал способ фиксировать информацию (рукописи никто не отменял, чернила и перья по-прежнему были в избытке), не находилось надёжного способа эти знания распространять. И — главное — накапливать, как это было раньше — в виде тысяч пыльных томов, занимавших не один десяток полок.

Именно здесь пригодились умения кураторов. Вместо старых, отживших своё библиотек, они создали новые. В этих хранилищах нашли своё место не только сами знания, но и их носители. Ибо, как сказали бы философы, творчество неотделимо от творца, создатель — от созидаемого.

А что же механизмы?

Многие из них не заработали ни месяц, ни год спустя. Курсор рос и в итоге увеличился многократно, теперь сотни полок в нем занимали десятки тысяч ёмкостей с эссенцией памяти.

Для большинства это казалось чем-то вроде бессмертия. Заговорили о переселении душ и обмене разумом. Как будто можно переходить из одного тела в другое, а то и вовсе воскреснуть из мёртвых.

На самом деле подобное невозможно было осуществить, а выпивший эссенцию человек лишь получал горсть чужих воспоминаний, которые неизбежно начинал путать с собственными. Исключение составляли Интерпретаторы.

Интерпретаторы были закрытой кастой. Сам Энсадум, относящийся к практикам, и не раз бывавший в стенах Курсора, никогда не видел живого Интерпретатора. Впрочем, рядовые практики были далеко не первыми в этой иерархии. Он и Распределителя видел всего один раз — и то, лишь случайно заглянув в щель для выдачи карточек.

Интерпретаторы ещё назывались Пожирателями информации; употребляя эссенцию, они примеряли на себя не только знания, но и личность умершего, и нередко могли говорить от его имени. Все знания, которые когда-либо имел умерший, переходили к ним.

Теперь существование Курсора, кураторов и практиков не было чем-то особенным, однако не случись Разрушения, все могло бы пойти по-другому. Энсадум часто задумывался, что произошло бы, если бы механизмы продолжали работать. Наверняка загрязнение вод протекало бы медленнее, но было бы так же неизвежно. Почва на Пустошах погибла не в результате катастрофы, земли здесь стали непригодными задолго до Разрушения. Энсадум даже удивился, кому пришло в голову строить здесь дом?

Он уже битый час трясся на спине тяжеловоза. Ему казалось, будто с момента отбытия минула целая вечность — и ровно столько отделяло его от того момента, когда он принял от Распределителя злополучную карту.

Кто знал, что за кровью того человека будут охотиться?

И хотя похитители не смогли бы ничего сделать без умения кураторов превращать кровь в эссенцию и без таланта Интерпретаторов превращать разрозненные воспоминания в цельную картину, все было явно не впустую. Скорее всего, целью было не дать крови оказаться в руках тех же Интерпретаторов — из-за того, что они могли бы увидеть в воспоминаниях умершего. Именно поэтому, чтобы завладеть ёмкостью, неизвестные спланировали и осуществили налёт, ведь её содержимое было чрезвычайно важным.

Энсадума могли убить. Наверняка один из налётчиков и собирался сделать это, в то время как второй почему-то проявил великодушие (жалость? Предусмотрительность? Или же — недальновидность?), и остановил руку убийцы.

Впрочем, горько усмехнулся Энсадум, у него все ещё оставался шанс наверстать упущенное.

За все время его поездки ландшафт вокруг мало изменился. Немного рассеялся туман, каменистая почва перемежалась островками невысоких гор. Эти горы были слишком правильной формы, чтобы считать их природным образованием. Скорее уж, насыпи сделали специально, уложив землю, песок и мелкие камни в подобие невысокого каньона, по «дну» которого и проходили рельсы.

Неоднократно Энсадум замечал по обе стороны от дороги брошенные металлические остовы, напоминающие скелеты насекомых. Однажды он увидел целый пассажирский вагон — с тем, что осталось от кресел, багажных полок, поручней. Гхуры невозмутимо двигались дальше, а Энсадуму почему-то стало казаться, что если он заглянет внутрь этого вагона, то непременно обнаружит там человеческие останки — горстку пожелтевших костей, старый чемодан, истлевшую шляпу, пальто или трость. Возможно, не подвернись ему так удачно караван с гхурами, кто-то, едущий много дней спустя, действительно обнаружил бы горку костей, только на этот раз это было бы то, что осталось от самого Энсадума.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Гхуры шли медленно, и в этом, пожалуй, было больше преимуществ. Энсадуму, который впервые передвигался подобным образом, эти существа казались на удивление сообразительными. Уже то, что их отправили одних, без возницы, говорило о многом. Это были смышлёные, хорошо обученные, хотя и упрямые звери. После того как Энсадум взобрался в качестве пассажира на тюки с товаром, идущие впереди тяжеловозы громко фыркали, пыхтели, трясли гривами и вообще всячески выражали своё недовольство. Впрочем, они были действительно умнее многих известных Энсадуму животных, поскольку, поняв тщетность своих стараний, смирились.

Звери двигались, не сбавляя шага, не отклоняясь в сторону. Повозки мягко скользили по рельсам. Оно и неудивительно: колеса каждой их них некогда были частью настоящих вагонов.

Получалось что-то вроде живого поезда.

Рассматривая насыпи по обе стороны дороги, Энсадум заметил на вершине одной какой-то отблеск. Словно кто-то пытался поймать зеркалом солнечный луч, хотя никакого солнца и в помине не было. Возможно, просто свет отразился от металлической поверхности…

В следующее мгновение сразу несколько фигур возникли на возвышениях по обе стороны от каравана. Один или два удара сердца они находились на вершинах, а затем стали спускаться. Это напугало животных.

Сам Энсадум испугаться не успел. В детстве ему часто казалось, что он соображает медленнее, чем остальные сверстники. Наверняка это отразилось и на его умении быстро пугаться. Хорошо это или нет, Энсадум понятия не имел. Наверное, все же да, раз в первую очередь в голову приходит подсчитать противников, рассмотреть, какое у них оружие, а уж потом вопить от страха.

Нападавших было около десятка и все они были без оружия. Испугаться Энсадум не успел, зато рассмотреть нападавших, которые спускались с насыпей по обе стороны от каравана — сколько угодно.

Вначале ему показалось, что он вновь стал жертвой нападения тех же разбойников, что и накануне вечером. Однако присмотревшись, понял, что это не так. На этот раз нападавших было больше, и они отличались от всех, кого Энсадум повстречал за эти долгие и богатые событиями сутки.

Как ни странно, среди нападавших не было ни одного, кто мог бы сравняться ростом с Энсадумом. Более того, похоже, все они были малорослыми, почти карликами. Первое время Энсадуму показалось, что он видит перед собой ватагу детей. Вот детвора сбегает вниз по отлогим склонам насыпей, атаковав караван… Атаман что-то кричит остальным, а спустя мгновение все выхватывают из-за пояса мечи и размахивая ими точь-в-точь как настоящим оружием, несутся Энсадуму на встречу… Он и сам так играл не один раз, хотя мальчишек там, где он жил в детстве было немного и едва набралось бы на приличную ватагу разбойников.

Одеты все были в какие-то лохмотья, напоминающие сильно потрёпанные, порванные во многих местах накидки. Казалось, что одни и те же длинные лоскуты ткани просто обматывали вокруг тела, пока они не приобретали видимость одежды. У всех нападавших она была одинакового цвета — серо-коричневого, в цвет песка, и Энсадум подумал, что возможно, это было частью маскировки. Лица этих людей также были скрыты под кусками материи. Оставалось лишь небольшая прорезь для обзора — узкая тёмная щель, в которой поблёскивали глаза. Неизвестно почему, но Энсадум решил, лица нападавших покрыты чем-то вроде краски — уже слишком тёмными они казались.