Колкая малина. Книга третья - Валерий Горелов

несколько минут.

Они способны на прощание покивать,

А потом остекленеют и замрут.

Любите всякие цветы – холодные и тёплые,

Они себя во имя нас в жертву принесут.

Они всегда живые, нежные и добрые,

С ними нас поздравят, и с ними помянут.

Селёдка

Зайдите в гастроном, купите себе водки,

Хлеба Бородинского и провесной селёдки,

И пару пачек Беломора фабрики Урицкого,

Да ещё чего-нибудь нашего, мужицкого.

Если спички за копейку кинули на сдачу,

То это сто процентов – на скорую удачу.

Мы в магазине день своей получки обозначили,

Не зря же целый месяц на дядю отбатрачили.

Все покупки влезли по карманам,

Плохо было только со стаканом,

Но, кто водку в подворотне с горла не выпивал,

Тот в современном мире мало понимал.

А в подворотне ссаками воняло,

Но это нас нисколько не пугало,

И хоть на бочке перевёрнутой селёдочные кости,

Мы каждый день здесь дорогие гости.

Нас помоечные мухи радостно встречают,

Они, наверно, тоже про получку нашу знают.

Нам селёдку провесную в клочья «Правды» завернули,

Возможно, на приятный аппетит тонко намекнули.

Водка из горла льётся водопадом,

И всё это становится прописанным укладом,

И если это обзывают бытовым алкоголизмом,

То, что тогда зовётся развитым социализмом?

Учитесь

Ядовитая змея шкуру поменяла,

А из колоды выкрали козырного туза.

Если вам из подворотни нечисть угрожала,

Значит, это постная среда.

Вас давно и страстно убеждали,

Что каждый хлебом может поделиться.

И сколько бы теорий вам ни преподали,

Пора чему-нибудь у жизни научиться.

Сумейте избавляться от лишнего балласта,

От похотливой лжи, сучьего покроя,

И от голодной правды, распухшей от лукавства,

И научитесь отделить несчастье от запоя.

Говорите честно и по сути,

И умейте свою радость переуступить,

И не ловите рыбу в беспросветной мути,

Где можно своё имя утопить.

Не лечится подобное подобным,

Как враг для вас не станет добрым другом.

Он с вами будет говорить голосом утробным,

И вам это не покажется недугом.

Анекдотично сказку рассказали,

А потом рыбку золотую изжарили на гриле,

Из Евангелия главу переписали

И все грехи друг другу отпустили.

Чудо из чудес

Майский снег припорошило пылью,

Он прилип к кустам на дне оврага.

Легонько ветерок отдаёт ванилью,

И до настоящего тепла всего полшага.

Мы ватагой пылим по дороге,

И нам везде зелёный свет.

Мы не знаем, что такое скука и тревоги,

Нам всего по одиннадцать лет.

Мы друг на друга лепим листики ольховника,

А в стланике свистят бурундуки.

По обочинам – кусты колючего шиповника,

И мы громко материмся, по-мужски.

Сияет солнце, как блюдо золотое,

И конопатит наши бледные носы,

А над нами небо, воистину родное,

И оно цвета самой чистой бирюзы.

Мы пёхом добирались на рыбалку,

Сложив червей в эмалированную кружку.

Тот не испытал своей смекалки,

Кто не ловил гольянов и пеструю мальмушку.

Жизнь – она и строит, она и разрушает,

Наверно, у неё на всё есть свой компресс,

А бывает, что она вот так вот приласкает.

Но разве всё это – не чудо из чудес?

Стены

На старой чёрно-белой фотографии —

Стены двухэтажного побеленного здания.

Это – страница моей биографии,

Где было всё: от вдохновения до страдания.

Стены строгого барачного дизайна,

Только окна большие и светлые,

И в их очертаньях – какая-то тайна

И юности мысли заветные.

Там, на узких партах – мудрые учебники,

И карта полушарий на стене.

Всё это сочинили какие-то волшебники,

Чтобы я не оставался с собой наедине.

На доске перемножают пятерки на ноли,

Ищут положительный заряд,

А я смотрел в окно и сочинял стихи

Для той, которая сидела через ряд.

Всего лишь пять минут до перемены,

А от стихов осталось две строки:

«Я вас люблю, мои родные стены,

Стоящие на краешке Земли».

Наверно, это есть прообраз Храма,

Где души отмывают от крамолы.

Они – как зуд зарубцевавшегося шрама,

Побеленные стены Дамирской третьей школы.

Помнить

Хочу помнить тех, кого нет,

И то, чего давно уже не стало;

И мне уже оттуда не пришлют привет,

Это только память время удержала.

Наш плохонький домишко умер без меня:

Его добили ветры и дожди,

Но знаю, что тут помнят пацана,

Что из железной кружки поливал цветы.

Оттуда не пришлют ни поученье, ни совет,

От них душа давно уже устала,

Но можно вспомнить запах первых сигарет,

И как сердце на свиданье трепетало.

Хочу, чтобы на нашей танцплощадке

Опять медленное танго зазвучало.

Я перед тобой стоял, как в лихорадке,

А ты мне что-то на ухо шептала.

Друга уже нет, но что он пел – осталось,

Он до сих пор во мне аккорды подбирает,

И у него всегда такое получалось,

Это, наверно, друг по мне скучает.

Я не видел птички красивей, чем трясогузка,

И незабудку назову лучшим ароматом.

И у меня на сердце полная загрузка,

Если всё, что я