Фея - Игорь Соколов

– Невероятности не может быть, а поэтому ее нет, – говорил Сан Саныч какому-то пожилому мужику, у которого пиво уже выливалось назад жгучими слезками.

– Увы, она есть, – моя жена ушла от меня, и это сама невероятность, прошептал мужик, втягивая голову в плечи и медленно уползая к выходу.

«Сколько всякой дряни, и как она ранит хрупких и нежных людей», – сказал сам себе Сан Саныч, горько усмехаясь на всеобщую ничтожность.

«Все мы друг другу достаемся, а в результате никто никому не достается, – начал он думать, прижимаясь спиной к батарее. – Мне так хорошо, что я чувствую, что меня уже нет, и это люди называют счастьем, выходит, что счастье есть только способ понежить свое мясо, чтобы оно не стало раньше времени разлагаться или выкидывать из себя всякие невероятности… Или оно, счастье, есть только полное отсутствие всяких мыслей и ощущений, ведь именно так некоторые люди представляют себе свою Смерть».

Понемногу согреваясь и почти ни о чем уже не думая, Сан Саныч как в тумане увидел своего приближающегося двойника. Точная его копия шла быстро и уверенно к нему, то есть к его столику…

Сан Саныч прижал руки к груди, ища растерянными глазами возможного ухода из потрясающей его тело действительности.

– Ну, что, покойничек, ожил? – захихикал двойник, присаживаясь вплотную к Сан Санычу.

«Если я буду его замечать, то все будут думать, что я сошел с ума, помешался, а если я его не буду замечать, и он в действительности существует, то все будут думать, что мы с ним в ссоре, таким образом, лучше я его вообще не буду замечать».

Двойник дергал его за ворот пиджака, лез целоваться и кричал в ухо всякие мерзкие вещи, но Сан Саныч как скала застыл над кружкой пива, устремляя взгляд в пустоту.

– Ну, ничего, покойничек, сейчас ты оживешь, – сказало улыбающееся подобие Сан Саныча и вылило ему на брюки пиво из кружки.

Сан Саныч вскрикнул и выбежал из не оправдавшего себя убежища, за ним хохочущий двойник и официант, не получивший с Сан Саныча ни рубля.

– Извините, – пробормотал Сан Саныч и вышел из квартиры.

Его ревущее сознание стремительно бежало вместе с ним по лестницам дома, когда-то смирявшего его своим забытьем. Все стало чужим, окончательно бесформенным и расплывающимся в створках его полубезумного существования, и, вбежав в коченеющий простор города, на холодный ветер, утомляющий всякий целеустремленный взгляд, Сан Саныч почувствовал, что в нем опять заговорил внутренний голос, и он с нескрываемой тревогой стал прислушиваться в его пропадающие звуки.

– Все люди когда-нибудь восстают, чтобы рано или поздно смириться с окружающей их неизвестностью, – сказал голос, – победят они или потерпят поражение, они и не думают об этом; людям не важно воплощать свое желание в проблему, поэтому всякая галлюцинация имеет право на реальность, как и всякий человек на безумное удовольствие вредить себе, чтобы никогда до конца не оставаться собой.

– Да, я уставал последнее время быть собой, – сказал сам себе Сан Саныч, – но я никогда не думал, что моя галлюцинация может полностью овладеть моим сценическим образом и изгнать из жизни, предав все мое существование символической смерти.

– Всякое творение ненавидит своего творца, – вмешался голос, – и любовь казнит влюбленного как птица червя, как ангел беса, как настоящее прошлое…

– Ой, хватит – схватился за голову Сан Саныч, – хватит мне всей этой метафизики, в конце концов должны же существовать на свете органы, которые разыскивают всех неизвестных, всех потерявшихся, а следовательно, контролируют место пребывания всякого лица. А?!

Уже смеркалось, когда Сан Саныч переступил порог прокуратуры.

– Мне бы к прокурору, – обратился он к секретарше, серьезной пожилой женщине в очках.

– Он занят, и у него сегодня неприемный день! А вы по какому вопросу?! – с интересом посмотрела она на Сан Саныча.

– Вопрос жизни и смерти, – решительно произнес Сан Саныч и, не дожидаясь разрешения, быстро вошел в кабинет прокурора.

Розовощекий и бородатый прокурор тихо и ровно дышал, зарыв голову в какие-то бумаги, лежащие на столе, какой-то листок у его носа постоянно подрагивал, и теперь Сан Саныч не сомневался в том, что прокурор спал.

– Извините, – сказал чуть слышно от робости Сан Саныч и, присев на краешек стула, неожиданно для самого себя погладил прокурора по кудрявой голове.

– А? Что? – прокурор поднял голову и сразу же осекся и покраснел, и тут же встал и прошелся по комнате, приглаживая помятую бороду и хмуро поглядывая на смутившегося еще больше Сан Саныча.

– Так, что вы хотите?! – строго спросил он, усаживаясь обратно в свое кресло.

– Вот, читайте, – протянул Сан Саныч прокурору исписанный клочок оберточной бумаги.

Прокурор машинально взял клочок и стал читать вслух, поглядывая иногда с чувством какого-то странного превосходства на Сан Саныча.

– Прокурору города… от Сан Саныча Спиридонова, пребывающего в полной неизвестности… Заявление…

– Я, Сан Саныч Спиридонов, будучи гражданином своей страны, нахожусь в необычном для себя состоянии, а именно: ничего о себе не знаю и никак не могу вспомнить, в связи с чем прошу помочь мне в розыске самого себя, то есть найти настоящее место пребывания, учитывая при этом, что таких Сан Санычей Спиридоновых может быть очень много, прошу провести экспертизу на действительность их происхождения, в чем я очень сомневаюсь, в противном случае прошу заключить меня в тюрьму за бродяжничество и полное отсутствие разумных мыслей.

– А вы не пробовали обратиться к доктору? – после недолгого молчания спросил прокурор.

– Я так и знал, – тихонько вскрикнул Сан Саныч, – я так и знал, что вы мне не поверите!

– А чему мне верить?

– Ну выслушайте меня, я очень прошу вас выслушать до конца весь этот спектакль нелепой действительности, который был кем-то по неизвестной причине разыгран со мной, – Сан Саныч молитвенно сложил руки, и прокурор многозначительно кивнул ему головой.

В комнате неожиданно погас свет, но предусмотрительный прокурор зажег свечу, и в странном сочетании двух дрожащих теней на стене неподвижных фигур Сан Саныч стал обстоятельно, можно даже сказать, изнурительно для самого себя, описывать все события, с которых началось его несчастное погребение, а потом и появление двойника.

Когда Сан Саныч закончил свою речь и выжидающе замолчал, прокурор тоже долго не говорил, и только вертел в руках клочок бумаги, на котором Сан Саныч написал свое заявление.

– Вот что, – сказал, наконец, прокурор, – если вам верить, то какие-то неизвестные, совершенно неопределенные и непредсказуемые люди, или, скажем, существа, довели вас до бессознательного состояния, тем самым изменив ваш собственный облик в глазах окружающих, сами же, приняв собственный облик и облик вашей жены, захватили ваше жилье и окончательно лишили вас места своего пребывания.