Фея - Игорь Соколов

– Ну, что ты как шпион все ходишь и высматриваешь?! – он неожиданно обезумел и схватил меня за ворот рубашки, и потянул на себя.

– Что ты так смотришь на меня, – как-то странно и совсем по сумасшедшему засмеялся он, – ты думаешь, я не знаю, куда от меня подевалась Танька?! Куда она спряталась?! Не! Я знаю! – Темдеряков поднял вверх свой указательный палец, словно искал подтверждения собственным словам.

Потом он снова о чем-то задумался и замолчал, и так и остался стоять со своим указательным пальцем.

Боже, лучше бы он пил и ни о чем не думал!

Может, тогда все случилось бы иначе! Впрочем, у нашего бытия нет никакого плана, никакого спасительного средства…

Это мы все еще пытаемся его в какие-то абсолютно бессмысленные формулы, и все расставить вроде как по своим местам, хотя ни у одного человека нет на этой грешной земле своего светлого и самого вечного места.

Если только могила, но и она ничего не открывает нашему взору, кроме праха и червей, кроме крестов и надгробных плит, и все так же таинственно молчащего над нами неба со всем своим светом и тьмою.

Я вышел от Темдерякова, как из преисподней.

Все во мне гудело, кипело, кишело и волновалось…

Это было предчувствие, предчувствие чего-то ужасного и невообразимого… С этого дня я весь был сам не свой…

Я не знал, что мне делать, и еще сильнее тревожился за свою Фею. Словно какие-то невидимые узы связывали и окутывали Фею с Темдеряковым.

Это было, но было против всякого смысла…

Он то ли притворялся, прикидывался таким безумным, то ли был на самом деле.

Возможно в душе он смеялся надо мной, показывая свои страшные зубы… Возможно, он чувствовал мой страх и выслеживал мои тайные мысли…

Возможно, он знал, что на мне горит шапка и что Фея у меня… Или даже только предполагал, но уже одно это вело его дальше на пути к намеченной цели.

Еще я знал, что мне не надо было сюда приходить, но я все равно шел, словно кто-то невидимый вел меня за руку, как мой собственный мифологический Аррава, так жертва вдруг торопится на казнь, желая прекратить свое мученье…

Так всякий смысл торопится украсть… в душе как каплю наслажденья… Так в мимолетных виденьях светится тихая грусть… Мы пытаемся вызвать свою бесконечность…

Фея не просто открыла мне дверь, – она открыла меня.

Все мои страхи и скверное предчувствие куда-то испарились…

И на их месте возникло одно блаженное ощущение покоя и трепетной, выходящей из всего ее облика светлой радости.

О, как часто я мечтал вырваться из темной толпы, подобной в пожирании скоту, из серой обыденности, подобной тяжести переживаемой болезни, в эту светящуюся и возвышающуюся над всеми остальными людьми женщину…

женщину, сказку, женщину – мать, друга и сестру, женщину хрупкую и нежную, страстную и тайно манящую Волшебницу, Фею, мою прелестную Царицу.

В иные минуты отчаянья в человеке просыпается ангел…

Она была пронзительна, как свет, но свет, приятно ранящий глаза… Любящие дети не от беса…

В комнате пустой боролись с ложью…

Говорят, трава зимой под снегом спит, – Фея прежде жила в Царстве Сна… Что-то произойдет, я знаю, но не могу больше думать… Фея непорочна в своей непостижимости.

Как глубокая тихая бездна поглощает Фея меня…

И спасает от страха безвольного, от одинокой волнующей глупости, от печального мрака безверия…

Все в себе растворяет она, так проходит Вечность за минуту, так часы обманывают нас…

День незаметно умирает, и возникает новая ночь…

Всегда ли прах земной впадает в грех и мысли вычисляют мертвеца?!

И не стихи, и не мысли, а какие-то странные ощущения прекрасной и размножающейся скорби владеют мной, когда я покидаю дом, оставляя свою Фею одну.

Постепенно я начинаю ненавидеть весь мир за то, что он постоянно разлучает нас с Феей.

Скверные предчувствия снова овладевают мной, и я, завороженный то ли обманом, то ли правдой собственных чувств, учусь, пресекая блаженство, вершить земные дела, коль Бог мне не дал совершенства, то вряд ли смогу я без зла… здесь обойтись… поневоле задуман был временем ход…

Слепое блаженство покоя… из жалости вечной берет начало… Бессмертью… где двое… из мрака достали свой плод… из самых глубоких пустот. Да, моя Фея была беременна…

Сказка опять соединялась с реальностью, как радость с тревогой… Она сказала мне об этом только сейчас, ее тошнило уже третий день…

Конечно, я этого нисколько не испугался, но запутанность нашей жизни, как и самих обстоятельств, заставляла все больше тревожиться и искать какой-то выход…

Было ясно, что мы не могли больше оставаться в этом доме! Здесь мрачный и уже непьющий Темдеряков как тень бродил под нашими окнами, нацеля свой взгляд на бескрайнюю темноту.

Фея со страхом рассказывала мне о том, что когда я был на своих дежурствах, Темдеряков, словно чувствуя что-то, всегда выходил из дома и проделывал несколько кругов, что-то лихорадочно бормоча себе под ос, он часто поднимал свою нечесаную и небритую голову на наши окна.

Конечно, под тонкой пряжей занавески он не видел ее, но все равно она в страхе отшатывалась, и откуда-то из ее самой сокровенной глубины раздавался тихий стон…

Словно зов или мольба о помощи… Я не мог уже слушать ее ломающегося от волнения голоса и связал ее уста поцелуем… И в таком же странном, почти полуобморочном состоянии я пошел на свое дежурство…

В душе я уже проклинал свою работу, и учебу, и весь остальной мир… Однако, именно в эти минуты я был заложником собственных обстоятельств…

Ночь выдалась такая же тревожная, как и я сам. Люди все чаще умирали у нас на руках. Иногда когда я только набирал шприц, человек даже затихал и больше не шевелился.

Мой врач с некоторой брезгливостью пытался своим вздохом воскресить уже погасший разум, но все оставалось так, как было. И тогда дочь этого человека, уже покойника, что стояла рядом, схватила врача за его халат, разорвала его и даже попыталась задушить его, но я вовремя ее оттащил…

Потом мы впрыснули ей в вену два кубика промедола, и на ее устах мелькнула блаженная улыбка.

– А я думал, что он ваш отец, – удивленно взглянул на нее врач.

– Да нет, он уже два года, как мой муж, – улыбнулась от собственного головокружения эта семнадцатилетняя девчонка.

Я поймал себя на мысли, что я давно уже потерял смысл происходящего и мне стало страшно от самого себя.

Я вдруг понял, что я законченный пессимист, и от этого происходят все мои несчастья.

Если бы я умел верить во что-то хорошее, по-настоящему веселиться, то я давно бы уже был где-то на седьмом небе от счастья, я давно бы нашел для нас с Феей квартиру и переехал из этого страшного дома.