Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы - Елизавета Михайловна Бута

к дисциплине и наказывать. Их нужно было убивать.

Марина, девушка, с которой Сергей ходил в кафе, с тревогой наблюдала за изменениями, происходящими с сослуживцем. За несколько месяцев из молодого мужчины, пусть немного стеснительного, но работящего и непьющего, Головкин превратился в чудака, настоящего городского сумасшедшего. Теперь он сторонился любого общения, всюду ходил в одной и той же зеленой штормовке, стараясь не снимать ее ни в столовой, ни на планерке. Он больше не скрывал удовольствия, которое получал, осеменяя кобыл, и даже бравировал своим странным пристрастием, из-за чего мужчины, работавшие на конезаводе, стали презрительно над ним подсмеиваться и сторониться. Еще одним изменением стал запах. Казалось, Сергей вообще перестал мыться и хоть как-то следить за собой. Каждый раз, когда он входил в помещение, вместе с ним вплывал едкий, удушливый, прокисший запах давно не мытого тела. Сотрудники конезавода стали считать его кем-то вроде местного дурачка. Теперь уже Марине было стыдно за то, что она когда-то поддалась на уговоры подруги и пригласила Головкина на свидание. Еще ужаснее было воспоминание о том, как его тогда стошнило.

Сергей чувствовал, что его стали избегать, и, будто назло, вел себя еще более странно и отталкивающе. Он явно нуждался в помощи, в разговоре по душам, но никто на конезаводе не стал бы этого делать. Подчиняясь стадному инстинкту, человек сторонится отверженных, опасаясь, что, подав руку упавшему, будет следующим в списке на изгнание. Выступить в защиту того, кого уже обступили и собираются бить, способен далеко не каждый. Подобное случается, но крайне редко. На самом деле такое поведение противоречит социальной природе человека. Изгой может получить поддержку только извне, от кого-то, кто не принадлежит к этой группе. Однако отверженный обречен опасаться других людей, поэтому ему сложно заводить новые знакомства, а сменить коллектив сродни подвигу.

По выходным Головкин снова стал выбираться за город на электричке. Высокий и сутулый, он зимой и летом одевался в одну и ту же камуфляжную куртку, которая, казалось, была призвана сделать его невидимым. С собой у него неизменно была потрепанная рыболовная сумка, в которой теперь лежали складной нож, веревка и спортивный бинокль, купленный на ВДНХ.

Летом 1984 года Головкин отправился в очередное такое путешествие, но на сей раз собрался довести дело до конца. Если реализовать свои фантазии, то, возможно, они перестанут довлеть над ним, не будут сводить с ума. Для самоуспокоения он то и дело нащупывал в сумке нож и веревку. В тот день Сергей добрался до платформы Жаворонки и пересел на электричку, следовавшую в Можайском направлении. На станции 40-й км Головкин снова вышел и дождался очередного подмосковного поезда, а минут через тридцать сошел на станции Деревня Бутынь и углубился в лесополосу.

В километре от платформы Сергей наткнулся на забор пионерского лагеря «Романтик», относящегося к заводу «Фрезер». Это был не лучший лагерь Одинцовского района: ни одного водоема поблизости, а из развлечений – только игры в Зарницу, прохождение полосы препятствий и самодеятельность. В основном сюда приезжали старшие подростки. Большинство групп составляли тринадцати-пятнадцатилетние пацаны, которые бо́льшую часть времени тратили на то, чтобы найти способ сбежать из-под контроля взрослых и выбраться за территорию лагеря, чтобы покурить.

Сергей заприметил одну из полянок, где устраивались перекуры. Пионеры притащили сюда два пня и старый колченогий стол. Головкин облюбовал поваленное дерево, метрах в тридцати от этого места, уселся на него и принялся курить одну сигарету за другой, наблюдая за стайками подростков. На него никто не обращал внимания. Мало ли рабочих отлынивает от своих обязанностей в погожие летние дни?

Каким образом Сергею удалось проездить пару часов на электричке и остаться в том же Одинцовском районе, он и сам бы объяснить не смог. Казалось, всю дорогу Головкин сомневался, отъезжая сначала немного вперед, а затем заскакивая на электричку, возвращающую его в Одинцово.

За час до отбоя через дыру в заборе вылез подросток лет четырнадцати. На дворе стоял август, и было уже достаточно темно. Мальчишеская фигура терялась среди деревьев. Виднелся лишь огонек сигареты, и чувствовался едкий запах дешевого табака.

Сергей поднялся, выкинул окурок и направился к пареньку.

– Не поможешь мне мешок из леса донести? – спросил Головкин, приблизившись вплотную.

– Мешок? У меня времени нет, скоро отбой, – ответил пионер, тревожно озираясь на дыру в заборе. Они договорились с приятелем встретиться здесь, чтобы перекурить и обдумать, где бы достать спиртное, чтобы пронести на дискотеку. Общаться с этим подозрительным типом ему совсем не хотелось.

– Я заплачу. – Сергей решил попытать удачу еще раз.

– Я же сказал, отбой скоро, меня искать пойдут, а потом из лагеря выгонят, – раздраженно ответил подросток, презрительно смерив взглядом незнакомца. Он выкинул дотлевшую сигарету и сделал шаг в сторону лаза в ограде, но уже в следующую секунду его мир померк. Странный мужчина бросился к нему и заломил руку так, что захрустели кости и подкосились ноги.

Головкин достал из кармана нож и показал его мальчику.

– Будешь сопротивляться? – спросил он спокойным тоном, с прежним напускным дружелюбием. Мальчик замотал головой и всхлипнул. Он еще раз бросил взгляд на лаз в заборе, но там по-прежнему никого не было.

Головкин вытащил приготовленный заранее холщовый мешок – в таких продавались гвозди и шурупы – и натянул его на голову жертвы. Дезориентированный подросток теперь был полностью в его власти. Сергей закинул за спину болтавшуюся под ногами сумку и повел мальчика в глубь леса. Тот почти не сопротивлялся, но то и дело спотыкался и падал, чем безумно раздражал.

– Не спотыкаться! – зловещим, холодным тоном, приговаривал Головкин, толкая паренька в спину.

Когда подросток оступался, Сергей еще сильнее заламывал ему руки, мальчик начинал хныкать и просить отпустить его.

– Что я вам сделал? Вы понимаете, что сейчас меня по всему лесу будут искать? Милицию вызовут, вы понимаете? – причитал он.

– Часто у вас сбегают за территорию? А сколько раз милицию вызывали? – Сергей сделал паузу. Мальчик молчал. – То-то и оно. Врать нехорошо, тебе не говорили?

Сейчас он чувствовал себя героем документальной хроники времен Второй мировой. Точно так же, согласно тем кадрам, гестаповцы вели в лес на расстрел евреев (а может, и не евреев, – Сергей мало интересовался тем, кого именно расстреливали). В этот момент подросток в очередной раз споткнулся, и Головкин со всей силы заломил ему руки.

– Не спотыкаться, я сказал, – рявкнул мужчина.

Мальчик упал, и Головкин в первый раз ударил его ногой в живот. На голове паренька все еще оставался холщовый мешок, поэтому насильник не мог видеть искаженного болью