Двоица - Максим Константинович Сонин

общество часто виновато в существовании преступников закона, так и люди Веры часто виноваты в существовании преступников Веры.

– Необычная позиция, – сказала Мишка, которая и сама часто размышляла о чем-то подобном. – Вы ассоциируете себя с Русской православной церковью?

– Я не часть РПЦ, не хожу в церкви и на службы. Но я и не закрываю глаза на преступления Патриарха и его прислужников, – сказал Богомол. – Я не считаю их людьми Веры, но тем не менее я не думаю, что этого достаточно, чтобы откреститься от критики.

– Интересно, – сказала Мишка. – А Катя?

– Катя… – Богомол улыбнулся. Его улыбка, в отличие от улыбки Осы, держалась на лице и никуда не исчезала. – Прости меня, что тебе хочется узнать?

– Что вы делали в день ее смерти? – спросила Мишка.

– С вечера я был дома с Ваней, Соней и другими. Я ушел утром, около девяти вместе с Дашей. Мы сели в метро, доехали до центра, вышли на «Библиотеке имени Ленина» и прошлись до самого конца Нового Арбата, – сказал Богомол. – Там посидели в «Шоколаднице», а потом разошлись по домам.

– Во сколько вы оказались в «Шоколаднице»? – спросила Мишка.

– Около часа, а ушли около двух тридцати, – сказал Богомол.

– У вас нет чека оттуда? – спросила Мишка.

Богомол покачал головой.

– Я же не знал, что мне придется быть подозреваемым в убийстве. Спросите, пожалуйста, Дашу или официанток в кафе.

– Обязательно, – сказала Мишка. – Но вы пока что не подозреваемый. Вы не знаете, есть ли кто-то, кто мог желать Кате зла?

– Нет, она всем нравилась. Я и к самой идее убийства отношусь с осторожностью. Мне кажется, она скорее случайно упала, а о худшем мне даже думать не хочется, – сказал Богомол.

– В смысле, о самоубийстве? – спросила Мишка.

– Да, и не нужно думать, что я переживаю из-за того, что это грех. – Богомол поморщился. – Просто Катя была близкой подругой, и совсем не хочется думать, что мы могли что-то проглядеть.

– К сожалению, иногда даже близкие люди не замечают самого важного, – сказала Мишка.

– Я знаю, – сказал Богомол. – У меня отец покончил с собой.

– Мне очень жаль, – выдавила Мишка после паузы. Если Богомол пытался сбить ее с толку, то ему это удалось.

– Это было очень давно, – сказал Богомол. – Я благодарен тебе за то, что ты решила во всем разобраться. Я не думаю, что было совершено какое-то преступление, но надеюсь, что хотя бы Соня найдет покой. Катина смерть очень сильно ее взбудоражила.

– А как Соня обычно воспринимает такие ситуации? – спросила Мишка, надеясь выловить ответ, который прозвучал уже в трех рассказах.

– У нее сложная психика, и у нас не то чтобы часто случается что-то похожее. В общем-то, это первая смерть среди наших близких друзей. Соня запускается, словно юла, носится по столу, сметая все на своем пути. Если места достаточно – успокоится и остановится, а если где-то край… Не дай Бог, – сказал Богомол. Ни «заземления», ни «молнии», на которые рассчитывала Мишка, он не упомянул.

– Я очень надеюсь, что вам удастся ее успокоить, – сказала Мишка.

– Спасибо, я тоже на это надеюсь, – сказал Богомол. – Ты поговоришь с ней еще раз?

– Да, – сказала Мишка. – Хочется на нее внимательнее посмотреть на всякий случай.

– Я тебя понимаю. Но советую снять при встрече крестик, это ее раздражает.

– Но ведь и вы носите крестик, – заметила Мишка. – Или вы снимаете его при встрече?

– Меня она очень давно знает.

– Понимаю, – сказала Мишка. – Спасибо, что со мной встретились.

– С удовольствием, всегда было интересно на тебя посмотреть, – сказал Богомол. – До свидания.

– До свидания, – сказала Мишка. Она даже не успела обдумать его последнюю фразу, а Богомол, махнув рукой, уже быстро шел в сторону Политехнического музея.

Вершик знал, что показания всех свидетелей не сойдутся, потому что разговаривала с ними сестра, а на нее нельзя было положиться. Если бы Ваня и остальные были братьями и сестрами, он бы, конечно, сам провел беседы, но приходилось полагаться на Соню, которой гораздо лучше удавалось налаживать общение с мирскими. Вершик знал, что нехорошо умеет это делать.

Но произвести впечатление на детективку ему, кажется, удалось. Он не рассчитывал убедить ее в правдивости всего, сказанного остальными, – он хотел убедить ее в том, что никакого преступления не произошло. Если ее Вера будет достаточно крепка, она проигнорирует любые расхождения.

Только теперь нужно было решить, что делать с сестрой. Поговорить, наставить. Или, даже лучше, когда расследование совсем закончится, запереть ее в спальне на неделю, создать такой домашний колодец. В еду замешивать Двоицу, чтобы она вообще в себя не приходила, а потом посмотреть, что выползет наружу. В Обители так иногда делали с предателями. Человек мог выйти инвалидом, а мог и, наоборот, просветлеть умом. Сестра, конечно, не была предательницей, но ее необходимо было наставить. Может быть, обойтись исповедью и беседой? Вершик не знал.

«Я все узнал, – написал Никита. – Двоица – это такие таблетки, их продают всего несколько человек, причем дорого. Есть место – антикафе „Стулья“ на Чистых прудах, нужно там поспрашивать. А тебе зачем?»

«Спасибо, – ответила Мишка. – Как-нибудь потом расскажу».

Все происходило слишком быстро, а ведь еще предстоял разговор с Котей.

«Понятно, – ответил Никита. – Бывай».

Мишка загуглила «Стулья» и внимательно рассмотрела сначала фотографии интерьера, которые занимали бóльшую часть веб-сайта, а потом краткое описание ближайших мероприятий – поэтический вечер, семинар по лингвистике, лекция об основах современного российского буддизма. «Стулья» оказались именно тем, что могло объединять Сенатора и Осу, – высокомерное московское заведение, которое никогда бы не выдержало здоровой конкуренции в развитом европейском мегаполисе вроде Лондона или Парижа. В Москве, где у богатой молодежи почти не было выбора злачных мест, «Стулья» идеально вписывались в общую атмосферу пира во время чумы – дубовые столы, как бы перебитые из гробов, полуголые нависающие стены с редкими граффити и маленькими картинками без рамок и кривые коридорчики, уводящие из темного центрального зала в комнаты поменьше. Эти самые комнаты и занимали большую часть сайта «Стульев». Мишка просмотрела фотографии «Черной», «Белой» и «Тайной» комнат, но ничего подозрительного не обнаружила. В каждой стояли два стола, десяток стульев и книжные шкафы. Последней шла «Комната со стульями», в которой не было ни одного стула, а на полу валялись блекло-оранжевые пуфики.

Мишка уже собиралась закрыть сайт, когда ее внимание привлекла картинка, прилепленная к кирпичной стене скотчем. Неизвестный фотограф пытался снять коридор и двери комнат, поэтому картинка оказалась размытой, но Мишка все равно узнала простенький рисунок – плохо заштрихованный черный круг.

– Мишка? – тихо спросил кто-то у Мишки за спиной. Она резко обернулась и чуть не ткнула Котю в грудь телефоном.

– Простите, – Котя отпрянула и, споткнувшись, полетела