Две сестры - Эйлин Гудж

Глава пятая

Керри-Энн видела, что сестра расстроена донельзя. Она вела машину, а Линдсей сидела на месте пассажира, выпрямив спину, словно жердь проглотила, и ее молчание было красноречивее любых слов. Даже обычно разговорчивая мисс Хони притихла на заднем сиденье.

Наконец напряжение стало невыносимым.

— Может быть, кто-нибудь все-таки выскажется? — вспылила Керри-Энн. — Вы ведь считаете, что это я во всем виновата, не правда ли?

— Никто тебя ни в чем не обвиняет, сладкая моя, — сказала мисс Хони. — Насколько я могу судить, парень получил то, чего заслуживал.

Линдсей нарушила свое многозначительное молчание, чтобы обронить деланно равнодушным тоном:

— Может быть, и так, но не все следует озвучивать на людях. Иногда лучше… не заметить кое-чего, а не устраивать сцену.

Керри-Энн прекрасно понимала, что сестра права, но тем не менее мгновенно ощетинилась.

— Ага, значит, когда какой-нибудь урод кладет руку тебе на бедро и шепчет на ухо, что хотел бы увидеть, что вытатуировано у тебя на заднице, ты должна всего лишь похвалить цвет его галстука? — с сарказмом осведомилась она.

— Я всего лишь хочу сказать, что иногда в подобных ситуациях следует думать и о других людях тоже.

В этот момент сестра олицетворяла для Керри-Энн всех ее бесчисленных школьных учительниц, долгие годы постоянно укорявших ее за что-либо — за разговоры в классе во время урока, за слишком короткие юбки, за курение в женском туалете, за не вовремя сданное домашнее задание.

— Я не хочу сказать, что этот человек не… что он не делал таких вещей, — продолжала Линдсей. — Но он все-таки компаньон Гранта. А ты видела выражение лица его жены? Бедная женщина!

— Я знаю, кто будет жить в собачьей будке, когда вернется домой, — злорадно пропела с заднего сиденья мисс Хони. — Ему достанутся лишь сухари да кости.

— Почему это я должна жалеть ее? — Пальцы Керри-Энн, сжимавшие руль, побелели от напряжения. — Она ведь вышла за него замуж, так? Никогда не поверю, что жена такого парня, как он, не знала, что он за птица.

— Даже если и так, Аманда наверняка бы предпочла, чтобы это не стало известно всем и каждому за столом. Она не заслужила подобного обращения. Она — милая женщина.

— В самом деле? А мне она показалась заносчивой и высокомерной особой. — В действительности Керри-Энн так не думала, но она чувствовала себя настолько чужой среди гостей Гранта — людей культурных и образованных, в отличие от нее, измеряющих свою жизнь достижениями, а не неудачами, — что ей было легче выставить их в черном свете, чем признать, что она сама в чем-то не права.

Не помогало делу и то, что Линдси грудью встала на защиту этой женщины, не беря во внимание оскорбление, нанесенное ее сестре.

— Откуда тебе знать? Ты же практически не разговаривала с нею. Впрочем, речь сейчас не об этом.

Слабый, едва слышный голос разума призывал Керри-Энн на этом остановиться и замолчать, но гордыня взяла верх.

— Нет, как раз об этом, — заявила она. — Видишь ли, именно в этом все дело. Вот ты обеспокоилась ее чувствами, а мне предлагаешь просто утереться и забыть обо всем? — Керри-Энн раздраженно потрясла головой. — Вечная история. А я-то надеялась, что с родной сестрой все будет по-другому. Очевидно, я ошиблась.

Линдсей не ответила, но в свете фар встречного автомобиля Керри-Энн заметила сердито насупленные брови сестры и запаниковала. Точно такое же выражение она видела на лицах взрослых, когда сама была еще подростком и заходила, на их взгляд, слишком далеко. Звучала фраза: «Прощай, деточка», — и ее отправляли в новую приемную семью. Что, если и Линдсей отправит ее восвояси? А ведь она даже не успела рассказать ей о Белле! Керри-Энн запаниковала. Пожалуй, она заслужила такое к себе отношение. Она оказалась столь же паршивой сестрой, как и матерью.

Но когда Линдсей наконец заговорила, по ее тону было понятно, что она скорее уязвлена, нежели сердита.

— Мне очень жаль, если у тебя сложилось такое впечатление, — сказала она. — Но, если честно, я не понимаю, что заставляет тебя так думать.

Керри-Энн вновь посмотрела на сестру, на ее чистый профиль, на элегантную золотую сережку, игриво выглядывающую из-под пряди гладких каштановых волос, лежащих у нее щеке. Какая же она красивая… собранная… невозмутимая… и чужая! Она покачала головой и сказала:

— Послушай, я уже не та симпатичная маленькая девочка, которую ты знала в детстве. Так что давай посмотрим правде в глаза и не будем мучить друг друга. Завтра утром я уеду отсюда. Без обид, ладно? — Лучше нанести упреждающий удар, чем сидеть как на иголках весь остаток дороги домой.

Линдсей ошарашенно уставилась на нее.

— Ради всего святого, почему это я должна хотеть, чтобы ты уехала? Мы же только сегодня встретились! — Она помолчала, а потом продолжила уже более спокойным, увещевающим тоном: — Давай не делать из мухи слона. Мне кажется, что всем нам нужно сначала хорошенько отдохнуть, и завтра все предстанет уже не в таком мрачном свете, и мы сможем двигаться дальше.

— Аминь. — Мисс Хони перегнулась с заднего сиденья и потрепала Керри-Энн по плечу.

А та чувствовала себя бесконечно виноватой. Ведь это она сама все испортила, начав с того, что, буквально загнав Линдсей в угол, вынудила ее взять с собой на вечеринку. Ей следовало бы подумать о том, что все может закончиться грандиозным скандалом. Было бы намного лучше, если бы она осталась дома и не совалась туда, где ее никто не ждал.

— Прошу прощения, если испортила вечеринку твоему приятелю, — сказала она. Извинения давались ей нелегко, но она умудрилась заставить свой голос прозвучать искренне.

Но этого, похоже, оказалось вполне достаточно, чтобы умиротворить Линдсей, поскольку черты ее лица разгладились.

— Ничего ты не испортила. — Она слабо улыбнулась. — По крайней мере, никто не сможет сказать, что вечеринка получилась скучной. И еще я уверена, что Поль не в первый раз получает по рукам за то, что дает им волю.

— Мужчины! — выдохнула мисс Хони. — Сладкая моя, если собрать всех мужиков, которые распускали руки в моем присутствии, то очередь растянулась бы отсюда до самого Лос-Анджелеса. — Она негромко рассмеялась. — Помнится, однажды кто-то из посетителей пошел за мной после окончания шоу. Сначала он попытался поцеловать меня, а потом, когда я не далась, он повалил меня на землю прямо на парковочной площадке. Должно быть, кретин решил, что я обязана отдаться ему за те двадцать баксов, что он сунул мне во время танца.

Линдсей, потрясенная до глубины души, воскликнула:

— Вы никогда не рассказывали мне об этом!

— И что было дальше? — заинтересовалась Керри-Энн.

Ей очень хотелось узнать, чем закончилась эта история, поскольку и самой случалось попадать в подобные ситуации, и она знала, что иногда лучше всего расслабиться и притвориться мертвой. Но почему-то она не могла вообразить себе мисс Хони в такой роли.

И она поняла, что угадала правильно, когда пожилая женщина сказала:

— Когда он скинул брюки, я бросила на него один-единственный взгляд и начала хохотать. Я ничего не могла с собой поделать. И тогда я говорю ему: «И вот этим ты собрался меня изнасиловать?»

— Не может быть! — изумленно ахнула Линдсей.

— Уж поверь мне, — подтвердила бывшая танцовщица, и Керри-Энн ни на секунду не усомнилась в том, что та говорит правду. Легкость, с какой мисс Хони сгладила возникшую неловкость во время вечеринки, показала ей, из какого теста слеплена пожилая женщина: под яркой оберткой скрывались стальная воля и сильный характер. — И это сработало. Его сами-знаете-что усох на месте, и он поплелся прочь, как побитая собака. Потом-то я поняла, что он запросто мог меня убить — хотя, если бы у него оказался пистолет, это было бы его единственное оружие.

Керри-Энн рассмеялась, и Линдсей, несмотря на отчаянные попытки сохранить серьезность, присоединилась к ней. Они хохотали от души, и смех помог им окончательно снять возникшее напряжение.

В Лагуну Голубой Луны они вернулись незадолго до полуночи. Когда Керри-Энн подъехала к дому, темнота за окнами была такой же глубокой и непроницаемой, как и океан, негромкое бормотание которого доносилось снизу. Ночной мрак лишь изредка разрывали зловещие огоньки, вспыхивающие в кустах в свете фар ее машины. Даже звезды куда-то попрятались, и она различала лишь туманные силуэты деревьев и домов вдалеке.

Керри-Энн понимала, что не может больше откладывать рассказ о том, что привело ее сюда. Чем дольше она будет ждать, тем в более неприглядном виде предстанет перед сестрой. Линдсей наверняка сочтет себя обманутой. Но было уже поздно, все они устали, и, учитывая происшедшее на вечеринке, пожалуй, стоило все-таки отложить неприятный разговор до утра. Остановив машину перед домом, она все еще спорила сама с собой, так и не придя к какому-либо решению.