Похвала подлости - Борис Поломошнов

Далее он же добавляет и другую формулировку, которую по его словам использовал фра Ивон: «Не бойся признаться во всем, ты, должно быть, думал, что они добрые граждане, обучающие тебя полезным вещам и доверчиво внимал им… ты с наивной простотой тянулся к людям, в доброту которых верил и за которыми не знал дурных поступков. Случается, и более мудрые люди допускают ошибки в подобных ситуациях» [89, с. 142].

«Если узник продолжал упорствовать, инквизитору следовало изменить свои отношения с ним и смягчить режим содержания: улучшить питание, позволить близким навестить обвиняемого, чтобы затем они посоветовали ему признаться, обещая прощение инквизитора и предлагая свои услуги в качестве посредников» [89, с. 143].

«Инквизитор всегда может пообещать обвиняемому «милосердие» (которое узник всегда понимает как «абсолютное прощение») и сдержать свое обещание послаблением в отдельных наказаниях по своему усмотрению и в соответствии с каноническим правом.

В действительности это означало, что приговоренный к сожжению у позорного столба мог — в случае признания своих грехов — рассчитывать на отпущение их и обращение в веру перед сожжением» [89, с. 145].

Третий рейх. «Министр и гауляйтер Адольф Вагнер приказал всем лидерам СА явиться в Мюнхен для торжественной встречи Гитлера в министерстве внутренних дел. Они заняли свои места за столом, а рядом с каждым из них сидел наемный убийца. Было вино, пиво, шли переговоры. Наступил рассвет и зазвонил телефон. Фюрер прибыл на аэродром. Вагнер подал сигнал, и люди СА были схвачены и разоружены своими соседями, которые принялись их избивать, нанося им удары рукоятками револьверов и пивными бутылками.

Уцелел лишь один человек. Это был пилот Удет из воздушной эскадрильи СА, выскочивший в коридор министерства, где он блуждал, обезумев от страха, гнева и ужаса» [120, с. 229].

«После этого инцидента Гитлер вошел в комнату, где происходила резня. Главные убийцы из Мюнхена, Адольф Вагнер, Герман Эсер, Эмиль Морис, Кристиан Вебер и Вальтер Бух стояли у дверей, гордые исполнением своего долга. На полу валялись девять окровавленных трупов с разбитыми черепами» [120, с. 230]… Попили пивка, называется.

17. Заруби себе на чем хочешь: невиновных врагов не бывает

Первый рейх: «На основании недостаточных доказательств были казнены многие невинные люди. Некоторые из них — такие, как Вестин Аттик, Сенека и Руфий Криспин, — только потому, что у Нерона были личные причины их ненавидеть» [24, с. 271].

— «Многих граждан из первых сословий он (Гай Калигула. — Б. П., Е. П.), заклеймив раскаленным железом, сослал на рудничные или дорожные работы, или бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньки в клетках, или перепилил пополам пилой — и не за тяжкие провинности, а лишь за то, что они плохо отозвались о его зрелищах или никогда не клялись его гением» [97, с. 115]. Гай Калигула: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» [97, с. 116].

Будущий император Антонин убил своего брата Гета на глазах у их матери Юлии, обвинив его в попытке организации покушения на него, то есть — Антонина [19, с. 72–73].

«В скором времени были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, хотя бы и младенческий во внимание не принимался. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кругу, сжигали, а то и просто бросали как придется» [19, с. 74].

— «Вообще погибал всякий, кого Гета хотя бы немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений — словом, всех, кто услаждал его зрение и слух. Сенаторов, кто родовит или побогаче, убивали по малейшему поводу или вовсе без повода — достаточно было для этого объявить их приверженцами Геты.

Сестру Коммода, уже старуху, в которой все императоры чтили дочь Марка, Антонин убил, вменив ей в вину, что она всплакнула вместе с Юлией, когда та потеряла сына (то есть — Гета. — Б. П., Е. П.)…

Он (Антонин. — Б. П., Е. П.) засылал своих людей в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь несла с собой убийства самых разных людей, а если некоторых щадили, то, отобрав в качестве выкупа все, что у них было» [19, с. 75].

— «Существовал обычай, в силу которого раб мог искать защиты против гнева и жестокости господина, прибегнув к императорским статуям. Однако суровой каре должен был подвергаться даже человек, подсказавший рабу… прибегнуть к императорским статуям» [116, с. 77].

Второй рейх. Согласно «Directorium Inquisitorum» Великого инквизитора Арагона Николаса Эймерико, «все еретики подлежат порицанию Святой палаты; но, кроме того, существуют преступники (курсив — Б. П., Е. П.), попадающие под юрисдикцию инквизиции, хотя их виновность в ереси еще не доказана. Таковыми являются, в частности, «богохульники», чьи богохульные речи противоречат христианской вере. Тот, кто говорит: «Нынче пора столь отвратительная, что даже Святая палата не может обеспечить нам хорошей погоды» — грешат против веры» [89, с. 109].

— В соответствии с Параграфом XV Кодекса Торквемады, «если упомянутое преступление ереси и вероотступничества не доказано с полной неопровержимостью (semiplenamente provado), инквизиторы могут подвергнуть обвиняемого пытке; если под пыткой он признается в своем грехе, ему надлежит подтвердить свое признание в течение ближайших трех дней. Если обвиняемый подтвердит его, он будет судим за ересь; ежели же подтверждения не будет и он откажется от признания, преступление не может считаться ни полностью доказанным, ни опровергнутым — поэтому инквизитору следует распорядиться, исходя из презумпции вины подозреваемого (курсив — Б. П., Е. П.), о том, что последнему надлежит публично отречься от своих заблуждений, кроме того, инквизитор может повторить пытку» [89, с. 123].

Третий рейх. 1 июля 1934 г., сразу после «ночи длинных ножей» Герман Геринг простодушно признался: «Я расширил сферу действия чистки» [120, с. 232].

«Геринг не получал никаких приказов убивать сотни своих жертв в Пруссии. Под маской политических убийств он совершил сотни актов личной меси, сводя старые счеты, избавляясь от неудобных друзей (курсив — Б. П., Е. П.)…

Детали убийства фон Шлейхера хорошо известны. Он мирно читал газету, когда шесть головорезов, подталкивая в спину до смерти перепуганную горничную, вошли в гостиную.

— Вы генерал Шлейхер?

Он повернулся и посмотрел на них.

— Да, — сказал он.

Прозвучали шесть револьверных выстрелов, и генерал упал. Его жена бросилась к нему, пронзительно крича, и лишилась чувств.

Тогда убийцы застрелили ее…

Генерал Бредов… палачей из гестапо встретил на пороге своего дома. Эхом в ночи прогремели два револьверных выстрела, и генерал присоединился к другим жертвам» [120, с. 233].

«Мой брат Грегор, — пишет Отто Штрассер, — завтракал со своей семьей, когда прибыли восемь агентов гестапо и увели его безо всяких объяснений. Его доставили в тюрьму на Принц-Альбрехтштрассе и бросили в камеру. После двенадцати часов одиночества, темноты и растерянности он вдруг увидел револьвер, направленный на него через решетку. Первый выстрел был неточен, и Грегор укрылся в углу камеры, но три убийцы, включая Гейдриха и Эйке, — наемного убийцу, отвечающего теперь за все концентрационные лагеря в Германии, вошли, и Грегор, изрешеченный пулями, упал на пол. Он еще дышал, когда Гейдрих оказал ему coup-de-grace, выстрелив в затылок.

Эти детали сообщил мне человек, вытиравший следы крови со стен и удалявший следы стрельбы. Он сумел сбежать после казней и присоединился ко мне в Праге.

Шлейхер, Бредов и Грегор были лишь первыми из длинного списка жертв» [120, с. 234].

«Если исключить преследования католиков, — пишет далее Отто Штрассер, — а также и явные ошибки, как с музыкальным критиком Вилли Шмидтом, которого убили потому, что он имел несчастье носить одинаковое имя с одним из лидеров СА (однако происшедшее все же не позволило последнему избежать своей судьбы), то убийства можно было бы разделить на две категории. Первая состояла из жертв реакции. Вторая — и это было даже ужаснее, состояла из людей, убитых по мотивам личной мести.

Гитлер так же виновен в этих убийствах, как и Геринг. Герман, более прямолинейный в своих методах, имеет большее число смертей на своей совести. Но Гитлер использовал 30 июня (1934 г. — Б. П., Е. П.), чтобы свести счеты с теми, кто перешел ему дорогу одиннадцать лет назад.

Ни для кого не секрет, что генерал Густав фон Кар, шестидесятитрехлетний старик, два года назад ушедший в отставку, был поднят с постели, доставлен в Дахау и замучен там до смерти. Его изуродованное тело было найдено спустя три дня в болоте рядом с концентрационным лагерем. Все преступление Кара заключалось в его отказе поддержать «Мюнхенский путч»: в далеком 1923 году» [120, с. 235–236].