Что скажут люди? - Ева Ликанта

и прошу тебя, не злись по пустякам и не придирайся ко всему.

– Я ни к чему не придираюсь, да и придираться не к чему. Мне всего лишь неприятно то, что я, женщина преклонных лет пришла, как девчонка проведать тебя, а ты кормишь и кормишь меня разговорами о Зине: то какая она славная, властная, и прочие прелести связанные с ней.

– Вот тебе крест, если о Зине еще слово сажу!

– Крест не трогай в своих грязных мыслях.

– Какие такие грязные мысли? Мэри, мне кажется, что тебя подменили за последнюю неделю!

– Меня никто не подменял. Я была слепая, когда даже поддерживала с тобой дружеские отношения! Пошляк и испорченный старик!

– Стой, стой! Что за разговоры и что за обвинения?!

– А то, что слышал! Ты развратный старик, которому больше нечего делать в моем доме!

– Хорошо. Не знаю, что тебя так расстроило во мне, но не забывай, что мы договорились насчет твоего забора. Починю завтра твой забор, и глазом больше не увидишь меня.

– Не нужны мне твои одолжения! Найдется человек порядочней тебя, которым брезгать не буду, видя в своем доме!

– Мэри, что на тебя нашло? Ты брезгуешь, что я могу зайти в твой дом?

– Брезгую!

– Ну, зря ты так. Разве ты знаешь меня с плохой стороны?

– Конечно, знаю, иначе бы и не называл тебя старым пошляком!

– Я когда нибудь позволял в твой адрес что-то неприличное?

– Еще бы такие старые пошляки в мой адрес что-то лишнее себе позволяли! Я тебе не какая-то твоя односельчанка!

– А что с моими односельчанками не так?

– А то, что так и вешаются тебе на шею!

– С чего ты взяла?

– С того, что своими глазами наблюдаю!

– И когда ты видела, чтобы на шее у меня женщина висела? Ответь, Мэри. Которую женщину я не заметил висевшую на своей шее?

– Все ты прекрасно понимаешь, и я не хочу твое грязное белье выкидывать на солнце!

– Белье, солнце… да что на тебя нашло, Мэри? Ладно, будь я пошляком и развратным стариком, я согласен. Только я пообещал, что завтра починю твой забор. Потом, уверяю, что и глазом меня больше не увидишь.

– Буду только рада! – Хлопнув забор, Мэри зашла внутрь дома.

– Да это точно не ты,– бросил за ней Миша в след, – ты не из тех женщин, которые себя неадекватно ведут. Или быть может, я не разглядел в тебе этого раньше…

– Иди уже к своим женщинам! Заждались, наверное!

– Что тебе до моих женщин? Объясни!

– А то, что пусть всякие пошляки вокруг моего дома не околачиваются!

– Мэри, ты это специально в полночь затеяла? Ты поэтому пришла меня проведать, чтобы так себя вести, словно девочка – подросток?

– Знала бы раньше многие вещи связанные с тобой, не стала бы приходить к тебе!

– И что на тебя нашло? Знать бы только что с тобой…

– Иди уже, иди! Нечего в такое время у моих дверей околачиваться! Увидит кто-нибудь и что подумает?!

– Избавлю тебя от своего нежелательного присутствия!

Развернувшись, Миша пошел в сторону села. Он так и не понял, какая муха укусила женщину, которую он благословлял за ее утонченный нрав.

– Она что-то неправильно, наверное, поняла. Или, скорее всего, недоброжелатели узнали о моих к ней чувствах и решили расстроить мои планы. Но никто ведь не знает, что я люблю Мэри! Хотя, вот иду я ночью по дороге, и сам же горланю об этом! Старый дурак! – Обозвал себя Миша и зашел в свой дом.

6.

Мэри была так раздосадована, что и спать не ложилась. Она включила телевизор и пыталась как-нибудь отвлечься от случившегося.

– Усач, что теперь Миша подумает обо мне? Я обозвала его пошляком. Да, если и пошляк, то мне, как постороннему человеку, какое должно быть до этого дело? – Спрашивала Мэри кота, который лежал у ее ног, – наверное, думает, что я на старости лет совсем из ума выжила. Какое было мое дело до его личной жизни? Кто я для него, чтобы предъявлять ему претензии насчет того, с кем ему общаться. Лишь бы он не понял, что с моей стороны это была всего лишь ревность к Зине, – тревожно произнесла Мэри.

Женщине не с кем было поделиться своими переживаниями. Она продолжила делиться своими переживаниями с котом, которому и дела никакого не было до ее отношений с Мишей.

– Вот, Усач, ты что скажешь? Разве это правильно, то, что Зина ходит к нему поздно ночью. Кому бы такое понравилось? Вот и мне было неприятно, когда увидела ее, выходящую из его дома. Он не наговорится о ней. Хотя, да, ты прав. Миша же мне никто и имеет право. Меня только смущает поведение Зины. Женщину, которую я спрашивала про Мишу и она ничего не рассказала про их отношения. А она должна была? Нет, конечно. Как же все сложно. И зачем я дожила до такого возраста, где сама перед собой позорюсь, в полночь ревную какого-то старика к какой-то то женщине. Где в молодости были мои глаза? Раз так хотелось отношений, то почему тогда ни на кого не смотрела. Что же теперь на меня нашло и веду себя так, как бы мне совсем не хотелось. Не хотелось бы?– Спросила она себя, – не знаю. Я не знаю, что я хочу и чего не хочу! Все очень сложно. У меня нет практики в таких делах. Я стала седовласой женщиной, так и ни разу ни с кем не пообщалась, ни с кем! Разве мне будет теперь легко общаться с кем-то и тем более наверстать упущенное время? А тебе никто и не предлагает общаться, Мэри. Что ты лезешь к мужику, у которого, как ты поняла все прекрасно, все хорошо с Зиной. Ты что творишь. Ты свободна. Нет на тебе никаких обязанностей! Как же нет? В меня же, как сказала Зина, влюблен кто-то. А если и так, то этот кто-то же не Миша, а с другим мужчиной я общаться не хочу. А может, тот мужик еще лучше Миши?– Все равно не хочу. Если бы это был Миша, то я была бы самой счастливой, но ни с кем-то другим. Как же все сложно. Если бы даже Миша, быть может, и отвергла бы и его. Но, даже если бы это был он, мне бы было приятно, что у него ко мне чувства. А он, черствый. А к Зине не черствый. Видела и слышала, с какой теплотой он о ней говорит. А со мной он часто разговаривал и даже недавно обедал. Однако так строго и официально не вели себя Сталин и Черчилль, и кто там еще был? Ах, да, Рузвельт во время Тегеранского договора!

А если спросить саму себя, так у меня и