Станция Университет - Дмитрий Руденко

К слову, в это самое время на русского Бога наступали: Москву наводнили новоявленные международные религиозные секты. Молодые сектанты, они чаще всего были американцами, сновали повсюду, заманивая прохожих на проповеди. Миссионеры проникли и в университет, на одного из них, «брата» Джона из Московской Церкви Христа, однажды наткнулся Лёнич. Джон тут же принялся объяснять, почему его секта лучше секты Марии Дэви Христос, вербуя новую душу, но не тут-то было. Не Джон достиг успеха в тот день, а Лёнич: он между делом выяснил, что в съемной квартире Джона нет стиральной машины. Как беседа из сферы духовной перенеслась в материальную, я так никогда и не смог постичь.

Однако факт есть факт: на следующий день мы с Лёничем взяли взаймы двести долларов, купили на них стиральную машину Sanyo на Калининском проспекте и привезли ее к двери квартиры Джона (адрес тоже был выяснен). Увидев нас с агрегатом, Джон застыл как вкопанный, бормоча под нос слова «брат» и «аминь», а Лёнич в тот же миг приговорил американца:«Шестьсот долларов!». Через минуту ошарашенный поначалу Джон пришел в себя и попытался возразить: «Не надо! Зачем?», но невозмутимый Лёнич по-дружески потрепал его за плечо, что-то шепнул на ухо, и миссионер обреченно выдохнул: «Yes». «Что за волшебные слова ты ему сказал?» — поинтересовался я, когда мы в прекрасном настроении уходили от Джона. «Аминь, брат», — пошутил Лёнич. Четыреста долларов на двоих за день — фантастический результат! Русский Бог взял верх над американским!

Облом

Опустошение после разрыва с Краюшкиной все же оставалось, но я решил избавиться от него окончательно, как бы тяжело это ни было. Медлить было бессмысленно, мимо меня каждый день проносились миловидные девушки, а одна из них, учившаяся на вечернем отделении, была особенно хороша. Я приметил ее еще месяца два назад, а подойти решил теперь. Мы поговорили, по иронии судьбы ее тоже звали Ирой. Ира рассказала, где и когда можно ее найти, была любезна, улыбалась, и я заключил, что у меня неплохие шансы. Дело было вечером, и она ускользнула от меня на лекцию. А я, поразмыслив, сел на широкий подоконник возле входа в аудиторию и стал ее ждать, чтобы проводить домой. Внезапно передо мной вихрем возник однокурсник Вася. Именно вихрем, потому что вроде бы он стоял стержнем, но в то же время все внутри него бурлило и клокотало. Вася, как мне казалось, был чуть постарше меня и, может, из-за возраста всегда держался очень уверенно, даже нагловато. Совсем недавно Вася ярко проявил себя: вместе с Женей Лаврентьевым, высоким однокурсником из пятой группы, они сочинили на лавочке у станции метро «Университет» письмо султану Брунея, самому богатому человеку в мире. Вася разузнал, что в ответ на некоторые, особенно понравившиеся письма султан присылает двадцать тысяч долларов. Это зажгло огонь в глазах Жени. Блокнота под рукой не было, поэтому, озаренные вдохновением, писали на одной из редких незаполненных страниц в Женином советском паспорте, в который чего только уже не было вписано шутниками-однокурсниками: и пять новых имен и фамилий, и семь детей, а также шесть разводов и четыре прописки — по адресам тусовок, которые он посещал чаще всего. Письмо самому богатому человеку планеты приятели составили из обрывков популярных тогда песен: «Dear sultan! Welcome! I promise my heart to you! You take myself, you take myself control, I live among the creatures of the night. You behind the wheel and me the passenger»[57]. Теперь соавтор письма султану Брунея стоял и удивленно таращился на меня:

— Что это ты тут делаешь так поздно?

— Девушку аду, — ответил я.

— А ты?

— Тоже.

Слово за слово, выяснилось, что ждем мы одну и ту же.

— Эка, — оживился Вася. — Такого не бывает! Вот дела! А ты когда с ней познакомился?

— Сегодня.

— А я четыре дня назад, — нараспев протянул Вася.

— Четыре дня? — выяснялось, что у Васи было конкурентное преимущество.

— Да. Три раза в ресторан сходили, — Вася уверенно выбивал из-под меня опору.

— В ресторан?

— В «Золотой дракон» на Плющихе.

Жестокий удар. Китайский «Золотой дракон» был чудом из неземной жизни, цены в нем были заоблачными. Переплюнуть Васю я не мог, даже несмотря на наш с Лёничем недавно сорванный куш.

— Что делать будем?

— А ты что предлагаешь?

— Ну… Можем вместе подождать.

Это был, конечно, вариант. Но ведь были и другие выходы. Поразмыслив, я решительно встал и вышел из игры, так и не ударив по мячу. Конечно, это был самый настоящий облом. Но ведь, по правде, Вася начал раньше, да и вечерница, судя по всему, ему благоволила. Вася женился на Ире через месяц, развелись они тоже быстро.

Жизнь меняется

Жизнь становилась тяжелее. Рубль рухнул. В сентябре за один доллар платили 38 рублей, в декабре уже около 120, а минимальная зарплата как была 220 рублей, так и осталась. Хлеб, сахар, масло, сметана, спички, мыло «Хозяюшка» — все, как и год назад, расхватывалось в секунды. Стало даже хуже, потому что в середине осени Ельцин объявил, что вот-вот государственные цены совсем отпустят на свободу. Лучше бы их отпустили без объявления. Люди не дураки. Сразу побежали покупать все до повышения, и редкие товары вовсе «смыло» с полок. Купить молоко было нереально! В гастрономе «Новоарбатский» оно стояло, но за валюту. За едой велась настоящая охота. В общем, слово «голод» стало понятнее. В Россию стала поступать «гуманитарная помощь»: теперь зарплату могли выдать продуктами, которые поступали «от энергетиков Гамбурга энергетикам Москвы». В разных частях Москвы вспыхивали стихийные бунты — водочный на Большой Ордынке, сахарный в Перово, молочный на Ленинградском проспекте. Народ лютовал и блокировал магазины, подозревая торговцев в припрятывании товаров.

В «Елисеевском» постоянно шла война за водку, те, кому ее не доставалось, выдвигали угрозы «перегородить Тверскую или захватить Моссовет», а однажды пятьдесят человек, простоявших в очереди весь день, напрочь отказались уходить из магазина, когда пришло время закрывать его на ночь. Они улеглись спать на газетах, постеленных на пол под прилавками. Их стерегла милиция. Лишь утром, вырвав свою кровно заработанную водку, герои советского быта отправились восвояси. А ближе к Новому году «елисеевская» очередь все-таки перегородила Тверскую и остановила движение. Пропускали только «иностранные» машины и «скорую помощь». Остальным, кто пытался прорваться, били по капоту.

Всё время появлялось что-то новое: открытие первого частного парикмахерского салона на Тверской

Земля горела под ногами. Нужно было держать нос по ветру. С одной стороны — лишения и нестабильность, а с другой — все время возникало что-то новое, неведомое. Первая в Москве «стопроцентная частная фирма», которая вздумала производить настольные игры, первый арендованный кооператорами у государства хозяйственный магазин на Мосфильмовской. Наконец, открылся и первый ночной клуб Night Flight на Тверской, в помещении кафе «Север»[58]. В него приглашались только те, кто «имел валюту, был хорошо одет и умел прилично себя вести». В центральных газетах по поводу открытия нового заведения вышла предостерегающая заметка: «Те, кто хоть немного знаком с работой ночных клубов на Западе, могут предположить, что в Night Flight их ждут еще и знакомства с дамами, приятными во всех отношениях. Однако таких клиентов может постичь разочарование: администрация официально заявляет о своем отрицательном отношении к московским путанам и обещает, что их в клубе не будет». Вопреки заверениям, Night Flight стал местом слета путан. Так вышло. Слово «путана» стало тогда неожиданно популярным, Газманов даже песню придумал с таким названием. Ее распевали повсюду.

До свиданья, наш ласковый Миша

К Новому году СССР все-таки развалился. Все случилось стремительно. В начале декабря Украина на референдуме выбрала полную независимость и тут же объявила, что Договор об образовании СССР 1922 года утратил силу. Сразу же после этого в Беловежской пуще встретились «три славянских президента» — главы Украины, Белоруссии и России — и объявили о распаде единого союзного государства. Через несколько дней их поддержали еще восемь республик СССР, все, кроме прибалтийских республик и Грузии, которые и без того считали свое включение в СССР изначально незаконным. Одиннадцать стран дружно подписали Декларацию о создании СНГ. 25 декабря 1991 года по телевизору выступил первый и последний президент СССР Михаил Горбачев и отрекся от власти, сложив с себя обязанности президента[59]. И вот так, вдруг, 69-летняя жизнь могучего, гремевшего огнем и сверкавшего блеском Советского Союза, страны, в которой мы родились, остановилась. Как у Чехова в «Вишневом саде»: «Вот и все, кончилась жизнь в этом доме…». Крах социализма, крупнейшее событие двадцатого века!