Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский

Конкретные наблюдения и выводы ученого по отдельным аспектам проблемы образования Русского централизованного государства представляли и представляют поныне значительный интерес для российской историографии[424]. Ценное исследование М. К. Любавского по исторической географии Северо-Восточной Руси XIV–XVI вв., по мнению А. А. Юшко, отличается широким историзмом[425]. Разработка данной тематики с позиций изучения «материального фундамента» централизации имела особую значимость для отечественной историографии довоенного периода, поскольку до конца 30-х годов проблема образования централизованного государства в марксистской историографии по существу отсутствовала[426]. Это исследование историка давало не только ценный конкретно-исторический материал, но и положило начало новому историко-географическому ракурсу ее изучения.

Вторая (неопубликованная) часть работы «Образование основной государственной территории великорусской народности. Заселение и объединение с центром территории Новгорода и Пскова. Историко-географический этюд»[427] была попыткой исследования формирования территории Новгородской и Псковской республик в связи с их заселением. До появления труда Любавского имелась лишь работа А. И. Никитского по экономической истории Новгородской земли, в которой уделялось некоторое внимание и историко-географическим аспектам темы [428].

Главными источниками для исследования послужили летописи и писцовые книги Новгородской и Псковской земель. Особенно высоко оценивал Любавский писцовые книги, так как они давали возможность узнать, как происходило заселение Новгородской и Псковской земель славянскими колонистами, к чему в конце концов оно привело и какая судьба постигла прежних «насельников»[429]. В процессе работы Матвей Кузьмич широко использовал актовый материал почти из всех крупных серийных дореволюционных публикаций. Литературу же привлекал в меньших масштабах. Так, кроме монографии Никитского, чаще всего в подстрочнике работы встречаются ссылки на исследования по истории церкви в России: Амвросия, Досифея, В. В. Зверинского; специальные историко-географические исследования П. И. Кеппена, К. А. Неволина, Е. К. Огородникова, А. А. Спицина, А. С. Уварова, Н. П. Тихомирова, а также работы общеисторического характера А. В. Экземплярского, А. Д. Никитского, А. М. Гневушева, А. А. Шахматова, М. М. Богословского, А. А. Савича[430]. Сравнение актовых источников с повествовательными и с литературными данными позволяло историку в широких масштабах применять один из своих излюбленных приемов историческую ретроспективу. В этих целях Любавский обращался даже к такому несколько неожиданному здесь источнику, как перепись 1920 г. (по Карельской АССР). Данные письменных источников часто дополнялись и проверялись показаниями географической номенклатуры и ономастики.

Матвей Кузьмич считал вторую часть своей работы естественным и необходимым продолжением первого очерка, поскольку в освоении территории Новгородской и Псковской земель принимали участие главным образом те же восточнославянские племена кривичей и словен, которые составили основу великорусской народности[431]. Любавский ставил перед собой и другую задачу: пересмотреть все данные источников об отношениях Новгорода и Пскова к Москве с целью выяснения тех причин, которые привели к «поглощению» этих республик могучим восточным соседом[432]. Этот вопрос поднимался в работах предшественников, но трактовался в слишком общей форме, без достаточного учета всех слагаемых данного процесса.

Исследование включает 5 глав (текст 1-3-й глав машинописный с авторской правкой, 4-5-я главы авторизованная рукопись). Истории колонизации Новгородской земли до XIII в. посвящена 1-я глава «Борьба новгородских славян с финскими племенами и занятие их земель»[433]. Историк показывает, что исходное ядро Новгородской земли создали словене; местными старожилами здесь была чудь. В процессе освоения земель имела место борьба словен с коренными финскими и пришлыми германскими племенами[434]. Причем в этом процессе, судя по данным топонимики и археологии, известную роль сыграли скандинавы. По мнению Любавского, легенда о призвании князей, как ни относиться к ее деталям, отразила в себе историческую действительность утверждение в Новгороде варяжских князей. «Весьма вероятно, писал ученый, что этот факт был результатом древнего общения словен со скандинавами, давнего их международного сотрудничества, в том числе и продвижения их на северо-восток и восток». Скандинавы сыграли важную роль в «политическом конструировании восточнославянских племен»[435].

Что же заставляло словенские племена вести борьбу с местным населением и пробираться в лесные и болотистые дебри Севера? Историк не без основания главным двигателем славянской колонизации считал особенности «экономического быта» новгородских словен (соединение экстенсивного земледелия и скотоводства с охотой, рыбной ловлей и бортничеством). Эти особенности и заставляли и новгородцев расширять арену своей сельскохозяйственной и промысловой деятельности: «Увеличение населения, с одной стороны, известное оскудение почвы и естественных богатств, с другой стороны, должны были вызвать тягу на новые земли, на новые угодья, главным образом на север и северо-восток» (к богатейшим пушным промыслам этих районов).

Вторая, центральная и самая большая, глава работы «Ход новгородской колонизации и ее результаты к концу XV века» решала задачу реконструкции истории ранней колонизации, опираясь на более поздние факты (конца XV–XVI в.) и географическую номенклатуру. Были поставлены и в значительной мере решены три основных вопроса истории колонизации Новгородской земли XIII–XV вв.: 1) о форме и типе поселений; 2) об участии различных социальных слоев и групп населения в ее освоении; 3) о роли «Заволочья в Новгородской земле».

Детально исследуя процесс складывания административно-территориальной системы Новгорода, историк объясняет причины «скопления» сел и «пустот» в различных областях этой земли[436]. Особого внимания заслуживает обращение Любавского к социальному контексту колонизации Новгородской земли. Под влиянием работ А. И. Никитского и А. М. Гневушева автор приходит к выводу, что огромную роль в процессе освоения ее территории играла деятельность «лепших», «вятших» людей. Эти подлинные хозяева Новгородской земли не «только закабаляли в рабство измученных голодом людей, но, несомненно, скупали земли и угодья разорившихся землевладельцев и промышленников, захватывали покинутые земли и угодья и вновь заселяли их земледельцами и промышленниками, но уже на правах арендаторов, давая ссуду (серебро) на хозяйственное обзаведение»[437]. К моменту падения Новгорода большая часть его земель была уже в их руках[438] и эксплуатировалась даже «без предварительного формального пожалования господина Государя Великого Новгорода»[439].

Определяя (по типу поселения) социальный облик колонистов (частные лица «капиталисты», крестьяне, государство, церковь, князь) и устанавливая зависимость типа поселения от географического фактора (например, села чаще всего встречались в местностях с наиболее плодородными почвами), историк связывал с этими моментами и распространение «боярщины» именно в определенных районах внутри Новгородской земли (в Заволочье)[440]. Бежецкий край стал центром боярского землевладения, поскольку всегда высокие цены на хлеб в Новгороде обусловливали такую экономическую конъюнктуру, что даже при неблагоприятных условиях «земледелие при всем риске в общем было выгодным промыслом, и в этот промысел все новгородские состоятельные люди охотно вкладывали свой капитал»[441].

Уже в XIV–XV вв. земли Заволочья благодаря развитому земледелию и богатым промыслам (солеварение, салотопенный промысел) стали, по мнению историка, тем «базисом государственного благосостояния, каким они выступают позднее, в XVI и XVII вв.»[442]. Роль этих районов в экономической жизни Новгорода была настолько велика, что вопрос о нем в споре Новгорода и Москвы стал «жизненным вопросом, решившим судьбу новгородской государственности»[443]. Наблюдения Любавского о роли Заволочья в московско-новгородских отношениях XIV–XV вв. стали новым ценным вкладом в историческую литературу того времени. В предшествующей историографии факты этой борьбы рассматривались как второстепенные эпизоды новгородской истории, вскользь и поверхностно. Не были установлены ни основные периоды этой борьбы, ни ее территориальные результаты.