Рейтинговые книги
Читем онлайн Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 38

В такой трактовке проблемы централизации русских земель ученый, верно отмечая «материальные факторы» как основные причины успехов централизованных усилий Москвы, неправомерно сводит их по существу к одному географическому, добавив также связанную с ним демографическую концепцию в объяснении причин «возвышения» Москвы. Производительные силы Северо-Восточной Руси, их рост в XIV–XV вв. остаются в тени. Разумеется, игнорируется и сословная борьба крестьян с феодалами, заставившая последних искать союза с великокняжеской властью.

Объяснение политических потрясений XVI в. решалось историком по Ключевскому и Платонову. Боярство, которое смогло бы потенциально составить аристократическую оппозицию абсолютизму, ослабляется еще до опричницы, которая в своих конечных результатах привела к торжеству «монархического абсолютизма, к падению его (боярства. Д. К) общественного и политического значения»[346]. Удар был нанесен главным образом той части боярства, которую составляли князья (потомки удельных князей «княжата» Ростовские, Белозерские, Оболенские и др.), с целью покончить с опасными для царского абсолютизма «пережитками удельной эпохи»[347]. Но общественно-политическое значение высшего московского боярства было подорвано еще раньше. Причины его экономического ослабления заключаются в установлении обязательной службы с княжеских и боярских вотчин, чрезвычайно тяжелой и разорительной, миграции крестьян XVI в. из центральных районов страны в пограничные районы Дикого поля[348], которая подорвала основы вотчинного землевладения.

Одновременно с возвышением дворянства как правящего сословия (с последней четверти XV в.) укрепляется поместье главное средство для его содержания. В силу наследственной обязанности военной службы поместье по существу становится уже в XVI в. наследственным владением[349]. Развитие поместного землевладения, по верному наблюдению историка, имело огромные последствия для крестьянина.

Оно приводило к обезземеливанию крестьянской массы и подчинению ее землевладельцам; косвенным образом отразилось на положении самостоятельного крестьянства (крестьянский двор стал «редеть», терять переманиваемую помещиками рабочую силу), парализовало развитие городского посада, лишало городскую промышленность главных потребителей и покупателей-служилых людей, тормозило торгово-промышленное развитие страны[350].

Эти довольно проницательные наблюдения о роли «материальных» факторов и социальной истории России в XVI в. историк, к сожалению, не развил и при объяснении причин закрепощения крестьянства придерживался обычных представлений либеральной историографии конца XIX в. В «формуле» крепостного права он пытался сочетать две точки зрения: прикрепление крестьянства к тяглу государством или рост задолженности крестьян помещикам. «Так законодательным путем и часто экономическими и чисто политическими мерами крестьянская масса все более и более прилеплялась к своему крестьянскому состоянию, к тяглу, в известной мере к владельцу. Хотя общих мер прикрепления не издавалось, но рост такого закрепления, несомненно, шел вперед заметными шагами»[351]. Известное преодоление взглядов, концепций «государственной школы» намечалось там, где в основу наблюдений брались исследования историков, стоявших на позициях экономического материализма. Так, на характеристику в курсе «земельной реформы» середины XVI в. явно повлияли выводы труда М. Н. Покровского. Любавский считает, что осуществление этой реформы, несомненно, стояло в связи с некоторыми успехами народного хозяйства в первой половине XVI в. «с накоплением у населения денежных капиталов», его причины: 1) общая «прилив» драгоценных металлов из Латинской Америки и 2) частная, русская, свержение татаро-монгольского ига и прекращение оттока денег из страны[352]. Но в целом выводы по периоду давались по Ключевскому: русская история XVI в. характеризовалась как эпоха начала закрепощения крестьянства, возвышения и господства дворянства и создания национального государства[353].

С таким капиталом, как отмечает Любавский, страна вступила в XVII–XVIII вв. новый период своего развития. Характеристику его историк попытался дать в лекционных курсах по истории России XVII первой четверти XVIII в. и XVIII в., которые читались им в 1911–1915 гг. слушательницам Высших женских курсов и студентам Московского университета. До нас дошли тексты литографированных изданий курсов, прочитанных в 1911 и 1913 гг. Отсутствие специальных научных интересов и изысканий в этой области у историка, ориентация на чисто учебные цели предопределяли их компилятивность. Основательную зависимость от специальных исследований, созданных представителями отечественной буржуазно-дворянской историографии, заметить несложно. Например, от исследований С. Ф. Платонова в оценке Смутного времени, от социологической схемы русской истории XVII–XVIII вв. В. О. Ключевского, от трактовки крестьянского вопроса в XVIII в. у В. И. Семевского, от выводов М. М. Богословского относительно реформ Петра I[354]. Отсутствие самостоятельных версий в объяснении русского исторического процесса этих столетий привело к тому, что в отборе источников и в характере их использования историк руководствовался прежде всего задачами учебного процесса. Вне всякого сомнения, на широту и глубину исторического видения ученого в этих курсах повлияла его стойкая приверженность основным установкам «государственной» школы: идее «надклассовости» государства как института в целом и русского самодержавного государства в частности[355]. Как и в курсе «Древней русской истории», они направляли внимание М. К. Любавского в основном на правовые государственные институты России XVII–XVIII вв., ее внутреннюю политику. Одни важные проблемы истории феодальной России выпали из его поля зрения (экономика, внешняя политика), другие оказались неправомерно суженными (вопросы культуры), третьи (проблемы социальной истории) интересуют его главным образом своей правовой стороной и нередко рассматриваются как производные «от политики»[356]. В целом эти курсы создают впечатление компилятивного повествования об истории русских госучреждений, построенного на основе пересказа законодательства XVII–XVIII вв. и опубликованных мемуаров (дневников и «записок» Котошихина, А. Олеария, Я. Рейтенфельса, Невиля, Ф. Прокоповича, де-Лириа, В. Н. Татищева, И. Посошкова, Ю. Крижанича, А. Болотова, Екатерины II и др.). Манеру работы с источниками в этих курсах нельзя охарактеризовать иначе, как иллюстративно-описательную. Она особенно бросается в глаза в лекционном курсе по истории России XVIII в. В нем в большинстве случаев преобладает пересказ законодательства, систематизированного (из исследований) материала по рассматриваемому вопросу. Степень «реализации» законодательства в жизни, как правило, уходит на второй, а то и на третий план. Преобладают историко-учрежденческий и историко-правовой аспекты рассмотрения проблемы.

Главным критерием для выделения нового периода русской истории является изменение форм политического управления. На смену старому, московскому («вотчинному») государству с «отпечатком удельной эпохи» пришло после «смуты» новое «земское», где государь из хозяина-вотчинника «стал первым слугой отечества»[357]. Характерно и его понимание главных «фактов» в истории страны XVII первой четверти XVIII в. На первом месте стоит изменение понятий о государстве (оно мыслится теперь «уже как общественное здание, а не государева община», много нового было внесено и в сферу государственного механизма земские соборы стали его «маховым колесом», резко усилена власть воевод на местах)[358]. На втором крупные социальные изменения (возвышение рядового дворянства и начало «Дворянской России», закрепощение податных классов крестьянства и посадских людей, их прикрепление к тяглу вследствие тех же «государственных» потребностей в деньгах и т. д.)[359]. Третье перелом в народной психологии (протест против тяжелого положения, от которого «страдали молча» до конца XVI в., в целом ряде «мятежей в царствование «тишайшего» Алексея Михайловича)[360] по причине обострения процесса «сословной дифференциации» на почве экономических интересов и «государственного тягла»[361]. Рассматривая основные направления внутренней политики России в 20-80-е годы XVII в., Любавский приходит к выводу, что новшества Петра I не были совершенно не знакомы русскому обществу: «Петр вступил в уже господствовавшее течение русской жизни»[362]. Таким образом, в своем выводе историк проводит линию Соловьева об ограниченности петровских преобразований, их естественной преемственности с предшествующей эпохой. Само включение эпохи петровских реформ в курс по истории XVII первой четверти XVIII в. уже заранее готовило читателя к принятию этой позиции автора.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 38
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский бесплатно.
Похожие на Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский книги

Оставить комментарий