Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

тем, как руки хирурга в белых окровавленных перчатках скальпелем разрезают твердую мозговую оболочку, прощупывая поблескивающие серо-розовые складки коры.

Стэнли входит в гостиную:

— Ужин гот… Боже! — он бледнеет и закрывает глаза рукой.

Я переключаю канал.

Он выглядывает между пальцев:

— Ты что, правда можешь смотреть такое перед едой?

— Это информативно.

Никогда не понимала, почему большинство людей не выносит смотреть на внутренности человеческого тела. Мы целыми днями носим в себе органы и кровь. Глупо пугаться чего-то столь обыденного.

Он опускает руку, но выглядит все еще бледным.

— Ну, еда готова.

Я прохожу за ним в крошечную кухню. На столе белая скатерть и две мерцающие свечи в серебряных подсвечниках. В центре стола стоит блюдо, накрытое куполом серебряной крышки. Он поднимает крышку.

— Ты приготовил блинчики, — удивленно говорю я.

— Ну я хотел, чтобы тебе точно понравилось. У меня есть пять разных сиропов, — он указывает на пять стеклянных бутылок, выставленных в ряд на столе: клубничный, черничный, карамельный, кленовый и банановый.

Я онемела. Бывают моменты, когда я задумываюсь, может ли он существовать на самом деле, или я его просто выдумала. Но не думаю, что у меня такое богатое воображение.

Улыбка исчезает с его лица:

— Тебе не нравится? Я могу приготовить что-нибудь другое…

— Нет. Все хорошо.

Его плечи расслабляются, и мы садимся за стол.

Блинчики теплые, нежные и сочные.

— Так почему же кролики? — спрашивает он.

Вилка с блином останавливается на полпути к моему рту:

— Что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что знаю, что ты любишь животных. Но, кажется, кролики занимают тебя больше всего, — он кивает на мою футболку. — Ты уже говорила о них и цитировала «Обитателей холмов» на нашей первой встрече.

Никто раньше не спрашивал меня об этом. Я даже не знаю, какие слова подобрать, чтобы ответить. Я проглатываю кусок блина и говорю:

— Просто они мне нравятся.

— Я перечитывал эту книгу, — говорит он. — Я и забыл, насколько она политизирована. Вся эта история с кроликом-фашистом… генералом Дурманом. Это же метафора на фашистскую Германию?

Я начинаю разрезать блин на шестиугольники.

— Я никогда не думала о ней в политическом ключе. Я воспринимала ее как есть. Это книга о выживании.

Мой нож выскальзывает и ударяется о край тарелки. Я быстро реагирую и сразу же подхватываю его.

— Не переживай ни о чем, слышишь? — говорит он. — Я очень рад, что ты пришла.

Очевидно, моя нервозность выдает себя больше, чем я думала.

— А еще я думаю, что твое прочтение на самом деле гораздо лучше, — добавляет он. — Просто воспринимать вещи как есть. Если все время анализировать, ничего не почувствуешь. Наверное, я слишком много учился литературе.

Вдруг мне приходит в голову, что я даже не знаю, чему он учится. Наши разговоры в Сети всегда были скорее абстрактными, сосредоточенными на чувствах и мыслях, а не на повседневной жизни.

— Это твоя специализация. Ты филолог.

— Журналист. Но сейчас этим сложно заработать, все читают новости онлайн, блоги и все такое. Я думаю перейти на компьютерные технологии и учиться на программиста.

— Тебе нравится писать программы.

— Если честно, то не особо. Это какое-то недалекое занятие. Но у меня неплохо получается, — он пожимает плечами. — Как тебе блины?

— Очень вкусно. Лучше, чем в «Бастерз».

Он весь светится.

После еды я беру в руки свою тарелку, но толком не знаю, что с ней делать. Дома у меня чаще всего готовая еда из закусочной. Из посуды у меня всего несколько пластиковых мисок, которые я просто споласкиваю в раковине. А еще чаще — ставлю в раковину и забываю о них на несколько дней.

— Я займусь посудой, — говорит он. — Не волнуйся. Ты пьешь кофе?

— Кофе был бы кстати.

Он заполняет кофеварку водой. Кофе начинает вариться, я говорю:

— Мне нужно в уборную.

— Первая дверь направо.

Я легко ее нахожу, но, выйдя оттуда, не иду на кухню. Я задерживаюсь в коридоре, глядя на открытую дверь в комнату Стэнли. Я иду к ней. Внутри замечаю, как сломанный самолетик улыбается мне со стола. Я вижу полость, куда должно крепиться крыло. Я беру самолетик в руки и пытаюсь вставить крыло обратно. Но оно не держится.

Нужно просто оставить все как есть. Если я продолжу с ним возиться, то, вероятно, сделаю все только хуже.

Я кладу самолет на место и начинаю разворачиваться, как вдруг замечаю, что нижний ящик в столе немного приоткрыт. Я задерживаюсь взглядом на корешке торчащей из него книги. Я различаю только нижнюю половину букв, образующих название, но есть что-то знакомое в их шрифте. Мой желудок сжимается, словно я смотрю вниз с высокого здания.

Мне нужно выйти из комнаты. Было бы лучше, если бы я смогла.

Вместо этого я цепляюсь пальцами за край ящика и выдвигаю его, чтобы увидеть название целиком: «Полное руководство по синдрому Аспергера».

И там больше одной — там целая стопка книг.

Я беру в руки первую. Кладу ее на стол и достаю другую, потом следующую и еще одну. Они все по одной теме. Я открываю первую попавшуюся:

«Синдром Аспергера — это форма аутизма, характеризующаяся социальными и коммуникационными трудностями, нетипичным использованием языка и навязчивыми интересами…»

Я пролистываю страницы, пальцы оставляют на бумаге едва заметные влажные отпечатки. Некоторые строчки и параграфы выделены или подчеркнуты. Я листаю страницу за страницей, но читать не получается. Мое зрение размыто. Я натыкаюсь на еще один выделенный маркером абзац:

«Одной из самых дисфункциональных характеристик синдрома Аспергера является неспособность к эмпатии. Из-за отсутствия этой фундаментальной черты многие больные остаются без друзей и находятся в изоляции во взрослой жизни.

Люди с синдромом Аспергера могут казаться чрезвычайно замкнутыми из-за своих ограниченных социальных навыков. Установление отношений с таким человеком может потребовать необычайного терпения».

Так вот как он меня видит? Словно сломанную вещь? А это его пособие, которым он руководствуется, чтобы меня починить?

Книга выскальзывает из рук и со стуком падает на пол.

— Элви?

Он стоит в дверном проеме, опираясь на палочку. Затем делает ко мне несколько осторожных шагов:

— С тобой все в порядке?

Моя грудная клетка ноет.

— Мне нужно идти, — я напряженно прохожу мимо него, через дверь, по коридору в гостиную. Я не могу даже взглянуть на него. Кровь пульсирует у меня в глазах.

Стэнли идет за мной:

— Подожди, скажи мне, что случилось? — он преграждает мне путь.

— Мне не нужна твоя жалость, — процеживаю я сквозь сжатые зубы. — А теперь дай мне пройти.

— Неужели ты всерьез думаешь, что такой человек, как я, проводит