Дороги ратные крутые. Воспоминания об участии в Великой Отечественной войне - Геннадий Обатуров

Все же через подполковника Ершова удалось вызвать огонь двух дивизионов из дивизионной группы, но затяжка стоила дорого: хотя рота уничтожила часть противотанковых орудий и огонь по танкам ослаб, в роте сгорело две машины.

С возобновлением наступления роты резко усилился артиллерийский и минометный огонь противника. Под его воздействием и при виде горящих танков залегшие в снегу стрелки откатились назад, во вторую из захваченных траншею. За танками шел лишь взвод саперов. Пехота отставала уже более чем на 600 метров. А комбат по радио уверял, что роты возле танков.

Вновь, как и под деревней Вязовка, повернул танк назад и поспешил к пехоте. К моему удивлению, оказалось, что комбат продолжал оставаться на КП в исходном положении, в двух километрах от танков, и склон к речке и танки на нем видеть не мог.

Разыскал обоих командиров стрелковых рот и объяснил им обстановку. Они оживились, среагировали удивительно быстро, и вскоре их роты броском вслед за танками вышли к речке. Здесь Вязовка имела крутые, особенно с нашей стороны, берега, поэтому противник не просматривал и не обстреливал ее русло. После беспрепятственного перехода речки, на подъеме, в двухстах метрах от нее, стрелки были встречены огнем.

Теперь мы оказались перед рубежом обороны батальона второго эшелона, перед тем самым, с которого противотанковые орудия противника сожгли два наших танка. Он проходил по гребню высоты 67,0. Следовало организовать бой за овладение им, что должен был сделать комбат. В докладе подполковнику Ершову об овладении южным берегом Вязовки сказал также и об этом.

– Поздравляю с успехом! – воскликнул он в ответ. – Приму меры. 2-я танковая рота вместе с пехотой уже вышла на спуск к речке.

Через полчаса с подполковником Ершовым на его танке прибыли командир стрелкового полка майор Шурко, командиры стрелкового батальона и артдивизиона. Они получили порядочную нахлобучку от майора Шурко и взялись за организацию боя. А мне подумалось: разве майору Шурко невдомек, что отстали и не видели бой не только его подчиненные, но и он сам?

Вскоре рубеж высоты 67,0 был в наших руках. В сумерках просматривались трупы фашистов, искореженные противотанковые пушки и обгоревшая самоходка. Пленные и убитые оказались из 174-го пехотного полка 81-й пехотной дивизии. Вслед затем справа вышел на южный берег речки правофланговый батальон 86-го полка со 2-й танковой ротой. Слева, к юго-западу от Обжино, захватил южный берег 92-й стрелковый полк с 11-м танковым полком.

Наш полк потерял еще три танка подбитыми и несколько застрявшими. И все же в этот день полк достиг пусть скромного, но успеха. Это воодушевило и командование, и личный состав.

К концу суток мы вновь были у комдива. Генерал Степаненко сделал строгое внушение командирам 86-го и 92-го гвардейских стрелковых полков за отставание пехоты от танковых полков и слабое управление. Но особо запомнился разговор с представителем 6-й воздушной армии.

– Когда же будет работать штурмовая авиация?

– При высоте облаков хотя бы 1100 метров, – ответил подполковник. – Сегодня весь день она была не более 800 метров. Зато ночные бомбардировщики, как вы слышите, уже работают.

– Надо, чтобы вы противостоящих нам фашистов били, а не только пугали их тылы! – резко заметил генерал. – Выходит, и завтра вся надежда на артиллерию?

– С боеприпасами будет бедно, – доложил заместитель по артиллерии.

– К артиллерии у нас большие претензии, – доложил подполковник Ершов. – Артподготовка оказалась неэффективной. Большинство разрывов снарядов оказалось далеко от целей. Командиры дивизионов отстают от боевых порядков танков и пехоты, не видят их, не говоря уже о целях. Сегодня в интересах танков ни разу своевременно не был открыт огонь.

Возражения артиллеристов командир дивизии пресек:

– Командир 239-го танкового полка прав. Исправьте это.

Попытки развить наступление 24-го и 25-го декабря в направлении Софронково оказались безуспешными. Противник имел хорошо подготовленную позицию, для прорыва которой требовалась мощная артиллерийская и авиационная подготовка, а боеприпасами обеспечивались лишь короткие огневые налеты. К тому же пехота, начавшая наступление в значительном некомплекте, стала еще малочисленнее. В свою очередь, наш полк в эти дни потерял еще семь танков: сгоревшими -два, подбитыми – пять.

В ночь на 26-е декабря по решению комдива полк перегруппировал танки к левому флангу, с утра 26-го совместно с введенным из второго эшелона дивизии 89-м гвардейским стрелковым полком они атаковали противника к юго-востоку от высоты 67,0, навстречу 170-й стрелковой дивизии и к 14-ти часам овладели рощей южнее Обжино.

До 27-го декабря роту легких танков Т-70 самостоятельно в атаку мы не бросали. Танк Т-70 появился в 1942-м году на смену танка Т-60 и превосходил последний. Он был вооружен 45-миллиметровой пушкой вместо 20-миллиметровой на Т-60, имел усиленную броню передней части башни и корпуса и два вместо одного автомобильных двигателя33. Однако его броню, хотя и усиленную, пробивали даже 37-миллиметровые противотанковые пушки противника на 500—600 метров, не говоря уже о пушках большего калибра.

И вот утром 27-го декабря командиру полка приказали использовать эту роту для самостоятельной атаки с малочисленными стрелковыми батальонами в направлении Здринога.

– Нельзя этого делать, они сгорят! – объяснил Иван Николаевич генералу Степаненко и полковнику Кукушкину.

– Вот Павел Афиногенович обещает надежно подавить противотанковые средства гитлеровцев и хорошо поддержать артиллерией, – успокаивал Кукушкин.

– Никто в дивизии еще не разведал эти средства. Кто же берется подавлять то, что не знает, где стоит?

Повинуясь приказу, командир полка направил роту и оставшиеся три средних танка в атаку.

Следуя рядом с танком командира роты лейтенанта Ильи Петровича Кузьмина, видел, как при подходе танков к опорному пункту противника по ним открыли огонь несколько противотанковых орудий из ДЗОТов и окопов, в том числе калибра 75-миллиметров, и вышедшие из глубины два самоходных орудия. Где-то в течение пяти-семи минут вспыхнуло пять танков. Будучи начиненными бензином, они горели как свечи. При виде этой беды пехота сразу залегла, затем отошла в свои окопы. Участвовавшие в этой атаке три танка Т-34 уничтожили одно самоходное и одно полевое противотанковые орудия и разрушили один ДЗОТ. Удалось отвести два Т-70 и два поврежденных Т-34.

В этом бою пришлось вести огонь и мне. Заметив стрельбу пушек из ДЗОТов, произвел по одному из них три выстрела. Стрельба пушки из этого сооружения прекратилась. То же произошло со вторым ДЗОТом после двух выстрелов34. Досталось и моему экипажу: снарядом противника был сорван с петель люк механика-водителя, а в результате второго попадания в лобовую часть башни внутри от ее стенок отлетели десятки раскаленных осколков, один из которых попал мне в правую надбровную дугу и застрял в верхней части глазной в этом месте по сей день.

Принятыми мерами из горящих танков была спасена половина состава экипажей.

К исходу 28-го декабря полк был выведен из боя, но мне пришлось задержаться для эвакуации подбитых и застрявших танков. А 29-го нелепый случай едва не закончился для меня бедой. Знакомый по последним боям командир одного из дивизионов 429-го гаубичного артполка напросился ознакомиться с вооружением танка.

– Командир танка отлучился, а мне некогда. Подождите командира, он вам покажет башню, – ответил я.

– Да я же артиллерист, разберусь.

– Ладно, – не без колебаний разрешил я. – Только не заряжать.

– Само собой, – ответил майор.

Находясь под стволом пушки, у люка механика-водителя, я по радио говорил с командиром одной из эвакогрупп. Когда снял шлемофон и стал возвращать его радисту, располагавшемуся в танке рядом с мехводителем, надо мной раздался выстрел из пушки, самовольно произведенный артиллеристом. Сразу оглох, из правого уха потекла кровь. Сутки не слышал левым и четверо – правым ухом, которое с того момента слышит слабо.

Вообще день 29-го декабря остался в памяти как один из черных дней. 30-го вечером, когда на одно ухо стал слышать, узнал, что накануне в районе деревни Горбы был смертельно ранен осколком снаряда начальник штаба полка капитан Контрибуций. Скромный, исполнительный, беспредельно преданный службе, Виктор Мефодьевич навсегда остался в памяти.

Помощник начальника штаба по учету личного состава капитан Иван Георгиевич Кириллин рассказал:

– Утром вчерашнего дня Виктор с улыбкой говорил мне, что только что написал письмо жене и шестилетнему сыну и тут же сделал перевод; так что они, мол, сразу получат то и другое. Но разве думал он, что они получат еще и третье, самое ужасное – похоронку?