Дороги ратные крутые. Воспоминания об участии в Великой Отечественной войне - Геннадий Обатуров

Словно из снега вышли из окопов стрелки в белых комбинезонах и двинулись за танками в ту же мглу. Артиллерия и минометы противника открыли сильный огонь, видимо заградительный, но разрывы снарядов и мин слышались на рубеже, находившемся уже сзади нас.

Танки двигались медленно, но, несмотря на это, пехота часто залегала и отставала. Огонь, открытый танками, оказывал на противника, конечно, не столько поражающее, сколько психологическое воздействие. Прошу по радио комбата:

– Не отставайте от танков, опасность поражения пока невелика.

– Понял! Тороплю, но тыкаются как слепые котята, не знают, куда идти.

– На шум моторов идти, на шум моторов! – крикнул я в эфир комбату.

Когда огонь противника усилился, хотя и не был прицельным, и появились раненые, пехота залегла основательно. Саперы же, перебегая по колеям, образованным в снегу гусеницами танков, упорно шли за ними.

И вот рота миновала те самые сомнительные ДЗОТы противника, которые, как и предполагалось, оказались ложными. При проверке одного из них командир моего танка с саперами обнаружили две катушки кабеля и уже окислившиеся патронные гильзы.

Затем танки перешли первую траншею у северной окраины деревни, а в 50-80-ти метрах за ней – ДЗОТы, только что покинутые отошедшими гитлеровцами. И там, и там просматривались трупы, брошенное оружие, а в ДЗОТах – две 47-миллиметровые пушки и пулемет. Ни один ДЗОТ нашей артиллерией не был разрушен. Противник отошел на подготовленную позицию за речку Вязовку, откуда и вел огонь.

Без захвата южного берега речки стрелковыми ротами нельзя было найти и оборудовать броды для танков. Комбат по радио заверял, что роты продвигаются, а они не появлялись. Тогда я на танке вернулся назад, отыскал одного из командиров стрелковых рот, объяснил обстановку и попросил быстро выдвинуться к танкам.

– У меня нет больше кабеля, а без проводной связи с комбатом вперед идти запрещено.

– Выходит, вам для успеха нужны не танки, а кабель! – с возмущением сказал я. – Возьмите его в немецком ДЗОТе!

Во время встречи с командиром этой роты стало ясно, что комбат за своими ротами не продвинулся. Между тем ушло полчаса, пока рота выдвинулась к танкам, а позже – непосредственно к речке. Здесь огонь противника, хотя и неприцельный, был сильным, поэтому попытка роты перейти на южный берег не удалась. Нужен был весь батальон.

В это время ошарашил доклад Тулейкина о застревании левофлангового танкового взвода. Позже выяснилось, что взвод несколько отклонился влево и попал в болото; теперь он лишь с места вел огонь.

Около 16-ти часов уменьшился ветер и снегопад. Начало проясняться. Танкисты быстро прочистили оптику. Осмотревшись, был рад, что рота, кроме одного взвода, не потеряла свое направление. Стрелковая рота и саперы заняли окопы, ходы сообщения и некоторые ДЗОТы противника вблизи речки.

По мере прояснения с обеих сторон нарастал огонь, вскоре ставший ураганным. По башне барабанили пули.

– Миша, организуйте огонь, он – беспорядочный, – говорю по радио командиру роты.

– Понял! Начну с ДЗОТов и траншеи за Вязовкой.

Он быстро и четко организовал огонь, и вскоре стрельба гитлеровцев ослабла.

– Эх, пехоту бы сейчас, пехоту в атаку за речку! – кричит Тулейкин по радио.

– Понимаю, но имеющейся мало. Жду! – ответил я.

По взлетавшим и таявшим над лесной поляной облачкам в глубине обороны противника заметил позицию минометной батареи. Через комбата передал командиру дивизиона координаты цели, но лишь к наступлению темноты был открыт по ней огонь, и она на время «замолчала». Вновь переключившись в радиосеть роты, услышал команды Тулейкина, обнаружившего подход трех самоходных противотанковых орудий по лесной дороге с юга. Командир взвода младший лейтенант Лебедев со второго выстрела поджег головное орудие при выходе из ручья, а два других отошли назад, в его пойму.

– Миша, передай Лебедеву благодарность. Молодец он! -восхищенно передаю по радиостанции.

Через пару недель Олег Александрович Лебедев был награжден орденом Красной звезды.

А благоприятный момент для захвата южного берега речки был упущен. Наступали сумерки. Только к 20-ти часам, после вмешательства комбрига, основные силы батальона вышли к речке.

В полную растерянность пришел, побывав у засевшего в болото взвода. Непривычно было видеть сверху снежно-болотной жижи у одного танка полкорпуса, у другого – крышу корпуса, у третьего – только башню.

К 22-м часам поочередным выводом танков из боя были в них пополнены боеприпасы и горючее, а экипажи получили горячую пищу. Оперативный и заботливый помощник командира полка по тылу капитан Илья Семенович Африн своевременно все это доставил.

Атака полка в полосе 170-й стрелковой дивизии с десантом на танках шла также при отсутствии видимости, вследствие чего каждая вторая машина засела. Значительная их часть была вытащена в ходе наступления и вновь послана в атаку28. И все же полк вклинился в оборону противника на 600—800 метров, приблизился к речке Вязовке и Обжино. И здесь пехота за танками не пошла; танки были остановлены. Лишь с прояснением, после 15-ти часов, она подошла к танкам. На фронте в два километра противник был выбит с первой позиции; удалось захватить до восьми ДЗОТов, в том числе три с орудиями, и до десяти блиндажей. Были подобраны десятки трупов и взяты пленные из 415-го пехотного полка 123-й пехотной дивизии. Артподготовка оказалась неэффективной, а авиация из-за нелетной погоды не действовала.

Как я узнал в конце суток, самоотверженно выполнял свою задачу командир взвода разведки младший лейтенант В. И. Котков. Когда его танк застрял, они вдвоем с командиром башни скрытно, по кустарнику выдвинулись к обороне противника и передали данные о местах орудийных ДЗОТов. Василий Иванович был смертельно ранен. Командир танка младший лейтенант Лядов огнем разрушил ДЗОТ и уничтожил две огневые точки. Во время эвакуации застрявшего танка был ранен и вскоре скончался. Котков и Лядов были награждены орденами Красной звезды посмертно.

К 22-м часам командира батальона и меня вызвал командир бригады. Чувствовалось, что он переживает неудачу: если в районе Вязовки продвижение составило до 700 метров, то у Ольховца всего 300—400. Заслушав комбатов, он сделал им суровые внушения. В частности, командиру 2-го батальона он сказал:

– У вас были танки, но батальон не сумел использовать их успех. Саперы шли за танками, а стрелки – нет. Надо командовать батальоном, а не присутствовать в нем!

А мне подумалось, что виновато и командование бригады: батальон был бесконтрольным. При наличии контроля полковнику Карлову было бы известно, что командир батальона не пошел за ротами вперед, не знал обстановку и даже в сей миг не представляет себе, где и в каком положении находятся его роты.

Затем о состоянии танковой роты доложил я.

– А как ваш батальон? – спросил он нашего комбата.

– Еще не успел разобраться с потерями, надо пополнить боеприпасы…

– А вот танкисты успели! – резко перебил он его. – А как артиллерия?

– Будем готовы к утру, за ночь подвезем боеприпасы, -доложил начальник артиллерии.

Комбриг решил возобновить наступление в 10 часов следующего дня.

С чувством вины и горечи, не покидавшими меня весь день, прибыл я на доклад к командиру полка. Вины потому, что не предотвратил застревание танков; горечи потому, что взаимодействия с пехотой и артиллерией достичь не удалось. Боевая задача не выполнена.

Подполковник Ершов был потрясен так неудачно сложившимся первым боем полка, но переносил случившееся мужественно.

– Не только в 126-й бригаде считают, что танкам все нипочем. Так думают и в 170-й дивизии, да и выше. Отсюда и пренебрежение нашим мнением. Право, надо же послать в атаку танки при отсутствии всякой видимости! – с возмущением говорил он. – Постарайтесь, Обатурыч, при овладении этой болотистой Вязовкой сохранить людей и танки, добейтесь выделения саперов для эвакуации.

Пережить потрясение было отчего. Как мы с капитаном Контрибуцием подсчитали, убитые и раненые были в семи экипажах, сгоревших танков – один, подбитых – шесть, в том числе три Т-70, но засевших и неэвакуированных – 14.

К рассвету 29-го ноября командиры стрелкового батальона и артдивизиона переместились, наконец, к ложным ДЗОТам, где находились мы со старшим лейтенантом Тулейкиным. С 10-ти часов, после довольно «жидкого» огневого налета, стрелковые роты попытались атаковать гитлеровцев на южном берегу Вязовки, но, встреченные организованным огнем всех видов, успеха не имели. А вечером поступило распоряжение о присоединении роты к полку.

Мне же досталось руководить эвакуацией застрявших танков. Роту саперов нам выделили и прикрыли взводом пехоты. В первые дни рота в светлое время заготовляла лес, а ночью вместе с экипажами строила бревенчатые настилы для подхода средств эвакуации к каждому танку. Затем каждую ночь, вплоть до 5-го декабря, шло медленное, мучительное вытягивание танков из болота под сильным минометным огнем фашистов: ведь шум моторов не скроешь. До 5-го декабря удалось эвакуировать два танка, а третий, засевший по башню, был эвакуирован в январе эвакоротой фронта, имевшей специальное оборудование.