Легенда о Горном Льве (СИ) - Анастасия Веха

большая седая псица с обвисшими сосками, полными молока, скулила и совала нос мне на колени. Оддманд называл её Грозой.

— Тихо, милая, это для блага твоих детей, — сказала я, поднимаясь. Щенков было много, целых семь. Не все влезли в корзинку. Они были большими и тяжёлыми, волкодавы всё-таки. Двоих я взяла на руки и положила на грудь.

— Ты похожа на него, — сказал старый Оддманд, когда мы возвращались в дом. Он нёс скулящую корзинку. Псица бежала за ним и тявкала, как волнующаяся мать. Уже темнело. На башнях загорались фонари. Зимняя ночь наступала рано.

— На кого?

— На господина Зигрида. Он милостив к зверям, но совсем бесчувственен к людям. Когда-то господин Зигрид был добрым мальчиком, часами сидел с собаками, учил их приносить палку по приказу или вставать на задние лапы… — старик улыбнулся, вспоминая. Потом насупил серые брови. — Старая вражда и власть развратили его. Кажется, ты напомнишь ему, что такое добро, маленькая госпожа. С тобой он носится, как со своими щенками.

Я растерялась от таких слов. Неужели Зиг действительно так переменился, что это все замечают? Что же тут было раньше? Не могу понять.

В главном зале уже во всю шла пирушка. Воины, которые остались охранять крепость, но сегодня не были в дозоре, пили пиво и ели. Я слышала их голоса. Поморщилась. После них так грязно. Проходя по коридору мимо, я ненадолго заглянула в зал. За столами было много свободнее, чем накануне отъезда Зига. Часть дружины отправилась с князем за данью.

— Идём, госпожа, — Оддманд поманил меня. Он стоял во мраке коридора, а я на клочке света из зала. — Нечего тебе там сидеть. Лучше вышивай цветочки в покоях. Князь приедет, будут тебе пиры.

Я вздохнула. Он прав. Я должна поговорить с Зигом об этом. Его воины слишком много себе позволяли в нашем доме, я не чувствовала себя тут в безопасности. Собиралась уходить, но вдруг заметила, что в зале есть девушки. Рабыни, что обычно прислуживали на кухне.

— Да иди сюда! На колени, шлюха! — услышала я.

Моё сердце не выдержало. Я шагнула в зал. Меня, конечно же, никто не заметил. Я была ниже каждого из этих мужчин на целую голову и меньше вдвое. Прошагала через зал к столу, у которого сидели униженные рабыни в разорванных испачканных платьях. Их насиловали, поняла я.

— Ну-ка прекрати! — как можно строже сказала я, остановившись перед светловолосым воином с синими глазами. Он хватал бедную девушку за лицо.

— О, госпожа Катерина! Какая честь, — воин улыбнулся. Его лицо было красным от хмельного пива, а глаза горели. Кривой нос съехал влево, горбатый и крупный. На лице загрубели старые шрамы. — Идёшь с вечерней молитвы, благочестивая княгиня? Так иди, тебе давно пора баиньки. Тут не место таким малышкам, как ты!

Никогда меня так не унижали, тем более прилюдно. Я даже не знала, что ответить, и стояла, ошарашенная.

Воин захохотал. Его поддержали несколько других голосов. Ко мне обернулись ещё двое здоровяков. Белобрысый кивнул на щенков в моих руках. Я совсем о них позабыла.

— А это что? Натравишь на нас своих псов? Мы уже дрожим от страха!

Зал взорвался хохотом.

Я поняла, как слаба без Зига на самом деле. Губы задрожали. Но я не отвела взгляда от наглой рожи белобрысого. Испуганная рабыня схватила меня за подол платья, безмолвно умоляя о защите. Я уже не могла всё так бросить. Я была здесь госпожа, а не они.

— Ты оставишь их в покое, или я расскажу князю! — пригрозила я, призвав всю свою смелость.

— Ой-ой, напугала, — фыркнул белобрысый. Он обернулся, увидел, что на него все смотрят. Это его раззадорило ещё сильнее. Он нашёл верных слушателей. — Что-то я не вижу тут твоего князя. Ау, князь! Не отзывается, вот странность.

— Эй, Лейф, хватит уже, — вдруг сказал воин с чёрными волосами, сидящий по его левую руку. Он сдвинул брови. — Ты перебрал. Не задевай госпожу.

Подошёл Оддманд. Щенков и корзинки у него уже не было. Наверное, оставил в коридоре или свободной комнате. Он хмуро взглянул на главного наглеца, Лейфа, и взял меня за плечо, пытаясь увести.

— Идём госпожа. Нечего спорить с полоумным, — сказал мне старик.

— Да мне насрать на вас всех! — вдруг рявкнул белобрысый. — Я лучший в дружине князя, я делаю, что хочу! Буду я ещё слушать какую-то соплячку!

Он вдруг схватил рабыню, сидящую у моих ног, поднял и бросил на стол. Девушка закричала, дёргая ногами. Блюда и кружки посыпались на пол. Воины вскочили со скамей. Наглец перевернул бедную девушку на живот, задирая подол простого серого платья рабыни. Ему кричали, но он не слышал, опьянённый элем, злостью и похотью. Я быстро сунула щенков Оддманду и бросилась на помощь несчастной.

— Пусти! Пусти её, ты, злодей! — я со всей силы пихнула здоровенного воина в бок.

Он оттолкнул меня, как котёнка. Я взвизгнула и рухнула на пол, содрав локти в кровь.

Повисла тишина. Воины, Оддманд, рабыни — все уставились на меня. Я позорно расплакалась. Было больно, ощутимо ударилась. Но ещё сильнее была обида. Слишком слабая.

Слишком… никто.

— Вот ты урод! — чёрноволосый воин схватил моего обидчика за шиворот и оттащил. А потом с силой врезал в лицо кулаком.

Началась драка. Одно дело, когда дерутся мальчишки на ярмарке, и совсем другое, когда бывалые, опытные воины.

— Эй, угомонитесь! Хватит! — послышались крики.

Другие кинулись разнимать сцепившихся волков. Они уже покатились по полу, колошматя друг друга кулаками. Полетела кровь, слюни, зубы. Слышалась грязная ругань. Я всё лежала на полу, оперевшись на локти. Меня потряхивало от ужаса. Зал был душным. Нечем дышать! Ко мне наклонились несколько воинов моего мужа и протянули руки.

— Поднимайся, княгиня. Не зашиблась?

Я протянула руки, принимая помощь. Вскоре оказалась на ногах. Оддманд уже пошёл распорядиться насчёт драчунов. Я была слишком ошарашена, чтобы решать их судьбу.

Не помню, как добралась до своих покоев. Уже было темно. Ночь на дворе. Оддманд проводил меня до самой кровати и развёл огонь в очаге, чтобы я не мёрзла. Принёс ларец с лекарствами, чтобы залечить мои раненые руки. Все боялись за меня. Это было… странно. И очень приятно, на самом деле.

— Я сама, — наконец я смогла подать голос. Старик, сидящий передо мной на корточках с бинтами и мазями, поднял голову. У него дрожали руки, когда он прикасался ко мне. — Спасибо, Оддманд. Устрой щенков, мне страшно за них. Они такие маленькие и слабые.

Дворецкий фыркнул в усы и покачала головой.

— О себе бы побоялась, маленькая