Охота пуще неволи ; Трудный сезон - Эрнст Кудусов

Но, как говорится, ничто не вечно под луной. Через два дня, то есть к вечеру 14 ноября, врезали морозы. Красная жидкость в термометре подползла к отметке −40°. С одной стороны, это хорошо, так как наконец хоть наст образуется на реке, а с другой — все равно никуда не двинешься; при такой температуре опасно пускаться в двадцатикилометровое путешествие по столь коварной реке. Вдруг где-нибудь запорешься в воду — и тогда каюк. Нет, лучше не рисковать, хотя продуктов с большой натяжкой осталось всего на два дня.

15 ноября я записал в своем дневнике: «За окном −47°. Что ж, буду отлеживаться, сберегая энергию и продукты. Если по прошествии двух дней мороз не отпустит, придется идти к Андрею. Дальше поститься опасно. Неизвестно, сколько продержатся эти морозы. Можно ослабнуть так, что и до Андрея не дойдешь. Поэтому лучше идти. Приятной прогулкой переход в такую стужу не назовешь. Но другого выхода нет».

17 ноября я оделся потеплее и при температуре −48° вышел в сторону Андрея. Прощупав на реке снег палкой, убедился, что наст меня выдержит. Палка, правда, легко его пробивала, достигая разжиженного водой снега, но для меня и Мальчика это было не опасно.

В такой мороз мне еще ни разу не приходилось ходить. Пар изо рта валил такой густой, что застилал глаза, мешая видеть дорогу, а выдыхаемый воздух шипел, как хорошая газировка. Носом дышать было невозможно, ибо ноздри мгновенно при вдохе обледеневали. Приходилось идти с открытым ртом, дыша одновременно через нос и рот. Чтобы холодный воздух не обжигал бронхи, я закрыл рот шерстяным шарфом.

Первые два километра прошли в хорошем темпе. Мальчик, как обычно, шел впереди. Вдруг он остановился и, осторожно ступая, начал пятиться. Из-за застилавшего глаза пара я не сразу обнаружил недоброе и остановился слишком поздно. В этот момент наст подо мной просел, и выступившая вода залила лыжи. Не размышляя ни секунды, бросился к берегу, который возвышался почти отвесной стеной. С трудом дотащившись до него, сбросил лыжи и стал спешно соскабливать лед ножом. Однако на таком морозе лед сразу же превратился в твердый камень, и нож не брал его. Рискуя рассечь лыжу, стал орудовать топором, скалывая наросты льда. Кое-как сбив их и соскоблив неровности на скользящей поверхности, бросился помогать Мальчику, который сидел, безуспешно пытаясь зубами разгрызть ледяные култышки на лапах. Мы и раньше попадали в воду, но при небольшом морозе быстро избавлялись ото льда. Сейчас же наши усилия были тщетными. Я пытался пассатижами, которые тоже ношу с собой постоянно (приходится порой прямо в тайге ремонтировать капканы или лыжные крепления), скусывать лед с лап Мальчика, но из этого тоже ничего не вышло. Мальчик жалостно скулил, лед, словно тиски, сжал его лапки. Видя бесполезность наших усилий и боясь долго стоять на месте, я сначала решил посадил Мальчика в рюкзак и нести до Андрея: назад идти смысла нет, голодной смертью умирать не хочется. Но потом подумал, что на таком морозе, сидя без движения в мешке, Мальчик меньше чем через час окочурится. Теперь спасение лишь в движении. Поэтому я быстро надел лыжи и двинулся вперед. Слабо поскуливая, Мальчик заковылял сзади. А я шел и все время подбадривал его голосом, периодически останавливаясь.

Так мы прошли все оставшиеся девять километров. Всю дорогу я говорил с Мальчиком, а сам считал метры. Наконец миновали последний поворот и увидели на обрыве избу с дымящейся трубой. Какая радость, что Андрей на базе и дом прогрет. Первым делом внес Мальчика и уложил на нары. Отогревшись, он слизал свои култышки, но встать на лапы не смог. Так и лежал почти двое суток, приподнимаясь лишь с огромными усилиями и скуля при этом от боли. Только на трети день он оправился от обморожения и смог ходить, постепенно обретая былую подвижность.

Живя у Андрея, мы наконец наелись вволю. Однако долго отлеживаться было некогда. Как только Мальчик встал на ноги, двинулись в обратный путь. На наше счастье, мороз вдруг отпустил и мы вернулись к себе уже при −35. По дороге я даже смог поставить несколько капканов и подстрелить шесть рябчиков. При этом принес полный рюкзак продуктов. В общем, все обошлось благополучно, без роковых последствий. А ведь ситуация была не из обнадеживающих…

На следующий день я поспешил к балагану, пользуясь образовавшимся в эти дни настом, хотя с ночи опять повалил снег, который шел беспрерывно целые сутки. Ходить по этому маршруту с каждым разом становилось все труднее. А тут еще этот рыхлый снег, который не только не держит, но и коварен, ибо скрывает предательскую воду, особенно сильно разливающуюся после очередного снегопада. Вляпаться в воду теперь уже не являлось событием. Забурунивался я регулярно, с интервалом в несколько километров, как бы осторожен и внимателен ни был. От частого скобления ножом лыжи стали заметно тоньше. Но главное, из-за отсутствия скольжения сил затрачиваешь столько, что изматываешься вконец. В этот переход 22 ноября я буквально еле дополз до балагана. Уже после 15 километров в мышцах ног появилась боль, которая усиливалась с каждым шагом. Я волочил ноги, стиснув зубы. Я знал, что это такое. Это организм отвечал соответствующей реакцией на длительное перенапряжение. Но не мог же я лечь отдыхать на несколько часов. А тут еще тяжелый рюкзак, куда я добавил шесть килограммов чистого веса, когда Мальчик облаял огромного глухаря. Отказываться от такой добычи в нашем положении нельзя. И я, превозмогая усталость, тащил все это, считая уже не километры и метры, а каждый шаг, каждое движение.

Доплелся до балагана я уже в темноте, опасаясь не найти его. Но Мальчик не дал мне заблудиться, находясь все время в поле зрения, и подвел прямо к дому.

Толя в морозы тоже отсиживался дома. Проверки путиков все равно были безотрадными. Ходового соболя до сих пор не было. Кажущееся относительное обилие следов объяснялось тем, что местный соболь, владевший большими территориями, был вынужден много ходить, так как год оказался неурожайным: нет мышей, ягод, да и шишку не так-то просто достать. Птицы тоже мало. Вот и ходит соболь много, оставляя массу следов, создавая ложную видимость обилия зверя. Но в отличие от ходового местный соболь очень осторожен. Прекрасно зная свои угодья, он с большой подозрительностью относится ко всякого рода необычным приманкам и запахам и предпочитает их обходить. В этом отношении ходовой соболь являет резкую противоположность. Этот кочевник, странствуя по тайге, берет любую приманку: ведь он именно ради добычи и ходит, выискивая кормные и незанятые территории. Так что даже по характеру поведения можно определить, с каким соболем имеешь дело. Те два-три соболя, что поселились вокруг нас, — давно оседлые жители, и в капкан их уже не поймаешь. А на собаку рассчитывать не приходится. Мальчик во всяком случае буквально плавает в лесу по снегу, утопая порой с головой. Теперь он может ходить лишь по лыжне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});