Проклятие Матери гор - Ростислав

ты совсем плох. Устал? Или еще что?

– Устал, ваша светлость. Мочи нет.

– Отлично. Давай-ка обследуем это селеньице. Найдем укрытие, подкрепимся тем, что боги послали, и обдумаем наше положение.

Жилища в деревне, как уже выше отмечалось, пребывали в печальном состоянии, что неудивительно, если учесть их столетнюю агонию, выражавшуюся в постепенном срастании с дикой нравом матушкой-природой. Там, где отсутствовала крыша, внутреннее убранство представляло собой буйную молодую поросль. Другие дома уже практически затянулись землей и напоминали грибы, важно выглядывавшие из зарослей, их окружавших. Более-менее пригодные строения отвращали пылью, затхлостью и общим ощущением крайне неуютного запустения.

Совсем отчаявшись, путники отыскали-таки жилье, где кое-как можно было устроиться. В здании, судя по всему, когда-то принадлежавшему местному шультейку, а может, и главарю разбойников, Грогар первым делом обнаружил ржавую миску, валявшуюся у порога, и кучу выбеленных годами костей разных мелких животных. Внутри в глаза бросался большой стол, видно, дубовый. В правом углу, на полочке – темные картины в массивных рамах, на которых еще угадывались силуэты нарисованных фигур. Вокруг картин этих венчиком лежали цветы, причем не совсем еще увядшие.

Они-то и навели Грогара на мысль, что дом этот за прошедшее столетие не раз воскресал к жизни: кто-то его посещал.

– Будь что будет, – сказал ярл, входя и осматриваясь. – По крайней мере, отдохнем сколько сможем.

Скудный завтрак состоял из яблок, горстки грецких орехов, сорванных с кривого орешника на околице, и воды.

– Я понимаю, – говорил Грогар. Лунга смотрел на него слипающимися глазами. – Я понимаю, что безрассудно оставаться здесь. Но послушай, что я тебе скажу. Не дает мне покоя рассказ бедняги Дьярва. Колдун, превращаясь на рассвете в зверя, рыщет по долине в поисках добычи, а с наступлением сумерек возвращает себе свой подлинный облик. Между тем там, у ручья, кого мы видели? Не колдуна ли? Как думаешь?

– Думаю, это был он, ваша светлость.

– А солнце-то еще не село.

Лунга оживился.

– Логал, можно погулять? – вдруг подала голосок Лилия. – Смотли – солнышко плоснулось!

– Нет, ни в коем случае. Сиди здесь. Поспи. И не мешай нам разговаривать.

– Я не хочу спать!

– Так, сейчас же угомонись! Мы не на воскресной прогулке в королевском саду. Или ты забыла о чудовище? Не успеешь и глазом моргнуть – сцапает оно тебя и съест. – И Грогар обернулся к слуге: – Ну, что думаешь?

Лилия недовольно фыркнула и забралась на стол, где стала пальцем водить по толстому слою пыли.

– Думаю, – ответил Лунга, – оно и действительно не село.

– Вспомни пророчество.

– Какое?

– Мине скушно!

– Помолчи. Вспомни Гаррово пророчество.

– Но господин Дьярв сказал, что оно не Гаррово…

– Может, и Гаррово. А может, и нет. Нам уже не узнать. Если только мы не закопаемся в королевской библиотеке. Что-то бедняга ученый нам недоговаривал. Может, опасался насмешек с моей стороны… Ну что, вспомнил?

– М-да, кажется, припоминаю. Ну и что? Оно мне сразу показалось, м-м-м…

– Выдумкой?

– Слишком уж красиво. При всем уважении к святому…

– …он бы так никогда не сказал, учитывая его – только не кипятись, пожалуйста, – безумие.

– С вашего разрешения, ваша милость, я поправлю: учитывая его святость…

– …что, зачастую, одно и то же.

– В общем, я понял. Пророчество Гарро выглядело бы немного по-другому, ибо его воспаленный разум любое божественное откровение переиначил бы на собственный дремучий лад. Насколько я знаю, Гарро всегда был несколько… косноязычен?

– Фи, какие вы умные…

– Вы правы, ваша светлость. Он говорил туманно, образами и намеками. Вот, например, одно из самых известных его предсказаний:

И припал Востбальгдт ко стопам ахеемитян, и возопил он:

Внемлите же, язычники, гласу богов!

Ибо единый будет дадиен вам Государь,

И вознесеша он свет Отцев надо теменем идоловищ Катхейских,

Приимет чашу веры и уплывет во моря…

– Все, все, не надо больше!

– Но оно…

– Нет-нет. Слушай меня. Уверен, если старик и видел Гарро, то услышал от него нечто похожее на то, что ты сейчас тут пропел. Следовательно, господин Дьярв, да смилуются над ним Святые Отцы…

– …аминь, ваша светлость…

– Не перебивай. О чем это я? Ах, да! Так вот, не кажется ли тебе пророчество, высказанное нашим высокоученым исследователем древностей, знакомым? И это словечко – как бишь его? Па… Па…

– Паихни, мой господин.

– Точно! У тебя память, как у скряги Фроста Либертранского – он всегда отлично помнит, сколько кому дал взаймы, сколько у него бутылок красного лакусского в подвале и сколько мешков овса и пшеницы в закромах!

– А мой дедуска тоже умеет щитать! И у него много-племного месков с псеницей!

– Рад за него. Спи давай. Итак…

– Я вспомнил, ваша милость.

– Сам спи!

– Перестань баловаться и встревать в наш разговор!

– Это, ваша милость, пророчество Драмнеев.

– Не знаю таких.

– В «Симбиотических Ведах», в части, посвященной странствиям пророка Туна, есть такие строки. Во всяком случае, нечто очень похожее. Только вместо Паихни там фигурирует имя демона… не хотел бы я упоминать его…

– Не надо. Я знаю, что значит Паихни. В тех же «Ведах» можно найти рассказ о царе-нечестивце и грешнике Учайане и его слугах-любовниках, которые именуются там паихнитами – игрушками. Ты понимаешь?Паихни – это не кукловод, случаем? Нашего колдуна Дьярв назвал Кукловодом, и неспроста. Он, несомненно, знал гораздо больше того, что соизволил нам поведать. Уж не замешан ли он в этой истории? И вообще, существует ли зверь? Скажу больше: существует ли колдун? И эта комичная, если б не смерть девушки, сцена с ведьмой и поганцами в масках из коры – не постановка ли с целью заманить нас в ловушку? Хотя вряд ли, слишком уж хитро. Да и зачем так изгаляться? Гораздо проще, к примеру, отравить меня. Нет, тут действует какая-то секта, преследующая свои цели. Помнишь тех парней, в таверне? Что там они болтали? Один из них обронил очень любопытную