Донные Кишотки - Геннадий Владимирович Руднев

платили. Мы требуем, чтобы…

– Вы не торопитесь… Вы ответьте: как они живут, где, всё ли у них есть, может, нуждаются в чём?

Осёл округлил глаза, тряхнул ушами и продолжил на повышенных тонах:

– Мы требуем выплаты жалованья в пятикратном размере: овсом, ячменём, свежей соломой и сеном. Мы требуем, чтобы пастбища от питомника до леса передали в нашу собственность. Мы требуем уважения и равных прав с ослюдами. Иначе…

– Что – иначе?! Вы не вернёте мне детей?.. А зачем они мне нужны? И я им уже не нужна, я своё дело сделала: родила бессмертных, – она опять перешла на шёпот. – Признайтесь, ведь это они вас этому научили? Сами они в безопасности? Да-да, я вижу, да… Не спешите, расскажите мне о них…

Осел потоптался на месте и произнёс:

– А вы никому не расскажете?

– Нет, конечно. Но я как мать должна же знать, как живут мои дети?..

Тогда осёл провёл её еще дальше вдоль берега, предупредительно подняв вертикально хвост стаду, чтобы охрана не волновалась. Йошка тоже подняла руку евнухам в знак спокойствия и двинулась вслед за ним.

Шли недолго. За излучиной реки был небольшой тихий омуток, гектара на два. К нему вела грязная тропинка. Пройдя по ней, Йошка увидела в воде прозрачную Тварь необыкновенных размеров, плавающую в центре омута, как огромный надувной тент. В подсвеченном изнутри неё пространстве свободно перемещались Трын и Трава, соответственно в белой юбочке и шортиках, с ракетками в руках, на залитом по щиколотку корте, стремясь ударами переправить через сетку-самолов какое-то упругое яйцо, размером в детский кулак. Когда у кого-то не получалось справиться с ударом, тот ругался матом. А соперник смеялся, раззадоривая его ещё больше. Дети выглядели прекрасными белоснежными ангелами. Вид у них был здоровый и упитанный.

– Ну, как? – спросил осел. – Довольны?.. Так вот, мы требуем…

Не отводя взгляда от счастливых детей, Йошка мягко положила ослу левую руку на ноздри, а правой приподняла с ягодиц старую тунику, заводя ослиную морду в нужное место. Осел замолчал, запыхтел и почти бесшумно и аккуратно приступил к совокуплению, стараясь не помешать вставшей на четвереньки матери любоваться своим потомством.

К воротам они вернулись ещё до окончания партии. По их виду можно было подумать, что договоренность достигнута. Но Йошка что-то шепнула евнухам, те пошли вперёд и отвесили своими кувалдами порядочных звездюлей по задницам первого ряда ослов, не обращая внимания на их взбрыкивания. После экзекуции она поманила к себе знакомого самца пальцем. Тот подошёл, низко опустив голову.

– А ты ничего… Сильный. Я к тебе буду заглядывать, – шепнула Йошка ослу на ухо. А вслух громко сказала:

– Жалованья захотели, длинноухие?.. Фиг вам, а не жалованья!.. Да как вы смеете что-то просить, когда слабые женщины таскают в гору тяжелые камни, готовя вам счастливое будущее? На что вы подняли ваши копыта? Где ваша ослиная совесть?.. Равные права с ослюдами вам нужны?.. Получайте, да только не забудьте, что ослюды могут не пить и не есть по три недели, а работать наравне с вами… Что?.. Готовы к такому?.. А пастбище – забирайте… Сейчас вода схлынет, их столько появится, вы такого и во сне не увидите… Ах, вам – до леса? Хорошо. До леса берите… Но дальше – ни ногой!.. Поняли, ослы?

Ослы что-то нестройно прокричали в ответ.

– Вот и славно! – махнула рукой Йошка. Она еще раз нагнулась к уху командира ослов и прошептала: – Я пойду. А ты детей моих береги здесь. Я для тебя овса пришлю, отдельно… И смотри: если что с ними случится… Сам понимаешь…

Всю дорогу назад, сидя в носилках, которые раскачивались на плечах у евнухов, скользивших к Арарату по грязным понтонам из Тварей, Йошку не оставляла гнетущая мысль: откуда у ослов тенниски, юбки и шорты? О ракетках и мячах думать было ещё тяжелей…

***

Не прошло и полгода после родов, как течение успокоилось и река начала поставлять из своего бывшего устья остатки пропавшей экспедиции.

Первыми приплыли обезображенные трупы людей. Вероятно, они и бежали назад первыми. Среди них попадались изуродованные палачи Хвама, юноши и мальчики, но в основном это были не согдийцы, а авантюристы, пустившиеся в поход за лёгким спасением. Выбрав из кучи тела, похожие на родственников, согдийцы сожгли их на костре, а остальные пустили дальше, вниз по течению, мимо долин, где кто-нибудь мог распознать и выловить своих для погребения.

Еще на закончились люди, как поплыли дохлые, раздутые до безобразия ослы, с вываленными и прикушенными языками. За этими родства не помнили, но по некоторым особям определили, что смерть к ним пришла не случайно: все они были сначала задушены, а уж потом брошены в воду. Кому и зачем это было нужно, так и осталось загадкой. Но, похоже, версия с неисправным полиспастом была ближе всего к истине.

Не успел еще уйти смрадный запах с реки от людей и ослов, как к понтону из Тварей прибило двух ослюдов. Об их кончине нечего было гадать. На каждом горбы были откушены по самые спины. Следы больших зубов остались и на боках несчастных, и на шеях, и на ногах. Ослюдов вытащили на берег и сожгли на костре как героев.

Позже в день приплывало не менее десяти туш. И все они были со следами борьбы не на жизнь, а на смерть. В зубах у одного из мертвых ослюдов кто-то обнаружил кусок вырванной кожи неизвестного животного. Кусок направили Навапе. Она, повертев его в руках, догадалась, от кого такое могли оторвать в неведомых землях, но на всякий случай показала кожу Коту. Тот попробовал её на зуб и сказал:

– Лиоплевродон? Нет? Ты как думаешь?

– Скорее, дунклеостей, – отвечала Циля. – Но он на двести миллионов лет старше. Понимаешь, откуда это плывёт? И что происходит?

Йошкин Кот опустил уши.

– Надо бежать, Циля. Пока ещё есть плоты из Тварей. Надо сплавляться в обратную сторону.

– Ты прав, мудрый мой друг! За ними движется такое, что и Арарат не спасёт. За ними движется время. Я предупрежу Йошку…

У Йошки в сыроварне кипела работа. С некоторых пор, а именно с той поры, когда было объявлено, что потоп отменяется, и у Йошки хлынуло молоко и она возлюбила своих детей, и вкусные мальчики кончились, и согдийцев сильно поубавилось, она решила оставить о себе хорошее впечатление перед клиром. Сбор молока для пастеризации происходил каждое утро. Оно отправлялось на свертывание. Потом отделяли сырное зерно. Разрезали сгустки. Прессовали. И отправляли на созревание в пещеры Арарата.

Количество