Донные Кишотки - Геннадий Владимирович Руднев

поясницы приводил к местной анестезии на пару часов. Жаба плюнула, куда положено. Евнухи-повитухи приготовили ножи и иглы, серебряные нитки и сухой мох, и уже протерли всё спиртом из источника, не забыв для храбрости принять и самим по хорошей дозе. И сама Йошка уже легла на каменную кушетку, устланную корпией. И как только скальпель был занесен над её животом, младенцы ринулись наружу, сами, путём естественным, но непредсказуемым.

Прокатившись у матери между ног, Трын и Трава, свернутые в две кровавые спирали, распрямились, приняв продолговатое человеческое обличье, и, не оборвав пуповин, не вскрикнув, не выдохнув, припали к Йошкиным соскам на груди. Большего наслаждения Йошка в своей жизни ещё не испытывала. В благодарность она провела им руками по мокрым спинам, но даже до попок не дотянулась: переростки были чуть короче матери. И сосали оба уже профессионально – с оттягом, звонко причмокивая и чуть надкусывая сосок молодыми зубами.

Пока евнухи-повитухи убирали грязь после родов, резали пуповины и доставали послед, пока не иссяк поток из её чрева, Йошка не открывала глаза, боясь увидеть на своей груди пару змей или ящериц. Однако, опасения её оказались напрасными. Когда дети насосались и задремали, их оттерли от сукровицы и обнаружили два белоснежных человеческих тела, длинноногих, с пышной шевелюрой, развитыми членами и крошечными половыми органами, вполне сформировавшимися для производства будущего потомства. Спящих детей завернули в туники и вынесли из вигвама, уложив рядом на подстилку для всеобщего обозрения. Согдийцы рассматривали их с пристрастием, так и не сошедшись во мнениях, кто из них юноша, а кто – девушка, но в конце концов решили, что и это не важно. Главное, чтобы перестала прибывать вода. И вода, на самом деле, успокоилась. К полудню река остановилась в своём движении. На ней возникли мощные водовороты. Будто набрав божественной силы, поверхность её вспухла, и к закату поток ринулся в противоположную сторону.

***

– Взгляни! – показывала пальцем Ишта с высокой веранды вниз на реку. – Течение изменилось. К чему бы это?

– А-а, это… – равнодушно потягиваясь в постели, отвечал Малик. – Наверно, уровень дошёл до старой дамбы на перевале. Если её смыло, река должна течь в обратную сторону – не в Индийский океан, а в Аральское море. Это нормально. Там разница с океаном по высоте всего в полста метров. Да яма ещё метров сто глубиной. И пустыня на тысячу километров вокруг. Есть, куда воде поместиться.

Ишта взъерошила свои смоляные волосы и прыгнула к нему обратно в кровать.

– Значит, потопа не будет? – спросила она весело.

– Почему не будет? Будет. Но не у нас. А там, куда теперь течет вода.

– Ты знал и молчал?

– Я предполагал. С тех пор, как женщины начали разбирать дамбу на камни. Вниз по течению их было проще сплавлять…

– Ты ходил к женщинам?! – встрепенулась Ишта.

– Я ходил ещё к их бабушкам! – озорничал Малик, потрепав Ишту за щеку. – Их дочери и внучки звали меня Великий Абдумалик. За то, что я облегчил им работу.

Ишта отвесила ему пощёчину и отвернулась.

– Не надо обижаться. Их уже смыло водой. Точно смыло. Ты у меня одна…

– C тех пор? – недоверчиво спросила Ишта.

Малик промолчал, ласково погладил её шёлковую голову и поцеловал в темечко. Встал с кровати.

Набросив халат, он нагнулся к керамическому тазу на резной подставке и омыл лицо чистой водой. Наконец, сам взглянул в окно и пощелкал языком:

– Вай-вай-вай… Придётся торопиться. А лучше спуститься вниз вдоль берега, пока не найдем место для причала.

– Да-да… – Ишта встала рядом и еще раз взглянула на реку. – И пока ещё Тварей с Арарата не сорвало…

Они обняли друг друга за талии и застыли в восхищении от происходящего. Над долиной во всю свою сияющую мощь блистало солнце, засвечивая бледное небо, будто расталкивая от себя послушные облака во все стороны, уничтожая редкие тени в расщелинах гор и нещадно наполняя ревущий внизу поток искрящимися брызгами и весельем.

***

Трын и Трава исчезли из чистых туник тем же вечером, как река повернула вспять. Куда они могли уползти, оставалось загадкой. Кривой след доходил до воды и исчезал, его замечали и в лагере для рабочих, и у школы, и в поселениях евнухов. Создавалось впечатление, что новорождённым, так привыкшим за двадцать лет к водной стихии, покидать её было не совсем удобно. Правда, ночами, когда шум от потока превращался в равномерный гул, некоторые согдийцы слышали далёкий мат и хохот, исходящие со стороны питомника Тварей, в неглубокой старице реки. Но место было запретное, охраняемое специально обученными боевыми ослами, которые с трудом понимали согдийский язык, а всё время требовали какого-то «пароля», забытого слова, потерянного с ушедшим караваном и палачами Хвама. Эти ослы несколько лет жили в полном одиночестве, тем не менее честно выполняя свой долг: выращивали из кусков старых Тварей новых Тварей, не требуя взамен ни пищи, ни благодарности. Впрочем, это всех устраивало. До той поры, пока от питомника не раздался зов младенцев.

Решили устроить стрелку с ослами. От ослиного ЧОПа выступить напросился перекормленный самец с огромными копытами и каменной шеей. Со стороны согдийцев ослы потребовали представительства самого Головного Евнуха. Йошка согласилась на стрелку с усмешкой.

Йошка, с пропажей новорождённых, не впала в отчаяние. Вероятно, подслушав что-то из их матерных разговоров во время своей беременности, она спокойно занималась обычными делами: ела и пила за троих, литрами сцеживала грудное молоко и делала из него отменный сыр, который пользовался большим спросом у согдийских детей. Сыворотка шла на десерт младшим ослюдам. Непривычные к работе евнухи, помимо сочинения молитв в её честь, не успевали мыть посуду и поддерживать сырное производство в чистоте и порядке. За что получали нагоняй. Но таким дружественным и вкрадчивым тоном, что обижаться на Йошку ни у кого бы и в мыслях не возникло.

На стрелку она одела старую тунику, чтобы не испачкать новую. Да и одиноким ослам, надо полагать, всё равно было, что за тряпочка будет на ней болтаться.

Ближе к вечеру толпа евнухов с каменными палицами выстроилась у ворот питомника. Напротив, у забора, стадо ослов стояло строевым порядком, повернувшись к евнухам крутыми задами и нервно перебирая отточенными копытами.

Когда от стада отделился самый крупный самец и направился к ней передом, Йошка поманила его в сторонку. Они отошли почти к кромке воды, подальше от чужих ушей.

– Ну, как они у вас? Нормально? Кушать не просят?

– Всё норм, – смутился огромный осел. – Вот только нам три года жалованья не