Мишень для Слепого - Андрей Воронин

– Верно! В сердце и руках.

Брандергас вытащил лист бумаги, свернутый в трубку, развернул его на столе, прижав уголки кусочками камня.

– Ну, как? – резчик снял очки с толстыми стеклами и принялся их протирать, ожидая оценки заказчика.

– Чудесная работа! – сказал Иосиф Михайлович.

Большей похвалы от него удостаивался разве что Альбрехт Дюрер.

– Я знал, что понравится. Я знаю, что делаю, и знаю, кому что нужно. Слава Богу, столько памятников и плит прошло через эти руки, – Брандсргас показал огромные мозолистые ладони, – так что уж можете положиться на мой вкус – не подведу. А на камне получится еще лучше. Это же эскиз, прикидка, – принялся объяснять Брандергас.

– Я понимаю.

– А что касается последней цифры, так я сам лично выбью се, когда придет время.

Иосиф Михайлович запустил руку во внутренний карман своего пальто и вытащил конверт с деньгами.

– Вот деньги за работу.

Брандергас немного презрительно взглянул на конверт.

– Работу я еще не сделал.

– Так ведь сделаете?

– Когда сделаю, вот тогда и отдадите деньги. А пока не надо, я их не возьму.

– Как это не возьмете? Зачем же я ехал? – хмыкнул Иосиф Михайлович.

– Ехали вы, чтобы посмотреть эскиз.

– Возьмите, раз уж привез.

– Не думайте, цена не изменится, да и никому другому я вашу плиту продать не смогу.

– Берите…

– Не возьму да и все. Не в моих правилах.

– Но вы же, Альберт Эммануилович, трудились, эскиз сделали, а деньги брать не хотите.

– Вот закончу, будет готова плита, тогда и сочтемся.

Еще и коньячка выпьем с вами.

– Ну что ж, как хотите.

– Вам действительно нравится? – желая еще раз услышать похвалу, спросил резчик по камню.

– Действительно правится. Я даже не ожидал, что мне понравится все – до последнего завитка.

– Вы видели пока еще только проект, а уже говорите, что понравилось. Вот когда я закончу – а это будет через шесть дней…

– Вам понадобится всего шесть дней?

– Да, через шесть, – повторил Брандергас, водружая массивные очки на еще более массивный, скульптурный нос. – А почему шесть, а не семь дней, так это по Библии: шесть дней Бог трудился, а на седьмой надо отдохнуть.

– Ну что ж, прекрасно.

Они обменялись рукопожатиями, довольные друг другом, и, уже идя по коридору, Иосиф Михайлович слышал, как новые русские громко разговаривают с Исааком Заировичем, объясняя ему, какой большой и какой красивый памятник должен стоять на могиле Гарика Нурикяна, трагически погибшего на Кутузовском проспекте в собственном шестисотом «мерседесе».

Возвращался к воротам Иосиф Михайлович Домбровский все той же узкой бетонной тропинкой, вьющейся среди некрополя незаконченных памятников.

Пьяный сторож с сизым носом открыл ему калитку и сварливо поинтересовался:

– Ну что, нашли своего Брандергаса?

– Нашел, нашел, спасибо, – сказал Иосиф Михайлович Домбровский.

– Так дайте мне на стаканчик портвейна.

Иосиф Домбровский сделал вид, что не услышал просьбу, и вышел за калитку.

– Тоже морда нерусская! – буркнул вдогонку сторож и с яростью сплюнул под ноги. Скорее всего, его оскорбил не столько отказ посетителя дать деньги, сколько сам вид элегантного, опрятно и со вкусом одетого мужчины.

Старый гравер прошел опробованным маршрутом через дворы по разбитому, выщербленному тротуару к трамвайной остановке. Вскоре появилась двухвагонная сцепка. По рекламе на бортах вагонов Домбровский узнал, что это тот же трамвай, на котором он сюда приехал. Трамвай был почти пуст. Иосиф Михайлович поднялся в вагон и сел на прежнее место.

«Обивка сиденья, наверное, не успела до конца остыть, – немного горестно улыбнулся Домбровский. – Как в этом мире все связано и все повторяется! Трамвай привез меня сюда, и он же увозит обратно! Возможно, тот же катафалк, что вез Соню, повезет и меня на кладбище».

Трамвай позванивал, подскакивая на стыках рельсов, а старый гравер сидел, прикрыв глаза, предвкушая, как сейчас приедет домой и вытащит из шкафа альбом с факсимильными репродукциями Рембрандта и будет долго, кропотливо изучать работу творца, чтобы повторить ее.

* * *

Генерал Потапчук и сегодня приехал на службу, как приезжал всегда, в одно и то же время, ровно в восемь утра. Помощник доложил о том, что произошло за ночь, кто звонил и по какому вопросу. Но все звонки могли подождать, и генерал, усевшись в кресло, попросил у помощника сводку происшествии по Москве за последние три дня. Это была давняя привычка Потапчука – вместо чтения утренней газеты, где вес любят переврать и перепутать, он просматривал милицейские сводки: там не было эмоций, но были факты. Он тщательно отслеживал фамилии, адреса в надежде зацепиться за что-нибудь нужное. И на этот раз ему повезло.

Первыми он прочитал оперативные сообщения об убийстве генерала Самсонова Льва Ивановича и о трагической смерти в подворотне собственного дома у Патриарших прудов бывшего помощника управляющего делами ЦК КПСС Башманова Антона Антоновича. И того и другого Потапчук когда-то знал лично.

– Что за напасть?..

Генерал принялся изучать подробности происшествия, которых оказалось не так уж и много. Затем вызвал своего помощника и сказал:

– Александр, смотри сюда, – сообщения о гибели Самсонова и Башманова генерал обвел желтым маркером. – Мне, пожалуйста, по этим делам срочно все, что есть.

– Насколько срочно?

– Как сумеешь, главное, ничего не упустить. Свяжись с МВД, может быть, они владеют свежей информацией. Словом, доставь мне все. А также фамилии следователей, которые ведут эти дела, и их телефоны. Ты меня понял?

– Так точно.

Помощник ушел. А генерал Потапчук прикрыл ладонями лицо и глубоко задумался, вороша память.

«И Башманов, и Самсонов так или иначе были связаны с изготовлением фальшивок. Они в свое время работали на Старой площади и владели такой информацией, за которую их могли ликвидировать. Если дело в ней, то почему их не убрали раньше?»

Генерала не покидало ощущение, что сработала старая мина, о существовании которой забыли все, даже сами минеры, установившие ее.

«Почему же это случилось только сейчас?»

И вдруг у Потапчука возникла догадка, поразившая его наподобие молнии. Он резко выдвинул верхний ящик письменного стола, вытащил оттуда конверт из серой крафтовой бумаги. В конверте лежала стодолларовая банкнота, изготовленная гравером Домбровским, и заключение экспертизы Центробанка России.

«Вот он – детонатор сработавшей старой мины! Случайного стечения обстоятельств не может быть. Это то же самое, как если бы обезьяна, сидя за печатной машинкой, оттарабанила страницу связного текста…»

И тут генерал отчетливо понял, что в списке погибших должна стоять фамилия еще одного человека – человека, которого он хорошо знает, с которым он встречался, человек, который ему и дал ниточку в руку.

– Иосиф Михайлович… Иосиф Михайлович… – пробормотал Потапчук, протягивая руку к телефону, и на этот раз по памяти набрал номер. – Не думал я, что это настолько серьезно…

Но телефон Домбровского молчал.

«Что же это такое? Где он может быть? – генерал взглянул на часы. Была половина девятого утра. – Странно. По идее должен находиться дома, ведь он живет размеренной жизнью. Ну, ну, подходи к телефону, Иосиф Михаилович, скорее!»

Но телефон упрямо не отвечал. Генерал бросил трубку, выскочил из-за стола, слишком легко и быстро для своих лет, и прошелся по кабинету одним из любимых маршрутов – по диагонали большого ковра. Генерал Потапчук готов уже был приказать, чтобы машина ждала у входа, и собирался сразу же выехать к Домбровскому. Но тут зазвонил телефон, и генералу пришлось отвечать на вопросы одного из заместителей директора ФСБ. Вопросы тот ставил банальные, а если учесть ситуацию, то даже тупые. Но тем не менее, организационные вопросы тоже со счетов не сбросить. Этот разговор занял минут пятнадцать времени и испортил настроение генералу Потапчуку вконец. После подобного разговора приходится садиться к столу и писать кучу бумаг, составлять кучу ненужных прожектов, чего генерал не выносил, потому что был реалистом. Большинству из начинаний предопределена очень короткая жизнь по самой элементарной причине – из-за нехватки финансовых средств. Но работа есть работа, и нужно делать даже то, что тебе не нравится.

Глава 9

Иосиф Михайлович Домбровский сидел за своим рабочим столом при включенной настольной лампе, с тяжелой лупой в правой руке. Левой он придерживал папиросную бумагу из дорогого факсимильного издания, купленного еще в те далекие времена, когда хорошие книги были доступны лишь избранным и стоили очень дорого. А к избранным относился и Иосиф Михайлович Домбровский, ведь он тогда работал на КГБ, хватало и денег и связей, он мог позволить себе купить то, о чем другие лишь мечтали. У него собралась богатейшая личная библиотека.