Упражнения в стиле - Раймон Кено

Пьянье почернел, как пьявка.

— Послушайте, я не выношу, когда мне указывают.

— Но вы же не откажетесь продать ботиночный шнурок человеку, которому он позарез необходим. Это же все равно что отказать голодному в куске хлеба.

— Знаете что, не берите меня на жалость.

— А пару башмаков? Вы и пару башмаков откажетесь продать?

— Ну вы совсем того! — вскричал Пьянье.

— Это почему?

— Я — сапожник, а не торговец обувью. Ne sutor ultra crepidem[13], как говорили древние. Сечете по-латыни? Usque non ascendam anch’io son pittore adios amigos amen[14][*] и тепе. Но навряд ли вы способны это оценить. Вы ж не кюре, а мусор.

— Позвольте, однако, осведомиться, с чего вы это взяли?

— Мусор или сатир.

Субчик спокойненько пожал плечами и произнес без убежденности, но и без горечи:

— Оскорбления — вот благодарность за то, что возвращаешь потерявшегося ребенка родственникам. Оскорбления.

И, тяжело вздохнув, добавил:

— Тем еще родственникам.

Пьянье оторвал задницу от стула и спросил с угрозой:

— А чем это не нравятся вам родственники? В чем вы их можете упрекнуть?

— О, абсолютно ни в чем (вздох).

— Нет уж, выкладывайте.

— Дядюшка-то пидор.

— Неправда! — возводил Пьянье. — Неправда! Я запрещаю вам так говорить!

— Вы, голубчик, ничего не можете мне запретить. Вы мне не начальник.

— Габриель, — с эмфазой возговорил Пьянье, — честный гражданин, честный и уважаемый гражданин. Между прочим, все жители квартала любят его.

— Еще бы, обольстительная особа.

— Вы у меня уже вот где сидите с вашими оскорбительными предположениями. Еще раз повторяю, Габриель никакой не пассивник, это же яснее ясного.

— Где доказательства? — спросил субчик.

— Да ничего нет проще, — отвечал Пьянье. — Он женат.

— Это ничего не доказывает, — сказал тип. — Возьмем, к примеру, Генриха Третьего. Он тоже был женат.

— И на ком же? (улыбка).

— На Луизе де Водемон.

Пьянье усмехнулся.

— Если бы эта дамочка и вправду была королевой Франции, это было бы известно.

— А это всем известно.

— Вы небось слышали это по телеку (гримаса). И вы верите всему, что там плетут?

— Да это можно прочитать в любой книжке.

— Даже в телефонном справочнике?

Субчик не нашелся с ответом.

— Вот видите, — снисходительно заметил Пьянье.

И продолжил крылатым выражением:

— Не следует, поверьте мне, судить о людях столь поспешно. Да, Габриель танцует в ночном клубе у гомосеков в костюме севильянки. Ну и что из того? Что это доказывает? Кстати, дайте-ка мне ваш башмак, я вдену шнурок.

Субчик разулся и в ожидании конца операции по замене шнурка стоял, как цапля, на одной ноге.

— Ничего не доказывает, — продолжал Пьянье, — кроме того, что дурачье ржет. Верзила в костюме тореро может вызвать улыбку, но если тот же верзила переоденется севильянкой, все будут покатываться со смеху. Между прочим, это не все, он танцует еще «Умирающего лебедя», как в Опере. В пачке танцует. Ну, тут уж зрители со стульев валятся. Вы мне станете говорить про человеческую глупость. Заранее согласен, но это его профессия, и она ничуть не хуже любой другой, разве не так?

— Тоже мне профессия, — сказал субчик, ограничившись лишь этими тремя словами.

— Тоже мне профессия, тоже мне профессия... — негодующе передразнил его Пьянье. — А вы всегда гордитесь своей профессией?

Субчик ничего не ответил.

(взаимообоюдное молчание).

— Держите, — сказал Пьянье. — Вот ваш башмак с новеньким шнурком.

— Сколько я вам обязан?

— Нисколько, — ответил Пьянье.

И добавил:

— Вы, между прочим, не больно-то разговорчивы.

— С вашей стороны несправедливо обвинять меня в подобном, ведь это я к вам подошел.

— Но вы же не отвечаете на вопросы, которые вам задают.

— Например, на какие?

— Любите ли вы шпинат?

— С маленькими греночками — люблю, а так — нет.

Пьянье на миг погрузился в задумчивость, после чего вполголоса выпустил очередь черных слов.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался субчик.

— Дорого бы я дал, чтобы узнать, зачем вы явились в наши окрестности.

— Я привел потерявшегося ребенка к его родным.

— Этак вы меня и впрямь заставите в это поверить.

— И навлек на себя массу неприятностей.

— Ну, не таких уж и страшных, — заметил Пьянье.

— Я вовсе не имею в виду историю с королем сегидильи и принцессой при голубых джиннах[*] (молчание). Все куда ужасней.

— В каком смысле? — испуганно спросил впечатлительный Пьянье.

— Я привел девочку к родным и — потерялся.

— Ну, это пустяки, — молвил успокоенный Пьянье. — Повернете вон там налево, пойдете прямо и как раз упретесь в метро. Как видите, совсем просто.

— Да не в этом дело. Я себя, себя потерял.

— Чего-т я вас не понимаю, — вновь встревожился Пьянье.

— А вы спрашивайте меня, задавайте вопросы и поймете.

— Но вы ж не отвечаете на вопросы.

— О, какая несправедливость! Разве я не ответил вам про шпинат?

Пьянье почесал в затылке.

— Ну, например...

Однако, смешавшись, он так и не закончил.

— Спрашивайте, — настаивал субчик, — спрашивайте же.

(молчание).

Пьянье потупил взгляд.

Субчик поспешил ему на помощь:

— Может, вы хотели узнать мое фамилие?

— Да, — согласился Пьянье, — точно, ваше фамилие.

— А я не знаю.

Пьянье поднял глаза.

— Здорово это вы, — сказал он.

— Ну не знаю я, не знаю.

— Как так?

— Как? Да вот так. Я не выучил его на память, (молчание).

— Издеваетесь? — спросил Пьянье.

— Ну почему же?

— А что, собственную фамилию надо выучивать на память?

— Вот вы, — сказал тип, — как вы зоветесь?

— Ну, Пьянье, — ответил, не чуя ничего худого, Пьянье.

— Видите, вы знаете на память свою фамилию — Пьянье.

— Ну да, — пробормотал Пьянье.

— Но со мной-то хуже всего, — сказал тип, — что я не знаю, была ли она у меня раньше.

— Фамилия, что ли?

— Да, фамилия.

— Этого не может быть, — подавленно пробормотал Пьянье.

— Может, еще как может. И вообще, что значит не может быть, если так оно и есть.

— Выходит, у вас никогда не было фамилии?

— Очень даже похоже.

— А у вас из-за этого никогда не бывало неприятностей?

— Не слишком много.

(молчание)

Субчик повторил:

— Не слишком много.

(молчание).

— А возраст? — вдруг спросил Пьянье. — Может, вы и возраста своего не знаете?

— Естественно, не знаю, — отвечал субчик.

Пьянье испытующе воззрился на физиономию собеседника.

— Вам, должно быть, лет...

И остановился.

— Трудно сказать, — буркнул он.

— Не правда ли? Так что, когда вы зададите мне вопрос о моей профессии, а я не отвечу, виной тому будет вовсе не мое нежелание.

— Разумеется, — согласился с ним перепуганный Пьянье.

Запинающийся гул мотора заставил субчика обернуться. Мимо прокатило дряхлое такси, везущее Зази и Габриеля.

— На прогулку отправились, — заметил субчик.

Пьянье от комментариев воздержался. Ему хотелось, чтобы и субчик тоже отправился прогуляться.

— Мне остается лишь поблагодарить вас, — сказал субчик.

— Не за что, — ответил Пьянье.

— А к метро, значит, туда? (жест) — спросил субчик.

— Туда.

— Крайне полезные сведения, — заметил субчик. — Особенно во время забастовки.

— Но вы сможете свериться с планом, — сказал Пьянье.

И изо всех сил принялся колотить по подметке, а субчик ушкандыбал.

VIII 

— Ах, Париж! — с энтузиазмом гурмана воскликнул Габриель. — Зази, гляди! — вдруг прервался он, указывая куда-то вдаль. — Видишь? Метро!

— Метро? — встрепенулась Зази.

И нахмурила брови.

— Разумеется, наземный участок, — благостным голосом пояснил Габриель.

И прежде чем она успела вознегодовать, он опять вскричал:

— А это видишь? Вон там! Гляди!! Пантеон!!!

— Это не Пантеон, — возразил Шарль, — а Дом Инвалидов.

— Опять начинаете, — сказала Зази.

— Да ты что? — заорал Габриель. — По-твоему, это не Пантеон?

— Нет, это Дом Инвалидов, — стоял на своем Шарль.

Габриель повернулся к нему и спросил, глядя прямо в глаза:

— Ты уверен? Абсолютно уверен?

Шарль не ответил.

— А в чем-нибудь ты бываешь абсолютно уверен? — не унимался Габриель.

— Вспомнил! — тоже заорал Шарль. — Эта штука никакой не Дом Инвалидов, а вовсе Сакре-Кер.

— Если это Сакре-Кер, то ты у нас тогда сакре-хер, — пошутил Габриель.