Подчасок с поста «Старик» - Михаил Иванович Божаткин

атаманши, — отпарировал комиссар.

— Мне кажется, вы пришли сюда не для спора по идеологическим вопросам, — сказал человек во френче, доставая портсигар. Раскрыл его, протянул Матвееву. Тот взял папиросу.

Белокурый же положил папиросу на вытянутые пальцы левой руки, тихонечко ударил портсигаром по кисти, и папироса, описав дугу, очутилась во рту — точно так же, как сейчас.

«Он, он! — уже совсем уверенно подумал Тимофей. — И волосы и лицо… А он меня не узнает? Да нет, я за дверью, в темноте стоял…»

А воспоминания не отпускали, снова потянули к событиям в Аскании-Нова.

— Если признаем, что тогда? — спросил белокурый.

— Предлагаю влиться в наш отряд и вместе отстаивать Советскую власть, биться с немцами.

— А если не согласимся?

— Разоружим. Кто не подчинится — уничтожим.

— Разрешите посоветоваться, подумать.

— Хорошо. Через час ждем ответа. — Матвеев встал, направился к выходу, но около двери обернулся.

— Можно вопрос?

— Прошу!

— Вы на Кавказском фронте воевали?

— Так точно!

— Из Трапезунда на эсминце «Дерзком» уходили?

— Кажется…

— Тогда вы, господин поручик, должны меня помнить.

Белокурый по-волчьи, сбоку быстро взглянул на Матвеева.

— Простите, не узнаю… Сами понимаете, в команде вас было много, и с первого взгляда все матросы кажутся на одно лицо… Да и переход был, насколько мне помнится, ночью.

— Это точно… Но вечером, сразу же по выходу из порта, ведь вас солдаты хотели за борт выбросить?

Поручик промолчал.

— Я тогда за вас вступился, — напомнил Матвеев и покинул комнату.

Напрасно Матвеев ждал ответа — анархисты через несколько минут улепетнули из имения и исчезли, растворились в степной темноте. Потом говорили, что их отряд подался вверх по Днепру, в Екатеринославщину, а то вроде бы перешел к махновцам. Но ходили слухи и о том, что поручик Булдыга-Борщевский, узнав, что Махно не жалует офицеров, застрелил свою сожительницу-атаманшу, забрал награбленные ценности и исчез.

«Вот где выплыл», — подумал Тимофей и ответил:

— Куда уж мне теперь деваться…

Глава XIII

ЗАПИСКА

Лежать бы да блаженствовать Тимофею: тишина, покой, еда отличная, сено в возке, покрытое рядном, мягче перины. Шеллер-Михайлов оказался не таким уж и скучным, как казалось вначале. Да нет покоя на душе; дни идут, а пока ничего не известно.

Послышался рокот мотора. Автомобиль? Нет, не похоже. Самолет? Откуда он здесь мог появиться? Рокот затих около дома, и вдруг в сарай вскочила Настя, схватила вилы и к двери.

— Ты куда?

— Там Шок приехал… Сейчас я его!..

— Да ты с ума сошла! — поймал ее около самой двери Тимофей.

— Пусти меня, пусти!.. Это он, Людвиг Шок, моего отца… И тогда он на мотоцикле приезжал… Пусти, я его… — и она попыталась вырваться.

— А ну не дури! — Тимка вырвал вилы, отбросил в угол, а ее оттолкнул к возку. — Да ты и подойти к нему не успеешь, как тебя…

— Но он же моего отца… Я сама видела…

— Ну хорошо, убьешь ты его, но ведь остальные останутся…

Снова застрекотал мотор мотоцикла, стал удаляться и стих.

— Да ты и не успела бы ничего сделать, уехал…

— Но как же так… Ведь сам дядя Адам говорил, что Шоки — бандиты… А сейчас руку ему пожимал, улыбался… — шептала сквозь слезы Настя.

Тимофей усадил ее на сено, заговорил, тихонько поглаживая вздрагивающие плечи девушки:

— А они и есть бандиты. Все, что здесь собираются. Почему они твоего отца убили? Потому что он был за Советскую власть, хотел, чтобы всем беднякам хорошо жилось. А чего хотят Шоки, эти офицеры, твой дядя Адам? Свергнуть Советскую власть, уничтожить большевиков. Значит, они идут против народа. Как же их иначе назвать? Бандиты!

Настя молчала, только плечи ее по-прежнему вздрагивали от сдерживаемых рыданий. И вдруг она заговорила быстро, сбивчиво:

— Я тогда обед бате принесла… Он куда-то собирался, поел наскоро… Я только вышла — мотоцикл подъехал. Красный весь — я впервые его увидела. Трое на нем. Я за кусты спряталась, смотрю, что будет. Один у машины остался, двое в ревком пошли. Потом вытащили отца. Тот, что за рулем был, в перчатках таких длинных, до локтя, отца наганом по голове. Потом выстрелил… Я так испугалась, даже кричать не смогла. А когда они уехали — к отцу. А он уже и не дышит… Люди сказали, что это были Шоки. За рулем-то старший, Людвиг. И сейчас он приезжал. И мотоцикл тот же, и перчатки такие же… Ну зачем ты меня не пустил?

— Успокойся, Настя, успокойся, — машинально гладил ее плечо Тимофей. — Ведь Шок-то не один. Смотри, сколько их. Вот нам и нужно разузнать, что они замышляют, чтобы не только Шока, а всех… Под корень…

— Я понимаю, Тима, понимаю, я постараюсь, я все сделаю.

— Смотри, чтобы они не догадались!

— Ну нет, теперь я буду стараться, стану улыбаться, прислуживать. Нет, Тима, они ничего не заметят.

Она встала, вытерла концом платка глаза, лицо. Вздохнула.

— Я пойду, Тима…

— Посиди еще, успокойся…

— Ничего, ты за меня не волнуйся. Ну и обо всем, что услышу или узнаю, я тебе буду рассказывать, — и выскользнула из сарая.

А Тимофей прилег на сено, и снова думы нахлынули на него. О Шоках он слыхал. В прошлом году они организовали небольшую банду, терроризировали население, уничтожали советских работников. Потом служили в деникинской армии, а теперь, значит, здесь.

«Сколько же здесь офицеров?» — начал подсчитывать Тимофей. Выходило, не менее двух десятков. Это те, которые сюда приезжали, а, наверное, есть и в других колониях. «Широко размахнулись! Как же обо всем сообщить Неуспокоеву?» — ломал он голову.

И неожиданно случай подвернулся. Вечером приехал Жора Мичиган. Увидел Тимофея и сразу же рот у него растянулся от уха до уха, глаза скрылись в щелочках век — полный восторг.

— Ну как, загораешь? Молодичку еще не нашел? Только ты смотри, за Настей ни-ни… Поговаривают, хозяин на нее сам метит…

Говоря откровенно, тут Жора Мичиган немного приврал. Адам Гильфер был вдов, может быть, он и подумывал о женитьбе, но не на неимущей же сиротке!.. Нет, это было на него совсем не похоже. Вот Жора — это да. Он сам предлагал Насте руку и сердце и, внутренне чувствуя превосходство Недоли над собой, старался уберечь ее, прячась за чужой спиной.

— А немцы, они, брат, такое могут сделать — был человек и нету…

«И этот пугает…»

— До молодок ли мне, — ответил. — После госпиталя до сего времени от ветра шатаюсь… Да и есть у меня человек.

— Это Маруся-то, что ли? Когда ты теперь ее увидишь! Да что у вас