Подчасок с поста «Старик» - Михаил Иванович Божаткин

был из немцев-колонистов, звали его Иоганном, а для краткости Еганом. Все, что говорил Тимофей, он запоминал, но как-то механически. Вставлять ленту в приемник он научился сразу, подавал ее правильно, но малейшая неисправность, перекос, и этот увалень не знал, что делать. А Жора ничего не мог запомнить. Все наставления Тимофея он сразу же забывал начисто.

— И зачем это нужно? — сокрушался Мичиган. — Ведь как хорошо раньше жили! Мы с тобой уже закончили бы учебу…

Тимофей промолчал; возможно, Жора и закончил бы, но ему-то пришлось уйти на завод.

— Или же… — начал было Жора, но Недоля перебил его, в спор вступать он не мог, а соглашаться и поддакивать не было никакого желания.

— Давайте постреляем…

— Давай… — чуть слышно согласился Жора.

Тимофей невольно улыбнулся.

— Ты чего? — хмуро спросил Мичиган.

— Да так… Вспомнил, как меня учили…

…Пулеметчиком Тимофей стал под Новороссийском, когда Днепровский полк охранял там берег. Учителем его был водолаз из Морпартии, созданной для подъема погибшего за год до революции дредноута «Императрица Мария». Водолаз был невысок ростом, плечист, носил чуб чуть ли не до глаз, а в ухе — диковинную серьгу с какими-то непонятными письменами. В особые подробности при объяснении матрос не вдавался, но любой пулемет мог разобрать и собрать с завязанными глазами и огонь вел в точку: брил, а не стрелял.

— Начинай! — оторвался Тимофей от воспоминаний. Еган вставил ленту, Жора прилег у пулемета.

— Прицельную рамку подними.

Послушался Жора, поднял, нажал на гашетки, прозвучала дробь очереди. О господи, только две пули выбили светлые пятна в самом верху обрыва, а остальные пошли «за молоком».

От такой стрельбы Тимофей сначала было за голову взялся, но потом даже обрадовался. Ему-то что? Ленту подавать Еган может, нажимать на гашетки Жора научился, а уж куда полетят пули, что будут делать пулеметчики, если возникнет неисправность, это Недолю не очень-то интересовало. Вернее, он был даже заинтересован в том, чтобы стреляли они похуже.

— Может, обедать пора? — предложил как нельзя более кстати Жора. При упоминании обеда толстогубый Еган несколько оживился и потянул пулемет один, шагая быстрее всех.

А к хозяину опять гости приехали: во дворе две лошади. Видать, недавно прибыли: бока еще не просохли. И наготове — не расседланы, а лишь ослаблены подпруги. Увидел Настю — тревожно стало на душе, — лицо у нее какое-то испуганное, и по глазам видно: что-то хочет сказать.

Улучила минутку, шепнула на бегу.

— Время назначили… В воскресенье, в двенадцать дня… Поднимутся сразу все, сигнал — залп из всех орудий какого-то корабля…

«Два дня осталось, — мелькнула мысль. — Что же делать?»

И вдруг словно озарило: схватил Настю за плечи, затянул в открытую дверь сарая.

— Ты что, Тима? — зашептала она. — Увидят люди…

— А ты кричи, вырывайся…

Она непонимающе взглянула на него.

— Да кричи же! — ущипнул за бок.

Эх и оплеуху получил Тимофей, даже в ушах зазвенело, и в глазах радужные искры запрыгали.

— Слушай! — повелительно зашептал. — Как хочешь, любой повод придумай, но сегодня же ты должна выйти в Одессу. Запомни адрес: Маразлневская, 12. Запомнила? Прямо к уполномоченному особотдела Неуспокоеву. Скажи, о чем сообщал в письме, готово. И повтори то, что мне сейчас сказала. Ну, теперь беги… Да ругай меня!..

Настя все поняла. Выскочила из сарая красная, с горящими глазами и так начала честить Тимофея, что он и сам засомневался: может, она и вправду рассердилась и до поручения ей и дела нет?!

«Придется вечером ей объяснить все как следует», — думал он, выходя из сарая и невольно потирая щеку.

Первым его встретил Жора.

— Что ты к ней пристаешь? — с упреком начал он. — Говорил же тебе…

— Нужен я ей, как собаке пятая нога. И хозяин тоже… Влюблена она по уши…

— В кого же? — забеспокоился Мичиган.

— В тебя, чучело…

А Булдыга-Борщевский съязвил:

— Ишь ты, поглядеть на него — сирота, уши да нос торчат. А в любовных делах разбойник…

Глава XVI

ЛАНДАУ

Настя сразу сообразила, что к чему. Отпросилась у Гильфера домой, навестить якобы заболевшую сестру. Тот только рукой махнул — не до того ему сейчас.

— Иди!

И даже не спросил, когда вернется.

Вечером уехали Жора с Еганом и пулемет с собой увезли. А Тимофей, где бы ни был, что бы ни делал, об одном думал: доберется ли Настя до Одессы, предупредит ли, сумеют ли там принять меры? Ведь всего два дня осталось…

Мучили Тимофея эти вопросы и, чтобы хоть как-то отвлечься от них, начал удлинять патронную ленту. И только разрезал одну, как увидел перед носом дуло маузера.

— Ты что, гаденыш, задумал? — зашипел Булдыга-Борщевский.

Словно оборвалось все. «Настя попалась…» И такая вдруг тяжесть навалилась, нечем стало дышать…

— И так боеприпасов мало, а ты еще ленты портишь!

Отлегло — значит, с ней все в порядке. Тимофей заулыбался, успокаивая рассвирепевшего штабс-капитана.

— Что вы! Наоборот, я лучше делаю. Запасных лент нет, набивать в бою некогда. Вот и удлиняю. Вместо двухсот пятидесяти в ней будет четыреста патронов. Мы это еще в полку Бражникова делали. Здорово получается!..

— А ну-ка покажи, как это?

Недоля на глазах у Булдыги-Борщевского склепал ленту, протянул ему.

— Смотрите!

Штабс-капитан повертел в руках, все еще не пряча оружия.

— Так можно и на пятьсот, и на тысячу патронов сделать?

— Вообще-то да, только управляться с ней трудно. В коробку не влезет…

Штабс-капитан спрятал маузер, пригрозив:

— Смотри у меня!..

«Да уж смотрю, — подумал Тимофей. — Эх, скорее бы уж воскресенье…»

А тут откуда-то привезли ручной пулемет «шоша». Только он, наверное, был закопан в землю несмазанным и проржавел так, что некоторые детали затвора просто-напросто крошились в руках.

— Да, здесь уж ничего не сделаешь, — согласился Булдыга-Борщевский. — Иди отдыхай. А где же твоя краля?

— Кто это, Настя, что ли? А ну ее! Хотел пошутить, а она… — И Тимофей погладил щеку, словно она у него еще болела. А про себя подумал: «Поздно вспомнил, господин штабс-капитан. Она уже наверняка добралась До Одессы…»

Ночью Тимофей волновался, долго ворочался с боку на бок и заснул лишь под утро, да так крепко, что очнулся только от стука в дверь сарая.

— Эй, парень, вставай!

Вышел. Стоит у ворот сарая Булдыга-Борщевский. Ноги врозь, руки в бока, чуб на ухо. И хотя самогоном крепко несет, но глаза ясные, и весь он какой-то собранный, подтянутый.

— Переоденься-ка, — подбросил ногой к Недоле одежду. — А то тебя твои большевики так нарядили, хоть на огород вместо пугала ставь.

Тимофей и сам знал, что видавшие виды генеральские брюки