Ветер сквозь замочную скважину - Стивен Кинг

Когда ветер дует с севера, запах леса приносит видения – говорят старики. Нелл не знала, правда это или выдумка, но она точно знала, что запах Бескрайнего леса – это запах и жизни, и смерти. И еще она знала, что Тиму он нравится, как нравился и его отцу. Как нравится и ей самой (хотя часто и поневоле).

Она всегда втайне боялась того дня, когда ее сын станет достаточно взрослым и сильным, чтобы пойти в лес с отцом, но теперь горько жалела о том, что этот день никогда не настанет. Сэй Смэк и ее мать-и-матика – это хорошо и прекрасно, но Нелл знала, чего хочется ее сыну на самом деле, и ненавидела дракона, который отнял все это у Тима. Может быть, это была дракониха, и она лишь защищала свое гнездо, но Нелл ее ненавидела все равно. И очень надеялась, что эта чешуйчатая желтоглазая сука проглотит свой собственный огонь и взорвется – такое иной раз случается, если верить легендам.

И вот однажды, вскоре после того дня, когда Тим вернулся домой пораньше и застал маму в слезах, к Нелл пришел Большой Келлс. Тим в то время нанялся на работу к фермеру Дестри – на две недели, косить сено, – и Нелл была дома одна. Вернее, не дома, а в саду, где выпалывала сорняки, ползая на коленях. Увидев Большого Келлса, старого друга и напарника ее покойного мужа, она поднялась и вытерла грязные руки о холщовый фартук.

Она сразу поняла, зачем он пришел. Ей хватило одного взгляда на его чистые руки и аккуратно расчесанную бороду. Нелл Робертсон, Джек Росс и Берн Келлс знали друг друга с детства и с малых лет были большими друзьями. Однопометники из разных пометов – так жители Древесной деревни иногда называли их неразлучную троицу. Они и вправду всюду ходили вместе, когда были маленькими.

Когда же они подросли, мальчишки влюбились в Нелл. И хотя ей нравились оба, ее сердце горело страстью к Большому Россу; за него она вышла замуж и с ним разделила постель (хотя неизвестно, в такой ли именно последовательности; впрочем, никому и не было дела). Большой Келлс принял это достойно, как подобает мужчине. Он был шафером Росса на свадьбе и обвил жениха и невесту шелковой веревкой, когда священник закончил венчание и молодые готовились выйти из церкви. У дверей он снял с них веревку (хотя говорят, что на самом деле она никогда не снимается), расцеловал их обоих и пожелал долгих дней и приятных ночей на всю жизнь.

Хотя день был жарким, Келлс пришел к Нелл при полном параде, в плотном суконном пиджаке. Он достал из кармана кусок шелковой веревки, завязанной свободным узлом. Нелл уже знала, что так и будет. Женщины всегда знают такие вещи. Даже женщины, много лет бывшие замужем. А сердце Келлса нисколько не изменилось за все эти годы.

– Пойдешь за меня? – спросил он. – Если да, я продам свою землю Дестри. Старик давно зарится на мой участок: он примыкает к его восточному полю. Поселюсь у тебя, и у нас будут деньги. Скоро придет сборщик налогов, Нелли, и потребует денег. И как ты справишься одна, без мужа?

– Никак не справлюсь, и ты это знаешь.

– Тогда скажи: мы обовьемся веревкой?

Она нервно вытерла руки о фартук, хотя они уже были чистыми – разве что не вымытыми в ручье.

– Я… мне надо подумать.

– Чего тут думать? – Он достал свой платок – аккуратно свернутый в кармане, а не повязанный на шею, по обычаю лесорубов – и вытер лоб. – Либо выходишь за меня, и мы остаемся в деревне… работу парнишке я подберу, будет какой-никакой лишний доход, хотя парень еще маловат для леса… либо вы с ним пойдете по миру. Я могу поделиться, но не могу отдать даром, при всем желании. Потому что мне больше нечего продавать, кроме дома. А дом у меня только один.

Она подумала: Он пытается меня купить, чтобы я заполнила пустоту в его постели – пустоту, что осталась после Миллисент. Но это была нехорошая мысль, несправедливая по отношению к человеку, которого Нелл знала с самого детства, еще до того, как он стал мужчиной, и который в течение многих лет работал бок о бок с ее любимым мужем на темном, опасном участке леса у Тропы железных деревьев. Один за работой, другой на страже, так говорили старики. Где один, там и другой, друг без друга никак. И теперь, когда Джека Росса не стало, Берн Келлс зовет ее замуж. Это естественно.

И все же Нелл сомневалась.

– Приходи завтра в это же самое время, если не передумаешь, – сказала она. – Я дам ответ.

Это ему не понравилось; она поняла, что ему не понравилось. Увидела что-то в его глазах – что-то такое, что замечала и раньше, когда была совсем юной девушкой, за которой ухаживали двое пригожих парней и которой завидовали все подруги. Именно этот взгляд и заставил ее сомневаться, хотя Берн Келлс явился к ней, словно ангел-спаситель, и предложил ей – и Тиму, конечно – выход из трудного положения, в котором она оказалась после гибели мужа.

Он, видимо, понял, что она что-то заметила, и поспешно опустил глаза. Постоял так какое-то время, внимательно изучая носки своих сапог, а когда снова взглянул на Нелл, у него на лице сияла улыбка. Теперь, когда Большой Келлс улыбался, он был почти таким же красивым, как в юности… и все-таки не таким красивым, как Джек Росс.

– Стало быть, завтра. Но ни днем позже. В западных землях есть поговорка, моя дорогая. Когда тебе что-то предложат, не раздумывай долго, всякая ценность – она, как птица, расправит крылышки и улетит.

Она вымылась в ручье, постояла какое-то время, вдыхая кисло-сладкий аромат леса, потом вернулась домой и легла. Это было неслыханно, чтобы Нелл Росс валялась в постели средь бела дня, но ей надо было о многом подумать и многое вспомнить из тех времен, когда два молодых лесоруба соперничали за ее поцелуи.

Даже если бы она тогда воспылала не к Джеку Россу, а к Берну Келлсу (в то время его еще не называли Большим Келлсом, хотя отца у него не было; отец Берна погиб в лесу, его убил варт или какое-то другое чудовище), Нелл была не уверена, что согласилась бы выйти за него замуж. Трезвый Келлс был общительным и веселым – и надежным, как песок в песочных часах, но когда напивался, буянил, легко впадал в ярость и пускал в ход кулаки. А в те времена он пил много. Когда Росс и Нелл поженились, Келлс вообще запил горькую, и частенько случалось, что он просыпался наутро в тюрьме.

Джек какое-то время молчал, но после очередного запоя Келлса, когда тот разнес в щепки почти всю мебель в салуне, прежде чем его свалило с ног, Нелл сказала мужу, что с этим надо что-то делать. Большой Росс неохотно согласился. Он вытащил своего старого друга и напарника из тюрьмы – как делал уже не раз, – только теперь высказал ему все начистоту, а не просто дал добрый совет окунуться в ручей и сидеть там, пока в голове не прояснится.

– Слушай меня, Берн, и слушай внимательно. Мы с тобой дружим с раннего детства и работаем вместе с тех самых пор, как стали достаточно взрослыми, чтобы ходить к железным деревьям самостоятельно. Я прикрывал спину тебе, ты прикрывал спину мне. Я доверяю тебе, как себе самому… когда ты трезвый. Но когда ты заливаешь глаза, ты не надежнее, чем трясина. Я не справлюсь в лесу один, а если я не могу на тебя положиться, тогда я рискую потерять все, что имею – что мы оба имеем. Мне бы очень не хотелось искать другого напарника, но я тебя предупреждаю: у меня есть жена и ребенок, и я должен о них позаботиться.

Еще пару месяцев Келлс продолжал пить, скандалить и драться, как будто назло своему старому другу (и молодой жене своего старого друга). Большой Росс и вправду собрался искать себе нового напарника, как вдруг случилось чудо. Оно было маленьким, вряд ли больше пяти футов от макушки до пяток. Чудо звали Миллисент Редхаус. То, что Берн Келлс не сделал ради Большого Росса, он сделал ради Милли. А когда полтора года спустя Милли умерла при родах (ребенок тоже не выжил, умер еще до того, как «с мертвых щек бедной матери сошел румянец родильных потуг», как потом повитуха поведала Нелл по секрету), Росс впал в уныние.

– Теперь он опять начнет пить, и это может закончиться очень плохо.

Но Большой Келлс не запил. Не брал в рот ни капли, а если ему по каким-то делам случалось пройти мимо салуна Гитти, он переходил на другую сторону улицы. Он сказал, что Милли просила его не пить, и если он не исполнит последнюю волю покойной жены, это будет оскорблением ее памяти.

– Я скорее умру, чем опять начну пить, – сказал он.

Он держал свое слово… но иногда Нелл замечала, как он на нее смотрит. Даже, пожалуй, частенько. Он не делал ничего такого, что можно было бы посчитать непристойным или нескромным, никогда не пытался к ней прикоснуться, не пробовал даже сорвать поцелуй на празднике Жатвы, но она видела, как он на нее смотрит. Не так, как мужчина смотрит на друга или на жену друга, а так, как мужчина смотрит на женщину.

Тим вернулся домой за час до заката, весь потный и облепленный сеном, но очень довольный. Фермер Дестри расплатился с ним запиской, по которой можно было отовариться в лавке – причем на изрядную сумму, – а жена Дестри, добрая женщина, добавила целый мешок сладкого перца и помидоров. Нелл взяла у сына мешок и записку, поблагодарила его, поцеловала, выдала толстый бутерброд и отправила мыться в ручье.